Вернер усмехнулся.
– Был сегодня вызван к женщине, о которой вы спрашивали, – сказал он. – С родинкой.
– Она больна? – притворился Печорин.
– Я вам, кажется, уже докладывал. Начинающаяся чахотка.
– Ах, да.
– Она очень слаба.
– Вы говорили обо мне?
– Нет. С чего бы? Меня вызвали как врача.
– Действительно.
– Так что мне не пришлось отзываться о вас дурно, как вы просили.
– Что же она? Только не говорите снова о болезни.
– Кажется, находится в совершенной зависимости от мужа.
– Вы и его видели?
– Имел удовольствие. Кажется, он какой-то фабрикант. Имеет на жену сильное влияние.
– Думаете, она его боится?
– Возможно. Во всяком случае, мне показалось, что ей неуютно в его обществе.
– Он что, присутствовал на осмотре?
– Нет, но хватило и тех нескольких минут, что он был рядом в гостиной, когда я только вошел.
– Ее болезнь действительно так серьезна? Она… вскоре умрет?
– Трудно сказать. Кажется, она чувствует себя слабой, но не думаю, чтобы недуг уже перетек в последнюю стадию. Возможно, многое здесь зависит от нервов.
– Прописали ей пить больше воды? – невесело усмехнулся Печорин.
Вернер пожал плечами.
– А что еще я могу? Да и потом, люди для того и приезжают в Пятигорск. Пилюли они вполне способны глотать и дома.
– Ваша правда.
– У госпожи Зеленцовой очень нежная кожа, – добавил, подумав, доктор. – Это прелестно, хотя и не очень удобно.
– Что вы имеете в виду?
– Остаются синяки даже после несильных ударов.
– Вы видели у нее синяки?
– Небольшие, в области шеи.
– Спросили, откуда?
– Да. Она ответила, что неловко ударилась, когда принимала ванну. Должно быть, недавно. Следы малозаметные, и думаю, они вскоре исчезнут. Так вы по-прежнему желаете, чтобы у нее было о вас дурное мнение? Это странно, потому что она показалась мне весьма привлекательной женщиной. И мужа явно не любит… – Вернер замолчал, выжидающе глядя на собеседника.
– Пойдете на представление? – спросил Печорин, снова меняя тему.
– Вы про фокусника?
– Да, Апфельбаума.
Доктор пожал плечами.
– Он уже приезжал в прошлом году. Довольно занятно. Если вы не избалованы аттракционами такого рода, конечно. А вы собираетесь?
– Непременно.
– Да, в Пятигорске бывает скучновато. Невольно хватаешься за любое развлечение.
Когда Вернер ушел, Григорий Александрович прилег отдохнуть перед балом. Не хотелось являться в собрание запарившимся, как после скачки.
Он думал о Вере и ее муже. Этот брак не только не был счастливым – хуже того, он делал женщину несчастной. Но разве он мог изменить это? Зависело ли от него хоть что-то? Пожалуй, нет. Вера заключила этот союз ради сына и ради сына поддерживала. Имеет ли он право на что-то, кроме ее любви?
В восемь часов Григорий Александрович пошел смотреть представление фокусника.
В задних рядах он заметил лакеев и горничных Веры и княгини. Все были тут. Значит, дом свободен, и путь открыт.
Грушницкий сидел в первом ряду с лорнетом. Апфельбаум обращался к нему всякий раз, как ему нужен был носовой платок, часы или кольцо.
Представление мало интересовало Григория Александровича. Всех этих голубей, кроликов и исчезающих ассистенток он видел и в Петербурге, и в Москве.
Без четверти одиннадцать он встал и вышел.
На улице было темно, хоть глаз выколи. Тяжелые, холодные тучи лежали на вершинах окрестных гор: лишь изредка умирающий ветер шумел вершинами тополей, окружающих ресторацию. Возле окон толпился народ.
Григорий Александрович спустился с горы и, повернув в ворота, прибавил шагу. Вдруг ему показалось, что кто-то идет за ним. Он остановился и осмотрелся. В темноте ничего нельзя было разобрать, однако из осторожности Печорин обошел, делая вид, что гуляет, вокруг дома Лиговских.
Проходя мимо окон княжны, он услышал позади себя шаги, и человек в шинели пробежал мимо него. Это встревожило Григория Александровича. На всякий случай он проверил пистолет: тот был заряжен. Затем Печорин прокрался к крыльцу и поспешно поднялся по темной лестнице.
Дверь быстро отворилась, и маленькая ручка схватила его за запястье, втягивая внутрь.
– Тебя никто не видел?! – шепотом спросила Вера, прижавшись к нему.
– Никто!
– Теперь ты веришь, что я тебя люблю? Я долго колебалась, долго мучилась… но ты из меня делаешь все, что хочешь!
Ее сердце сильно билось, руки были холодны как лед. Они поднялись наверх, в спальню. Окно было приоткрыто, и через него в комнату проникали запахи цветов и трав. Откуда-то донесся негромкий свист.
– Ты не женишься на Мэри? – спросила Вера, оборачиваясь. Глаза ее сверкали. – Не любишь ее?! Потому что она думает… знаешь, она влюблена в тебя до безумия, бедняжка!
– Нет, я не люблю ее, – ответил Печорин, привлекая Веру к себе. – Я даже не влюблен!
– Для чего же тогда ты танцевал с ней и так далее?
