[21].
В то время как германское правительство оправдывало благородными намерениями присутствие своих вооружённых сил в зоне боевых действий на Балканах, сама идея операции НАТО по противодействию ксенофобскому насилию выглядела достаточно лицемерной. Ведь силы альянса поддерживали иррегулярные формирования косовских албанцев во главе с безжалостным хорватским наёмником, который всего несколько лет назад играл ключевую роль в изгнании четверти миллиона человек из сербских анклавов в Хорватии. Более того, в ходе возглавленной американцами кампании НАТО против Югославии широко использовались вертолёты «Апач» и крылатые ракеты «Томагавк» — поистине оруэлловская изощрённость, заставившая журналиста французского «Le Monde Diplomatique» задаться вопросом: «Это цинизм? Амнезия? Или американцы просто не подумали о том, что оружие, которым они воюют против сербского режима и его одиозных этнических чисток, названо в честь индейцев, уничтоженных в прошлом веке?» («апач» и «томагавк» — слова индейского происхождения в американском английском — Примеч. пёр.)[22].
Американским официальным лицам, испытывающим отвращение к призракам собственного прошлого, ещё предстоит повиниться в проведении одной из самых грязных секретных операций холодной войны: использовании ЦРУ и НАТО разветвлённой нацистской шпионской сети в тайной войне против Советского Союза. Решение принять на службу вскоре после Второй мировой войны несколько тысяч ветеранов Третьего рейха — включая и многих военных преступников — негативно сказалось на советско–американских отношениях и дало толчок толерантному отношению США к нарушениям прав человека и иным преступлениям, совершаемым именем антикоммунизма. Эти тайные «объятия» с нацистами дали толчок антидемократическим действиям ЦРУ в зарубежных странах[23].
По мнению американских политиков, интеграция Германии в западный мир и экономическая реконструкция страны были важнее активной денацификации. Выживание фашизма обеспечивалось жёсткими требованиями противостояния Востока и Запада. Такая ситуация стала спасательным плотом для десятков тысяч нацистских преступников, получивших шанс избежать наказания, позволив сделать себя полезными инструментами в борьбе с коммунизмом. В тёмном мире шпионажа времён холодной войны нашли своё место и некоторые из наиболее высокопоставленных соратников Гитлера — носители смертоносных идей. По иронии судьбы некоторые бывшие нацисты, поступившие на службу ЦРУ, позднее играли ведущую роль в неофашистских организациях, ненавидевших Соединённые Штаты. Одним из последствий мерзкого союза ЦРУ с ветеранами шпионской службы нацистов стало возрождение в Европе движения ультраправых экстремистов, свидетелями которого мы сегодня являемся. Его идеи уходят корнями в Третий рейх, а его передаточным звеном стали фашистские коллаборационисты, работавшие на американскую разведку.
«Неофашизм и неонацизм завоёвывают популярность во многих странах, особенно в Европе», — предупреждает Морис Глеле–Ахонханзо, специальный докладчик Комиссии ООН по правам человека. Особую озабоченность, как отметил Глеле–Ахонханзо в своём 10-страничном докладе Генеральной Ассамблее ООН в 1998 году, вызывает «рост влияния партий, придерживающихся ультраправых взглядов и процветающих в экономической и социальной ситуации страха и отчаяния». По мнению докладчика, такая ситуация спровоцирована «совокупным результатом глобализации, кризиса идентичности и социальной изоляции»[24].
Сегодня в Западной Европе насчитывается 50 миллионов бедняков, 18 миллионов безработных и три миллиона бездомных. В посткоммунистической Восточной Европе ситуация значительно хуже. Подобные условия создают благоприятную почву для ультраправых организаций, разнящихся по величине от крохотных групп раскольников и подпольных террористических ячеек до крупных политических партий. Бросающиеся в глаза группы скинхедов, как правило, используются в качестве ударных частей ультраправых в Европе. В то же время, по мнению Глеле–Ахонханзо, более массовые неофашистские организации «провели преобразования, чтобы выглядеть скорее радикальными правыми демократическими партиями и смягчить свой образ, скрывая свою неизменную приверженность расизму и ксенофобии».
Послевоенное возрождение фашизма в Европе — это дело рук не «кидающего зиги» диктатора, окружённого людьми в коричневых рубашках со свастикой на рукавах. Скорее мы имеем дело с новым поколением правых экстремистов, которое олицетворяет фюрер Австрийской партии свободы Йорг Хайдер (Jorg Haider). Они приспособили свои идеи и облик к задачам сегодняшнего дня. Хайдер, утверждающий, что все солдаты Второй мировой войны, на чьей бы стороне они ни сражались, воевали за мир и свободу, получил на общенациональных выборах в марте 1999 года 42% голосов избирателей, что дало ему неплохие шансы в борьбе за пост канцлера страны. Еврейская общественность осудила результаты выборов, назвав их «катастрофой для Австрии».
