Очнувшись, Печорин выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого денщик водил по двору, и пустился во весь дух по дороге к дому Лиговских. Куда она уехала? Когда? Далеко ли успела умчаться, оставив ему только это письмо?!
Григорий Александрович скакал по улицам Пятигорска, как безумный. Он опомнился, только когда впереди показался дом Лиговских. Натянув поводья,
Печорин спрыгнул с Черкеса. Ноги у него вдруг подкосились. Он упал на тротуар и, как ребенок, заплакал. Прохожие глядели на него в изумлении, а кто-то, кажется, даже произнес слово «пьяный». Печорин долго лежал неподвижно и плакал, не стараясь удерживать слез и рыданий. Он думал, что грудь его разорвется. Вся его твердость, все его хладнокровие исчезли, как дым. Та единственная, которую он любил, была вновь потеряна для него! На этот раз безвозвратно. Печорин осознал, что гнаться за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно, но стало ли ему от этого легче?
Он поднялся, сел на коня и медленным шагом вернулся домой. Надо было придумать себе дело – что угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями!
Дома Григорий Александрович часа два лежал на кровати, глядя в потолок. Как Вера узнала про то, что убийца истязал свои жертвы кнутом? Ведь она не случайно намекала, что муж бьет ее плеткой – пыталась вызвать подозрение, что он и есть душегуб, которого разыскивает Печорин. Ответ на этот вопрос пришел сам собой: лишь два человека могли сообщить Вере эту деталь. Вернер или Карский, ее родственник. В докторе Григорий Александрович был уверен – тот не стал бы трепать языком, тем более что всех своих пациентов он презирал и едва ли делал исключение для Веры. Оставался Карский. Конечно, если его спросить, он отопрется. Да и как объяснить свой интерес? Ведь Зеленцова якобы застрелили ворвавшиеся в город черкесы.
Постепенно мысли о Вере сменились думами о предстоящей дуэли.
Что ж, господин Грушницкий! Ваша мистификация не удастся. Теперь вам придется испытывать страх! Зачем вы сами назначили эти роковые шесть шагов?
Вы думаете, что Печорин покорно подставит вам свой лоб? Нет, придется бросить жребий!
Но что, если счастливая звезда наконец изменит Григорию Александровичу? Она так долго служила верно его прихотям, а ведь на небесах не больше постоянства, чем на земле…
Печорин повернулся на бок, уставившись в окно. Там, за стеклом, серело небо, и лишь над вершиной Машука еще виднелся крошечный голубой просвет.
Что ж, умереть так умереть! Потеря для мира небольшая. Печорин вспомнил, как сравнил себя однажды с зевающим на бале человеком, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Наверное, примерно тогда и возникло решение, осуществить которое он явился в Пятигорск.
Но теперь карета готова… прощайте!
Часто Григорий Александрович спрашивал себя, зачем он жил, для какой цели родился? Наверное, она существовала, и, возможно, назначение было высоким, потому что Печорин чувствовал порой в душе необъятные силы. Но он не смог угадать этого назначения и увлекся пустыми страстями, из горнила которых вышел тверд и холоден, как железо, но утратил пыл благородных стремлений – лучший свет жизни. И с той поры сколько раз уже играл он роль топора в руках судьбы! Как орудие казни, падал на головы обреченных жертв, часто без злобы и всегда без сожаления… Его любовь никому не принесла счастья, потому что он ничем не жертвовал для тех, кого любил, а только удовлетворял потребность сердца, с жадностью поглощая их радости и страданья – и никогда не мог насытиться. Так томимый голодом в изнеможении засыпает и видит перед собой роскошные кушанья и шипучие вина. Он пожирает их с восторгом, и ему кажется, что становится легче, но как только он просыпается, мечта исчезает, а остаются удвоенный голод и отчаяние!
Прошлое ясно и резко отпечаталось в памяти Печорина – ни одной черты, ни одного оттенка не стерло время!
Он встал и прошелся по комнате. Довольно себя жалеть! Все уж решено, и решено давно. То, что здесь случилось за последние дни, не более чем отсрочка. Так и нужно к этому относиться.
Печорин подошел к окну. Вечерело. Похоже, он пролежал дольше, чем ему казалось… Что ж, есть еще одно дело, которое надобно сделать, прежде чем отправляться на дуэль. Разговор с Раевичем убедил Григория Александровича, что машина, которую банкомет привез в Пятигорск и которую держит ото всех в секрете, играет не последнюю роль в ужасном плане московского франта. А в том, что план существовал, Печорин не сомневался ни секунды. Раевич был не тот человек, который стал бы развлекаться, играя с местными отдыхающими на сто тысяч. Нет, его цель должна была быть… грандиозна! И чудовищна!
Григорий Александрович почувствовал, как нервы его успокаиваются. Он взглянул в зеркало: тусклая бледность покрывала лицо, но глаза блистали гордо и неумолимо. Он остался доволен собой.
Одевшись, Печорин направился к купальне. Это был небольшой павильон с колоннами и портиками, в котором имелось два отдельных входа для женщин и мужчин. Поблизости всегда дежурил околоточный – во избежание неприятных эксцессов.
