– Не радуйся, мой старинный приятель, – с трудом двигая челюстью, проговорил Грушницкий, наступая. Изо рта его текла розовая от крови слюна и свисала на грудь тоненькой ниточкой. – Она тебе не достанется! Хоть ты и хитер, да есть люди пошустрее тебя.
– Не о себе ли ты, Грушницкий? – ответил Григорий Александрович, делая несколько шагов назад, чтобы дать себе время достать пистолет и прицелиться. Теперь оружие его было заряжено: последние события научили Печорина быть предусмотрительнее.
Все-таки удивительно, что этот мертвец «ожил» столь скоро. Фатову меньше досталось, а он провалялся в койке не один день, да и теперь еще нездоров. А этот… даже странно, что он может двигаться. Вернер заинтересовался бы…
Тут Печорин обратил внимание на показавшийся ему знакомым костюм Грушницкого – ну разумеется! Прежде его носил доктор! Бедный циник…
– Ты и Вернера убил? – для верности спросил он, взводя курок.
Грушницкий, кажется, не замечал, что его сейчас застрелят вторично, и продолжал наступать, припадая на сломанную ногу. Движения его были неуклюжими, и более всего он напоминал изувеченную марионетку, у которой спутались все веревочки, но кукловод все равно заставляет ее плясать на потеху толпе. Только вот в приближении живого мертвеца не было ничего забавного.
– Раздавил, как муху! – Грушницкий широко ухмыльнулся, продемонстрировав щербатый рот: большая часть зубов оказалась выбита или сломана при падении с утеса. – Он никогда мне не нравился, жалкий уродец! Постоянно вертелся поблизости и наверняка шпионил для тебя. Вы же с ним были приятели?
– Были, – подтвердил Печорин, поднимая пистолет и целя Грушницкому в сердце. – Прощай же!
Грянул выстрел, гостиную заволокло пороховым дымом, и Грушницкий тяжело опрокинулся на спину, задев столик. На пол посыпались игральные карты, увеличительное стекло на латунной рукоятке и горсть речных камешков, прежде лежавших в хрустальной вазочке.
– Что здесь происходит?! – испуганный возглас принадлежал княгине Лиговской.
Она ворвалась в гостиную и замерла, схватившись за дверную ручку.
– Ничего, мадам, не волнуйтесь, – отозвался Григорий Александрович. – Просто ваш знакомый Грушницкий восстал из могилы, куда, как вам известно, я имел честь его отправить, и явился просить руки вашей дочери. Полагаю, после смерти он слегка повредился рассудком. Я знаю одного врача неподалеку, у него своя клиника и оригинальная методика, но теперь мсье Грушницкий едва ли сможет стать его пациентом. А, право, жаль.
– Что? Что вы такое говорите?!
– Позаботьтесь о Мэри, – ответил Печорин, подходя к убитому.
Грушницкий лежал на полу, так и не вытащив сломанную руку из кармана. Глаза его смотрели в потолок, рот был приоткрыт, так что виднелся язык, зажатый осколками зубов. На груди растекалось кровавое пятно.
Кажется, этот скандал князю Скворцову замять не удастся.
– Умоляю, объясните, что все это значит?
Когда Григорий Александрович обернулся, княгиня уже была рядом с дочерью, и та понемногу приходила в себя.
– Боюсь, я и сам не знаю, – солгал Печорин.
– Этот человек! Он ведь умер, не правда ли?!
– Доктор Вернер констатировал его смерть, приключившуюся от падения со скалы, – уклончиво ответил Григорий Александрович.
– С ним вы стрелялись?
– Да-да, это он! – слабо простонала княжна. – Мсье Грушницкий! Но… как это возможно?!
Они с Печориным встретились взглядами.
– Не думаю, чтобы произошедшему здесь удалось найти достоверное объяснение, – сказал он. – Когда явится полиция, предлагаю вам изложить версию…
Шорох за спиной заставил его резко обернуться и инстинктивно отступить в сторону. Это его и спасло, потому что Грушницкий явился к Лиговским не с пустыми руками: в его здоровой руке был пистолет, и выстрел раздался как раз тогда, когда Печорин шагнул. Пуля попала в стену. Григорий Александрович изо всей силы ударил Грушницкого по запястью, и оружие отлетело под рояль.
– О, я все рассказал про тебя Раевичу! – проговорил Грушницкий, плюясь кровью. Он попытался встать, но со сломанной ногой это было затруднительно. – Он приходил ко мне! В прозекторскую. Болван Вернер как раз собирался резать меня, как свинью! Но Раевич его опередил. У него есть силы… силы, о которых ты и представления не имеешь! Власть повелевать жизнью и смертью. – Глаза у Грушницкого горели совершенным безумием, когда он, похожий на огромного полураздавленного паука, копошился на полу, хватаясь за столик правой рукой. – Он дал мне жизнь сразу, потому что решил, что я нужен ему!
– Для чего, позволь узнать? – Печорин спокойно перезарядил пистолет. Нет, все-таки надо переходить на револьвер. Те хоть и часто дают осечки, зато не приходится после каждого выстрела загонять в ствол новую пулю.
– Чтобы уничтожить того, кто хочет нарушить его планы, – ответил Грушницкий. Кровь лилась из его груди, и на полу уже собралось изрядное ее количество. – Тебя, брат Печорин!