В попытке помешать неумолимому движению Хайдера к власти, основные австрийские политические партии все в большей степени стали прибегать к лозунгам и политике ультраправых. «Постепенно правящие страной политики стали выполнять желания Хайдера иногда даже до того, как они были им сформулированы, — заметил Николаус Кумрат, глава работающей в Вене группы по поддержке иммигрантов. — Все смотрят на него, как кролик на удава. Как будто они боятся его взглядов и стремятся реализовать их до того, как это сделает он сам»[25].
Значение Хайдера и его европейских двойников заключается не в том, что они были на волосок от власти, а в том, как сильно они смогли навязать свои взгляды по ключевым вопросам традиционным европейским политикам. Даже проигрывая выборы, неофашисты являются своего рода токсином в водопроводной воде европейской политики. Они отравляют общественный дискурс и вынуждают партии истеблишмента занимать ранее считавшиеся экстремистскими позиции, чтобы отразить выпады со стороны крайне правых.
Французский политолог Пьер–Андре Тагиефф (Pierre–Andre Taguieff) называет этот процесс «лепенизацией политических дискуссий», подтверждая важную роль в современной политике Жана–Мари Ле Пена, лидера неофашистского «Национального фронта». Эта партия неуклонно расширяла своё влияние во Франции, возникнув из небытия в начале 1980‑х годов. Сумев привлечь на свою сторону широкий спектр избирателей, организация Ле Пена превратилась в мощную политическую силу. К середине 1990‑х годов она стала достаточно популярной у французских рабочих, второй по значимости среди лиц, впервые пришедших на выборы, и, наконец, третьей партией в масштабах всей страны. В муниципалитетах, возглавленных представителями «Национального фронта», местные чиновники подвергали цензуре книги из библиотечного фонда, убирали с уличных указателей имена антифашистов и левых политиков, таких как президент Южной Африки Нельсон Мандела. Популярность «Национального фронта» в избирательных кампаниях вызвала панику у традиционных правых, расколовшихся по вопросу о том, следует ли им заключать союз с партией Ле Пена.
Сам «Национальный фронт» испытал серьёзные внутренние противоречия, приведшие недавно к расколу партии. Тем не менее было бы преждевременно списывать её со счётов, особенно принимая во внимание тот факт, что её ксенофобский популизм продолжает вызывать симпатии у потерявших свои иллюзии избирателей. Ультраправые, как показывают недавние опросы общественного мнения, хорошо укоренились на французской политической сцене. Идеи Ле Пена продолжают пользоваться значительной поддержкой. По данным исследования Французской национальной комиссии, 38% французов признали, что являются расистами, 27% считают, что во Франции слишком много чернокожих, а 56% полагают, что в стране слишком много арабов[26].
Правоэкстремистские партии достигли существенных успехов в ряде стран Западной Европы. По данным опросов общественного мнения, их поддерживает свыше 15% населения Франции, Италии и Норвегии. Человеку, привыкшему к американской двухпартийной системе, этот процент может показаться незначительным, однако он способен сыграть заметную роль в парламентском голосовании и определении политического состава правительства[27].
Одним из основных игроков на бельгийской политической сцене стала неофашистская партия «Фламандский блок» (Vlaams Blok). Она разгромила конкурентов, завоевав свыше 30% голосов во втором по величине городе страны Антверпене. В Турции ультраправая Партия национального действия в 1999 году привлекла на свою сторону 18% голосов избирателей, став второй по величине партией в парламенте. («Турецкая нация превыше всех» — таким пронацистским был лозунг основателей этой партии, во время войны с энтузиазмом поддерживавших Гитлера.) Партия национального действия поддержала неонацистскую молодёжную группировку «Серые волки», терроризировавшую турецкое общество с начала 1960‑х годов. Сегодня эта партия входит в коалицию, сформировавшую правительство страны.
Правые экстремисты и антисемиты уже не отстают от популярных политиков и внедряются в политические системы всех стран Восточной Европы, где связанные с окончанием «холодной войны» надежды довольно быстро затмил, пользуясь выражением Вацлава Гавела, «посткоммунистический кошмар». В соответствии с данными исследования, проведённого в 1998 году Всемирным банком, после крушения советского блока страны Восточной Европы испытали резкое сокращение промышленного производства и падение уровня жизни. По словам экономиста Всемирного банка Бранка Милановича, «общее число бедных в 18 странах, по нашим оценкам, выросло в 12 раз, с 14 миллионов, или 4% населения, до 168 миллионов, или приблизительно 45% населения»