– Митрий Георгиевич, – сказал, подойдя к нему, один из полицейских, – он не сдастся – я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? В ставне щель широкая.
– Погодите, – сказал вдруг Григорий Александрович, повинуясь внезапной идее. – Я его возьму живого.
Ему не хотелось, чтобы Вахлюев предоставил Скворцову мертвого подозреваемого, который не сможет даже отпереться от убийств девушек. Это будет слишком уж просто.
– Да будет вам! – махнул рукой Вахлюев. – Стоит ли рисковать? – Кажется, предложение подчиненного ему понравилось больше.
– Да если я хочу? – твердо сказал Печорин.
Полицеймейстер пожал плечами.
– Ну, валяйте, – ответил он с явной неохотой.
В этот момент в толпе появился Раевич. Выглядел он, точно как во сне Григория Александровича – даже удивительно. Банкомет протиснулся между зеваками и остановился неподалеку от Печорина и Вахлюева. Полицеймейстер сразу заметил его, и лицо его мгновенно изменилось, приобретя какое-то напряженное, почти каменное выражение. Франт слегка наклонил голову, приветствуя его. Свою трость он держал за середину и слегка поигрывал ею, будто нетерпеливый зритель, ждущий премьеры.
– Я на секунду, – бросил Печорину Вахлюев и быстрым шагом направился к Раевичу.
Это было уж и вовсе удивительно. Банкомет и полицеймейстер отошли подальше и остановились, беседуя. Григорию Александровичу хотелось бы знать, о чем. Вездесущность Раевича поражала. И когда он успел свести такую тесную дружбу с местным полицеймейстером?
Вспомнился сон. Может, банкомет делает Вахлюеву предложение вроде того, что слышал от него ночью Печорин? Как он тогда выразился… Добавить небывалой остроты?
Дмитрий Георгиевич тем временем отрицательно покачал головой, затем взглянул на хату, где заперся казак, и снова покачал. Он от чего-то отказывался. Раевич принялся убеждать. Они стояли теперь к Печорину вполоборота, и можно было догадаться, что полицеймейстер колеблется, но все же не хочет делать того, что требует от него московский франт. Наконец Вахлюев в последний раз качнул головой и поспешно отошел от Раевича, проводившего его недовольным взглядом. Когда он поравнялся с Григорием Александровичем, одна сторона лица его нервно подергивалась. Вся вальяжная уверенность куда-то испарилась.
– Неприятности? – поинтересовался Печорин.
– А? – рассеянно отозвался Вахлюев. Потом понял и бросил быстрый взгляд в сторону Раевича. – Нет… Разумеется, нет! – повторил полицеймейстер более твердо и обвел взглядом своих людей. – Так что, вы решились? – спросил он Печорина.
– Да.
– Ну, в таком случае приступайте, – холодно сказал Вахлюев. – Только потом не жалуйтесь.
Оставив эту реплику без ответа, Григорий Александрович велел одному полицейскому завести с убийцей разговор и, поставив у двери трех околоточных, готовых при первом знаке ее выбить и броситься к нему на помощь, обошел хату и приблизился к роковому окну.
Сердце у него сильно билось, но не только от страха, но и от мысли, что он, как давеча Вулич, собирается испытать судьбу.
– Ах ты, окаянный! – кричал тем временем полицейский. – Что ты, над нами смеешься, что ли? Или думаешь, мы с тобой не совладаем? – Он стал стучать в дверь изо всей силы, а Григорий Александрович, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения.
В голову пришло, что именно о таком случае – когда жизнь ставится на карту – говорил во сне Раевич. Он просил не торопиться, а поговорить вначале с ним. Григорий Александрович усмехнулся, представив, что подходит сейчас к банкомету и начинает толковать ему о своем недавнем сне. Наверное, тот принял бы его за сумасшедшего. Может, проверить? Впрочем, глупости – не до этого!
Казак сидел, сосредоточив внимание на двери, и по сторонам не глядел. «Нечего тянуть, если уж решился», – сказал себе Печорин и, глубоко вздохнув, оторвал ставень.
Он бросился в окно головой вниз – будто в воду нырнул. Выстрел раздался у него над самым ухом, пуля сорвала эполет.
Дым, наполнивший комнату, помешал казаку найти шашку, лежавшую возле него. Григорий Александрович схватил его за руки.
Казак глухо зарычал и вырвался, но Печорин снова перехватил его запястья. Пальцы у него были сильные, и он секунд десять удерживал противника, несмотря на попытки того освободиться. Тогда казак резко боднул головой и угодил Печорину в скулу. Тот дернулся назад, но руки не разжал – лишь в глазах у него сверкнул азарт. Казак лягнул Григория Александровича сапогом в лодыжку, но тот вовремя убрал ногу. Зато противник Печорина потерял равновесие и покачнулся. Григорий Александрович не преминул воспользоваться этим и сильным толчком повалил казака на пол. Тот заорал от ярости и принялся колотить Печорина ногами. Удары были довольно болезненные, но терпимые. Пришлось навалиться на него всем телом, но весил Григорий Александрович не так уж много, и через несколько секунд казаку удалось приподнять его – но не сбросить с себя.