– Боюсь, мне придется разочаровать его. – Григорий Александрович прицелился Грушницкому в лоб. – Вас обоих.
– Э, нет! – с этим возгласом Грушницкий вдруг кинулся на Печорина и с неожиданным проворством схватил за ноги. Навалившись плечами на колени противника, он заставил его упасть назад. Григорий Александрович пистолет не выпустил, но больно ударился обо что-то затылком. К счастью, сознания не потерял. Он ждал, что Грушницкий бросится на него сверху, но тот пополз к женщинам. Княгиня закричала от ужаса, а княжна, кажется, была не в себе и только тихо визжала.
Григорий Александрович выстрелил Грушницкому в спину и попал, но тот лишь дернулся и продолжал ползти. Теперь он смахивал больше на гигантскую ящерицу, волочащую за собой тяжелый хвост.
Печорин попытался встать. В глазах потемнело, его повело в сторону. Похоже, он ударился сильнее, чем думал. Возможно, даже заработал легкое сотрясение. Тем не менее Григорий Александрович встал на колени и хотел было найти другую пулю, но тут же понял, что Грушницкий доберется до женщин раньше, а намерения его были слишком очевидны, чтобы позволить ему это.
Печорин, опершись обо что-то, поднялся и ринулся к камину, сбивая все на своем пути. Схватив кочергу, он бросился к Грушницкому, который уже вцепился в подол княжны и тянул ее к себе, издавая животные торжествующие звуки. Должно быть, он намеревался задушить девушку, как только доберется до ее горла.
Так вот что имел в виду Грушницкий, говоря тогда на краю скалы, что дело их с Печориным еще не кончено…
Григорий Александрович почти настиг его, но, потеряв равновесие, споткнулся о кресло и растянулся на полу. От досады он едва не закричал, потому что увидел, как Грушницкий навалился на княжну всем телом, подмял под себя и попытался схватить за горло. Девушка отбивалась, но сил у нее было недостаточно, и вот уже ободранные до костей пальцы впились в нежную кожу!
Княгиня, словно очнувшись, с криком бросилась на Грушницкого. Она обхватила его за шею и попыталась оттащить, но тот оказался на удивление силен.
– Ненавижу! – прохрипел он, выплевывая в лицо Мэри свою кровь.
Девушка закатила глаза – она теряла сознание от удушья.
Печорин заставил себя подняться. В руке он сжимал кочергу. Три шага – и он навис над Грушницким. Княгиня заметила его.
– Помогите же! – крикнула она.
– Уйдите! – велел Григорий Александрович, занося свое оружие.
Княгиня тотчас отпустила Грушницкого и шарахнулась в сторону. Ее лицо исказила гримаса, руки заметно дрожали.
Печорин изо всей силы ударил Грушницкого по затылку. Раздался влажный хруст, и кочерга ушла в череп на добрый дюйм. Печорин вырвал ее и, размахнувшись, снова опустил на голову противника.
Княгиня лишилась чувств, а княжна, надрывно кашляя, только глядела на происходящее расширенными от ужаса глазами. Кажется, она прикусила нижнюю губу, потому что по ее подбородку текла красная струйка. А может, это была кровь Грушницкого. Григорию Александровичу некогда было размышлять на эту тему: он бил восставшего из мертвых, чувствуя, что вот-вот упадет, что рука уже не так верна, и кочерга иногда попадает по плечам, а не по голове, но продолжал, твердо решив остановиться не раньше, чем потеряет сознание или будет не в силах замахнуться.
– Довольно! Умоляю, достаточно! Прекратите же!
Это закричала княжна, и Григорий Александрович, тяжело дыша, замер с поднятой кочергой.
Он взглянул на Грушницкого и понял, что череп того представляет собой мешанину из осколков костей и ошметков мозга. Большая часть этого была, причем, раскидана вокруг – кое-что попало и на княжну. Собственно, ее платье было сплошь покрыто кровью и всем прочим.
Печорин рухнул на пол, выпустив из руки кочергу. В ушах гулко стучало. Он сделал два глубоких вдоха, и его вывернуло на ковер.
Глава 12,в которой бьются об заклад, стреляют и умирают
Князь стоял рядом с полицеймейстером и качал головой. Морщинистое лицо его было печально. Он наблюдал за тем, как труп Грушницкого выносят из дома Лиговских. Приставы оцепили квартал, чтобы не позволить любопытным видеть происходящее, но шило, как говорится, в мешке не утаишь.
– Теперь вы верите, что Раевич задумал покушение на одну из великих княжон? – спросил Григорий Александрович, стараясь говорить не слишком язвительно.
– После того, как вы предложили в качестве свидетеля княгиню Лиговскую? – отозвался Скворцов, не повернув головы. – Думаю, ничего иного мне не остается. Оживший мертвец, труп доктора в прозекторской… И в каком ужасающем виде! Растерзан, словно диким зверем! Значит, и Карского убил этот… как его?
– Грушницкий.
– Вот-вот.
– Раевича необходимо немедленно арестовать, – сказал Григорий Александрович. – Не откладывая.
– Конечно-конечно. – Князь вздохнул. – Столько смертей! А визит уже… – Он махнул рукой. – Состоится ли? Как дойдет до государыни, что тут происходит, она и передумает.