Горячее дыхание скользило по лицу Григория
Александровича. Вера стащила с него сюртук и бросила на пол.
– Ты больше не причинишь мне боль?! – спросила она громким шепотом.
– Никогда! – Печорин стиснул ее в объятиях, впился в сухие губы поцелуем.
– Она здесь, в доме! Спит, потому что я подмешала в ее чай опий. Мне доктор прописал. Это ей не навредит, зато мы можем не беспокоиться!
Вера отстранилась, потянув Печорина к постели. Одеяло было откинуто, и простыни белели в лунном свете, проникавшем сквозь окно. Григорий Александрович принялся расстегивать крючки на ее платье. Сердце билось в груди сильно и тяжело, дышать становилось все труднее.
Платье скользнуло на пол, Вера повернулась к Печорину спиной, и на белой коже четко проступили красные следы.
– Что это?! – спросил Григорий Александрович, мгновенно придя в себя: его будто окатили ледяной водой.
Вера быстро обернулась и отступила. На лице ее был страх.
– Это… это… – она запнулась и опустила глаза. Руки ее сжались в кулаки.
– Твой муж! – догадался Печорин. – Это он сделал!
– Нет! – Вера кинулась к нему, обвила тонкими руками, но Григорий Александрович схватил ее за плечи, не позволяя поцеловать себя.
– Скажи слово, и он!..
За дверью раздались торопливые шаги – кто-то грохотал по полу в тяжелых подкованных сапогах.
Когда дверь распахнулась, и на пороге возник массивный силуэт, Вера пронзительно закричала. Оттолкнув от себя Печорина, она кинулась в угол и сжалась там.
Григорий Александрович увидел искаженное яростью лицо Зеленцова. Фабрикант наклонил голову и двинулся к нему, наливаясь кровью. В руке у него была оголенная казацкая шашка.
– Так вот кто он! – проревел Зеленцов, бросив бешеный взгляд в сторону Веры. – Неблагодарная! – И он разразился площадной руганью.
– Послушайте, – начал Григорий Александрович, изо всех сил стараясь сдержаться, – полагаю, из данного положения существует лишь один выход!
– Да, щенок! – гаркнул Зеленцов. – Но это не дуэль, как тебе хотелось бы! Ты пришел сюда и останешься здесь! – Взмахнув шашкой, он сделал выпад и рубанул слева направо.
Печорин едва успел увернуться, кубарем полетев к стене. Вера закричала из угла. Зеленцов повернулся к ней и выдал очередную порцию брани. Григорий Александрович воспользовался этим, чтобы нашарить в лежавшем на полу сюртуке пистолет. Поднявшись на ноги, он взвел курок.
Зеленцов обернулся на щелчок и, не говоря ни слова, кинулся на Печорина, замахиваясь, чтобы раскроить его от ключицы до пояса. Григорий Александрович узнал это движение: точно так делал Вернер на плацу, демонстрируя свое искусство!
Печорину стоило немалой выдержки заставить себя прицелиться, а не палить наугад. Грохнул выстрел, и комната мгновенно наполнилась дымом. Григорий Александрович почувствовал, как сталь смахнула с его головы часть кожи с волосами, а через миг Зеленцов врезался в него, сшиб с ног и придавил к полу.
Печорин с трудом сбросил его с себя. Они оба были в крови. Зеленцов не дышал: в груди у него зияла дыра от пули!
– Что с ним?! – воскликнула Вера, подползая на четвереньках. Лицо у нее было перепуганное и бледное, глаза влажно сверкали.
– Мертв! – отозвался Григорий Александрович, поднимаясь.
– Мертв? – недоверчиво проговорила Вера.
– Совершенно. Больше он не будет тебя бить.
Женщина молча помотала головой, словно не могла поверить в случившееся.
– Выстрелы, конечно, слышали, – сказал Печорин, стараясь рассуждать здраво. Руки у него слегка дрожали. – Сюда прибегут из соседних домов.
– Все на представлении, – отозвалась Вера. Голос у нее срывался. – В округе никого нет.
– Нужно вынести его на улицу, – решил Григорий Александрович, выглянув в окно. – Пусть думают, что в город ворвались черкесы!
– Что?! Что ты такое говоришь?! – испуганно пролепетала Вера, садясь на полу. Ее трясло, и она обхватила плечи руками. – Какие черкесы?!
– Послушай, все будет прекрасно, – быстро заговорил Печорин, глядя ей в глаза. – Нельзя, чтобы твоего мужа нашли здесь, в доме: пойдут толки. Подумай о сыне.
Вера подняла на него широко раскрытые глаза. Они блестели от страха и растерянности.
– Его надо вытащить, – сказал Григорий Александрович. – Один я не смогу, тебе придется мне помочь.
Вера согласилась с планом Печорина не сразу – пришлось убеждать ее минут пять. Похоже, поблизости и правда никого не было, потому что на выстрел до сих пор не явился ни один человек.
Григорий Александрович взял Зеленцова под мышки, Вера – за ноги, под колени. Вдвоем они снесли труп во двор и положили в тени между кустами.
– Мы правильно делаем? – спросила Вера Печорина.
– Иного выхода нет, – ответил он. – Поверь мне! Ты не сумела бы объяснить, что произошло, если б мы оставили его там.
Женщина подумала и кивнула.
– Хорошо! Я сделаю все, как ты скажешь!
Григорий Александрович обнял и поцеловал ее.