Все это время Печорин продолжал мертвой хваткой сжимать его запястья. Из уст казака вырвалось хриплое ругательство, а сумасшедшие глаза вперились в валявшуюся подле шашку. Конечно, если бы он сумел освободить хоть одну руку и дотянуться до нее, перевес мгновенно оказался бы на его стороне! Печорин понимал, что ни при каких условиях нельзя позволить ему этого.
Казак снова попытался скинуть с себя противника. На этот раз он подтянул ноги к животу, уперся ими в Григория Александровича и резко распрямил. Печорин слетел с него, рухнув на бок. Воспользовавшись этим, казак с торжествующим воплем поднялся на колени.
Еще мгновение, и он достал бы до шашки, но тут ворвались полицейские во главе с Вахлюевым и навалились на казака. Через три минуты преступник был связан и уведен под конвоем. Полицеймейстер выглядел довольным. Кажется, он и правда вознамерился выдать арестованного за убийцу девушек. Недальновидно и не похоже на Вахлюева. Неужели он больше не дорожит своим кормным местом при Пятигорском градоначальнике?
Народ начал расходиться. Кто-то из местных увел под руку мать преступника. Она не плакала, только мелко трясла головой.
Офицеры поздравляли Григория Александровича. Тот сдержанно отвечал, ища глазами Раевича, но московский франт, похоже, ушел еще до развязки.
– Как вам взбрело в голову это сделать?! – укорил Печорина Вернер. – Это не ваше дело – ловить пьяных казаков!
– Хуже смерти ничего не случится, а смерти не минуешь, – отмахнулся Григорий Александрович.
– Демагогия, – осуждающе покачал головой доктор. – Тяга к саморазрушению. Я знаю, вы хотели, как Вулич. Испытать себя, а заодно и судьбу. Но только все это ничего не доказывает, потому как азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или недостаточно крепко прижмешь пальцем.
– Пусть так. – Меньше всего Григорий Александрович был сейчас склонен спорить. Его слегка трясло от нервного возбуждения, хоть он и старался этого не показать.
Вернувшись домой, Печорин заснул как убитый. На этот раз никакие сновидения его не беспокоили, и Раевич не появился, чтобы сделать очередное интригующее предложение.
Глава 5,в которой посещается грот Дианы
Печорин встал только около полудня. Голова немного болела, и он решил прогуляться, чтобы проветрить ее после ночных событий.
Сейчас, на ярком солнечном свете, недавняя эскапада казалась настоящим помутнением рассудка: для чего, в самом деле, понадобилось ему вступать в схватку с казаком?! Григорий Александрович поднял руку и потрогал ушибленную в драке скулу. Стоило ли рисковать жизнью, поддавшись сиюминутному порыву, нелепой фантазии? Ему повезло, что пуля только сбила эполет и не попала в грудь.
Шагая по дорожкам Пятигорска, Григорий Александрович вспомнил слова Вернера о блондинке с родинкой, показавшейся доктору больной. Печорин был почему-то уверен, что предчувствие не обмануло его, и это та самая дама, которую он некогда знал. Неожиданно грусть стеснила его сердце. Судьба ли свела их опять, или она нарочно приехала, зная, что встретит его? И как произойдет их встреча? Григорий Александрович не то чтобы чувствовал себя виноватым, но понимал, что женщина может быть на него в претензии, пусть даже никогда не выскажет ее.
Пообедав в ресторации, Григорий Александрович отправился на бульвар и обнаружил там толпу. Княгиня с княжной сидели на скамье, окруженные молодежью. Печорин расположился на некотором расстоянии на другой лавке. Головная боль прошла, и он обдумывал дальнейшие действия относительно розыска душегуба, но веселье, окружавшее Лиговских, отвлекло его. Он видел, что Грушницкий следит за каждым движением княжны и ревностно ограждает ее от попыток остальных молодых людей любезничать с ней, чем, кажется, уже вызвал неудовольствие некоторых из них. Если так будет продолжаться, то, пожалуй, дойдет до дуэли.
Через некоторое время Грушницкий заметил Печорина и направился к нему, поминутно оглядываясь. Должно быть, ему было нелегко оставить предмет своих воздыханий, но какие-то новости заставили юнкера покинуть его на некоторое время. Было ясно, что связаны они с Печориным.
– Ты решительно не хочешь познакомиться с Лиговскими? – спросил Грушницкий, поздоровавшись.
Садиться рядом не стал. Нога его чудесным образом выздоровела: он почти не хромал.
– Решительно, – ответил Григорий Александрович.
– Отчего же? Это самый приятный дом на водах! Все здешнее лучшее общество…
– А ты у них бываешь?
Грушницкий запнулся.
– Нет еще, – проговорил он с деланной небрежностью. – Напрашиваться в дом неловко, хотя здесь это и водится… Другое дело, если б я носил эполеты… Ну, или имел солидный капитал. Да только где его взять? Разве что выиграть… – добавил он, почему-то сделав акцент на последнем слове.
– В карты солидный капитал долго выигрывать придется, – заметил Печорин. – Да и везти должно постоянно.