– Устроит? – Он протянул документ собеседнику.
Григорий Александрович пробежал его глазами, одновременно приглядывая за Раевичем. Тот ждал с кривой ухмылкой.
– Вполне, – кивнул Печорин, кладя бумагу обратно на стол, чтобы дать высохнуть чернилам. – А деньги?
Банкомет выложил из ящика еще четыре пачки банкнот.
– Пересчитаешь? – спросил он язвительно.
– Я вам доверяю. Можно задать один вопрос?
– Тебе что-то непонятно? – скривился Раевич.
– Душа должника достается вам после его смерти, так? Как же вы намереваетесь поработить душу одной из великих княжон при помощи своей машины?
– Я мог бы оставить тебя терзаться этой загадкой в последние минуты твоей жалкой жизни, – сказал банкомет, – но так и быть… На каждую сотню душ, доставшихся мне по правилам, которые тебе известны, я могу взять одну, не дожидаясь смерти владельца. Правда, для этого он должен находиться рядом с машиной. Вот и все.
Раевич снова потянулся к ящику стола, но не закрыл его, а достал из него маленький серебряный револьвер и направил на Печорина. Григорий Александрович ожидал чего-то подобного и понимал, что его визави не в том настроении, чтобы тянуть с убийством, а потому сильно оттолкнулся ногами от пола, одновременно подаваясь всем телом назад.
Он опрокинул стул одновременно с раздавшимся выстрелом. Пуля рассекла воздух перед его лицом. Григорий Александрович перевернулся, вставая на колени. Револьвер уже был в его руке.
Раевич выстрелил снова, но попал в пол справа от Печорина. Взметнулись щепки. Банкомет нажал на спусковой крючок в третий раз, и пуля угодила Григорию Александровичу чуть ниже ключицы. Его отбросило выстрелом на тяжелое кресло.
Печорин выстрелил дважды, почти не целясь. Револьвер был короче и легче привычного ему однозарядного пистолета, и Григорий Александрович никогда специально не упражнялся с таким оружием, но ему повезло: Раевич пошатнулся и рухнул в стоявшее за столом кресло. Лицо у него приобрело удивленное выражение. Он попытался поднять руку с револьвером, но не смог. Григорий Александрович выстрелил еще раз, теперь уже прицелившись и помня о восставшем из мертвых Грушницком. Пуля попала банкомету в лоб! Миг – и по лицу Раевича потекла тоненькая красная струйка.
Печорин хотел подняться, но передумал: голова закружилась, в глазах потемнело. Должно быть, это из-за раны. Да еще недавнее приключение у Лиговских… Сейчас в дом ворвется Вахлюев со своими людьми – лучше дождаться их.
За дверью послышался топот, раздались возбужденные крики. Вот и полиция! Наверное, князь Скворцов будет недоволен, что Раевич мертв. С другой стороны, это позволит ему сочинить произошедшим в Пятигорске событиям такое объяснение, какое устроит всех.
Дверь распахнулась, и на пороге возник знакомый уже Печорину драгунский капитан с пистолетом в руке. За ним виднелись слуги. Печорин выстрелил первым. На этот раз ему повезло меньше, и пуля ударила в стену. Щепки полетели в лицо капитану, тот отшатнулся и исчез в коридоре.
Где же этот проклятый полицеймейстер?! Двадцать минут наверняка прошли!
В проеме мелькнуло чье-то обеспокоенное лицо, и Григорий Александрович пальнул еще раз, не целясь – просто для острастки.
– А ну, сдавайся! – раздался голос драгунского капитана. – Не то убьем!
– Попробуй! – крикнул Печорин, держа дверной проем под прицелом. Его одежда пропиталась кровью с обеих сторон – к счастью, пуля Раевича прошла навылет.
Где-то затрещали доски, и через десять секунд дом наполнился криками. Топот возвестил о прибытии полиции. Спустя некоторое время в дальнем крыле раздался выстрел, за ним другой. Слуг из коридора как ветром сдуло.
Печорин улыбнулся: на этот раз пронесло! Значит, фортуна по-прежнему любит его.
Со стороны письменного стола донесся шорох. Григорий Александрович резко обернулся и увидел Раевича, медленно встающего и вытирающего ладонью кровь с лица. От этого она лишь размазалась, и теперь щеки и подбородок банкомета покрывали алые разводы. На губах его змеилась торжествующая ухмылка.
– Похоже, пари вы проиграли, Григорий Александрович! – проговорил он, обходя стол. Руки его сжимались в кулаки и тут же разжимались снова – кажется, он намеревался задушить противника. Пистолет, во всяком случае, банкомет не подобрал.
Печорин выстрелил, но Раевич ловко увернулся от пули, как от мухи, и она попала в стену за его спиной. Григорий Александрович нажал на спусковой крючок снова, но раздался лишь сухой щелчок. Ну конечно, он же потратил все шесть патронов! Вот проклятье!
Лицо Раевича исказилось. Теперь оно не просто напоминало звериное, оно действительно превратилось в морду неведомой твари, которой место может найтись разве что в иных мирах или в самой преисподней! Кабинет наполнился запахом тления и зловонием гниющей плоти.