Погружаясь в ледяной нарзан, Печорин чувствовал, как телесные и душевные силы возвращались к нему. Он вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал. Вернувшись домой, расчесал волосы и переоделся. Цвет лица улучшился – бледности как не бывало.
Через полчаса Григорий Александрович снова вышел на улицу и пешком отправился к дому Раевича.
Однако на этот раз он выбирал кружные пути и тихие безлюдные улочки, чтобы оставаться по возможности незамеченным. За поясом у него торчал заряженный пистолет – кто знает, как пойдут дела?
Становилось все темнее, и с неба начинал накрапывать мелкий дождь. Где-то далеко прогремел раскат грома.
Наконец Печорин оказался возле сада, окружавшего дом банкомета. Рядом с основным зданием располагался сарай, и Григорий Александрович подозревал, что именно там Раевич держит свою машину. Впрочем, он мог ошибаться, ведь он даже не знал, какого размера этот агрегат. Тем не менее начать он решил именно с сарая.
Банкомет сказал, что будет весь день дома, а значит, к нему придут играть. Возможно, и сейчас в гостиной делают ставки. Печорин достал часы. Рановато для карт, конечно… И все-таки машину вряд ли охраняют. От кого? Не такая в Пятигорске публика, чтобы лазать по чужим сараям. Эта мысль позабавила Печорина – сам-то он намеревался проделать именно это!
Григорий Александрович осмотрелся и, убедившись, что никто его не видит, раздвинул кусты и пошел к сараю.
На двери висел внушительный замок. Снять его не представлялось никакой возможности, хотя, наверное, вор справился бы с ним при помощи отмычки за считаные минуты.
Печорин обошел сарай, стараясь держаться в тени кустов и деревьев, но нигде не заметил ни достаточно широкой щели, ни расшатанной доски. Григорию Александровичу пришло в голову, что постройка сия не слишком надежна: дождь наверняка заливается внутрь, да и мог ли Раевич доверить свое детище такому хотя и громоздкому, но ненадежному замку? Похоже, машина не в сарае, а где-то в доме.
Отступив от стены, Григорий Александрович осмотрел первый и второй этажи. Пожалуй, он смог бы забраться на карниз по водосточной трубе. Если, конечно, она выдержит его вес.
В эту минуту начался довольно сильный дождь. Печорина это обрадовало: теперь никто и носа на улицу не высунет. Это должно компенсировать отсутствие полной темноты. Можно было, конечно, дождаться окончательного захода солнца, но ему не терпелось поглядеть на машину, которую Раевич намеревался показать Ее Величеству.
Григорий Александрович ухватился за водосточную трубу, поставил ногу на небольшой выступ и полез. Жесть успела намокнуть и скользила, так что забраться на второй этаж оказалось нелегко, но Печорин сумел дотянуться до окон и заглянул в одно. Оно было не освещено, зато крепко заперто. Осторожно перемещаясь вдоль стены, Григорий Александрович проверил еще два окна, но потом ему не повезло: доска, за которую он держался, отошла от стены – старые гвозди не выдержали и стали вылезать из подгнившего дерева! Печорин едва успел схватиться за выступ и прижаться к нему. Сердце колотилось, как сумасшедшее, так что пришлось потратить несколько минут на то, чтобы отдышаться. Дом был довольно высок, и в случае падения Григорий Александрович наверняка сломал бы себе руку или ногу.
Успокоившись, он прикинул, что делать дальше. Двигаться вдоль стены уже было нельзя. Оставалось либо лезть на крышу, либо спускаться. Григорий Александрович выбрал последнее, тем более что в окне чуть правее зажегся свет.
Когда Печорин добрался до него, небо совсем потемнело, все затянуло тучами, и дождь хлестал изо всей силы. Одежда прилипла к телу, пальцы скользили.
Григорий Александрович заглянул в окно, однако оно было занавешено. Опять не повезло! Он так долго пользовался благосклонностью фортуны – неужели она отвернулась от него теперь? Печорин передвинулся на несколько метров дальше и увидел внизу открытую дверь! Какой-то слуга стоял неподалеку под зонтом и разговаривал с человеком, укутанным в плащ. Должно быть, как раз такие и были найдены в Цветнике после убийств… Лица разглядеть было нельзя – его скрывал капюшон, а разговор Печорин не слышал из-за шума дождя.
Недолго думая Григорий Александрович спрыгнул за кусты и юркнул в дверь.
Он оказался в темноте. Судя по всему, это был черный ход. Печорин поспешил отойти от порога, чтобы не быть застигнутым слугой. Он двигался на ощупь, не зная, куда приведет его коридор. Откуда-то доносились голоса и топот ног. Пахло кислой капустой.
Через некоторое время Григорий Александрович оказался перед приоткрытой дверью. В щель проникал колышущийся свет свечей. Несколько мужчин переговаривались – кажется, это были слуги. Прошло меньше минуты, и они ушли, унеся с собой канделябр.
Печорин вышел из своего укрытия. В комнате имелись окна, и, хотя через них пр