– Думал, я человек?! – насмешливо проревел Раевич, увеличиваясь в размерах так, что одежда лопалась и спадала с него, как шелуха. – Я Мастер плетей! Меня нельзя убить из ваших жалких игрушек. Ты проиграл, так что душа твоя теперь принадлежит мне!
Глядя на него, Григорий Александрович обшаривал карманы в поисках однозарядного пистолета. Вот он! Печорин достал его, но тут же вспомнил, что не удосужился зарядить, рассчитывая на револьвер. Какая досадная непредусмотрительность!
Он сунул руку в карман и вытащил порох. Всыпал его в пистолет. Одна рука действовала совсем плохо.
Раевич подошел ближе. Он выглядел как оборотень из одного старого трактата на французском языке, который попался как-то в руки Григорию Александровичу в родительской библиотеке, но был еще более жутким: шерсть на нем отсутствовала, зато кожа посерела и приобрела восковой блеск, какой бывает у нарывов.
– Я обещал не убивать тебя! – прорычал Раевич. – Но это не значит, что я не искалечу тебя. Остаток своей жизни ты проведешь прикованным к постели. Долгие годы, в течение которых ты будешь испытывать постоянную боль! Они покажутся тебе вечностью, и ты будешь молить о смерти!
Григорий Александрович вытащил из кармана пулю.
– Что ты возишься с этой пукалкой! – насмешливо взревел Раевич. Он махнул рукой и выбил пулю у Печорина, а его самого вытащил из кресла, приподнял и швырнул об стену.
Григорию Александровичу показалось, что из него разом вышибли дух! Он грохнулся на пол, не в силах даже вздохнуть.
Раевич хохотал, и его смех походил на рыканье огромного хищного зверя. Печорин с удивлением обнаружил, что даже при падении не выпустил из руки пистолет. Имелись ли у него еще пули? Кажется, нет. В конце концов, он был на минеральных водах, а не на войне. От отчаяния Григорий Александрович едва не завыл. Погибнуть или стать калекой вот так, будучи избитым какой-то адской тварью?! Тем более теперь, когда он так близок к…
Нет, это невозможно! Надо найти, чем зарядить пистолет, и сражаться до конца – Григорий Александрович не мог позволить Раевичу ломать ему кости, превращая в безвольную куклу.
Пальцы нащупали в кармане что-то твердое. Обломок мела! Григорий Александрович вытащил его и поспешно затолкал в ствол.
Раевич тем временем отшвырнул ногой кресло и направился к Печорину. Одежды на нем не было, зато все тело покрывали омерзительные пульсирующие наросты, из которых сочилась желтоватая слизь, похожая на гной. Кажется, такой блевал Грушницкий незадолго перед смертью…
Григорий Александрович протолкнул мелок шомполом в ствол, взвел курок и направил оружие в грудь Раевича в то самое мгновение, когда тот наклонился, чтобы схватить свою жертву.
Грохнул выстрел.
Мелок, конечно, разлетелся на куски и, если бы Раевич стоял чуть дальше, вероятно, не причинил бы ему ни малейшего вреда, но выстрел, произведенный в упор, вогнал осколки в грудь и живот чудовища.
В первую секунду Раевич удивленно опустил взгляд, а затем рассмеялся.
– Ты забыл пулю! – проговорил он, прикасаясь рукой к своей коже и стряхивая белую пыль.
Однако через мгновение выражение его лица – точнее, морды – изменилось.
Кусочки мела засветились, всасываясь в тело Раевича. Воздух загудел от напряжения, и Григорий Александрович почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. Он поспешно отполз подальше. Атмосфера вокруг монстра густела, дышать становилось трудно.
Раевич издал отчаянный вопль и пошатнулся. Он не смотрел на Печорина – ему просто не было до того больше дела! Он старался вытащить из себя осколки мела, разрывая плоть когтями, но это было бесполезно: по его серой коже заструились тонкие, быстро растущие трещины, наполненные белым светом.
Кабинет вдруг исчез, и Печорин обнаружил, что находится посреди бескрайней площади, абсолютно плоской и ровной, словно вырезанной из огромной каменной плиты, отполированной до зеркального блеска.
Неба не существовало – белесое и прозрачное марево, клубившееся над головой, едва ли могло претендовать на это звание. Все здесь было пропитано озоном, вдалеке попеременно вспыхивали белые молнии. Звука не было. Он просто исчез, хотя видно было, как кричит Раевич, распадающийся на куски, словно гнилой пень под ударами топора корчевщика.
Печорин попытался вздохнуть, но не смог. Легкие наполнились жжением, кровь запульсировала в ушах. Ощущения были, словно он тонет, захлебываясь пустотой!
Раевич на глазах у Григория Александровича не только разваливался, но и таял. Плоти становилось все меньше, а белого света, исходящего из нее, все больше – электричество буквально пожирало его тело!
В мареве, клубившемся над «площадью», разверзлась дыра – белесый туман разошелся, и из него показался огромный кожистый хобот, который, извиваясь, начал опускаться к Раевичу. Он влажно блестел от покрывавшей его слизи. На конце раскрылось отверстие размером с городские ворота: темно-розовые ворсинки подались в стороны, обнажая чуть подрагивающую плоть, покрытую белесыми, как язвы, наростами.
Все, что еще оставалось от банкомета, устремилось вверх, влекомое невидимой силой!