Во взоре все та же видна доброта!
Фауст
Тогда иди, куда тебя веду.
Маргарита
Куда?
Фауст
На свободу!
Маргарита
Когда я найду
Там смерть и могилу, тогда и пойду!
Отсюда — на вечное ложе покоя,
Отсюда — ни шагу на место иное!
Ты, Генрих, уходишь? Мне можно с тобою идти?
Фауст
Дверь отперта. Лишь захоти!
Маргарита
Не смею. Надежды мне нет никакой.
Что пользы бежать? Они смотрят за мной.
Ужасно быть нищею и в то же время
Нечистую совесть носить, словно бремя!
Ужасно в далекой чужбине бродить:
И там они могут меня захватить!
Фауст
Я буду с тобою.
Маргарита
Скорей, спеши!
Ребеночка спаси!
Туда, где ручей,
Иди по тропинке
В глубь леса, левей,
Где плот над прудом.
Схвати поскорей —
Он виден под водою
И бьется он так…
Спаси, спаси!
Фауст
Одумайся, опомнись! Только шаг,
И ты свободной можешь стать!
Маргарита
Нам только б гору миновать!
Там наверху, на камне, мать
Сидит… По телу дрожь проходит!..
Сидит на этом камне мать
И головой она качает;
Но не зовет и не кивает;
Ее голова тяжела, тяжела…
Спала она долго и вновь не проснется,
Спала она, только чтоб мы наслаждались…
О, где вы, минуты златые, остались?
Фауст
Здесь и мольбы, и речи, все бессильно,
Так унесу тебя насильно!
Маргарита
Оставь меня: не нужно грубой силы!
Зачем схватил ты, как злодей, меня?
К тебе влеклась одной любовью я.
Фауст
Светлеет день над нами, друг мой милый!
Маргарита
День! Будет день! Последний день… расплаты!
Он должен быть днем свадьбы для меня!
Не говори теперь: «у Гретхен был когда-то…»
Венок мой облетел!
Свершилось, что должно… Готова!
С тобой мы увидимся снова,
Но не для приятных нам дел.
Толпа теснится, все молчат.
Вся площадь, улиц многих ряд
Толпы той даже не вместят.
Взывает колокол, он будто сам взволнован;
Жезл жизни надо мною сломан.
Меня схватили, вяжут; я
Уже у плахи. Каждому невольно
На шее чувствуется больно
Удар, что вдруг сразит меня…
Народ безмолвен, как могила.
Фауст
О, если б не родился никогда я!
Мефистофель
(появляется)
Живей! Грозит вам участь злая!
Ну, что за мешкотность! Ну, что за болтовня!
Уж кони бесятся, дрожат здесь у меня,
Прихода утра ожидая.
Маргарита
Что там из бездны возникает?
Ах, он? Гони его! Чего он здесь желает,
На месте святом? Он за мной?
Фауст
Ты жить должна.
Маргарита
Господний Суд! Тебе я отдаюсь!
Мефистофель
(Фаусту)
Живей! Иль я без вас умчусь!
Маргарита
Твоя, Отец! Спаси меня!
Вы, сонмы ангелов, кольцом
Расположитеся кругом,
Чтоб вами охранялась я!
Боюсь я, Генрих, и тебя!
Мефистофель
Она осуждена!
Голос
(сверху)
Нет, спасена!
Мефистофель
(к Фаусту)
Ко мне![63]
(Исчезает с Фаустом.)
Голос
(изнутри, заглушенно)[64]
Генрих! Генрих!
ТРАГЕДИИ ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Первое действие
ПРИЯТНАЯ МЕСТНОСТЬ
Фауст лежит, как на постели, на цветущем дерне, усталый, беспокойный, ищущий сна. Сумерки. Кружок духов, порхая, движется над ним; приятные маленькие образы.
Ариэль
(пение, сопровождаемое Эоловой арфой)
Когда на все весна роняет
Душистый дождь своих цветов,
Когда сынам земли сияет
Благословение лугов,
Малютки-эльфы мчатся вольно,
В них — сострадание одно;
Несчастен кто, того довольно,
Свят он иль нет, им все равно.
Вы, что здесь носитесь в воздушном хороводе,
Свершайте все, что вам присуще по природе!
Утешьте сердца ярый, злостный бой,
Гоните стрелы жгучие упрека,
Весь ужас прошлого снимите вы долой!
Вам ночь дает свои четыре срока[65];
Своею благостью заполните их все!
Склоните голову для свежей перемены,
Подвергните ее забвения росе!
Вновь станут гибкими застынувшие члены;
Он бодро встретит день во всей его красе.
Вы, эльфы, следуйте чудесному завету:
Верните вы его опять святому свету!
Хор
(поодиночке, по двое, вчетвером и более, меняясь, и все вместе)
В кольце из зелени поляна.
Тепло, благоуханно тут…
Сейчас покровами тумана
На землю сумерки падут.
Пусть к сердцу с тихими речами
Подходит сладостная лень,
Пусть пред усталыми очами
Свои врата закроет день.
Вот ночь спустилась над землею,
Теснятся звезды в вышине:
Большие, малые собою,
И ближе к нам, и в глубине.
Они все отразились в море,
Как в зеркале, сверкают в нем.
Восходит месяц на просторе
В великолепии своем.
Уже погасли те мгновенья:
Ни блага нет, ни зла теперь.
Ты чувствуешь выздоровленье,
Так дню грядущему поверь!
Долины вмиг позеленели,
Вот дым клубится по холмам:
Смотри, как нивы заблестели,
Заволновались здесь и там.
Чтоб вновь проникнуться хотеньем,
Вперяй в свет зрение свое.
Ты чуть охвачен усыпленьем;
Сок сонный в чаше — брось ее!
Ты дорожи таким мгновеньем!
Пускай толпа лениво спит;
Лишь освященный дерзновеньем
На что готов, то совершит!
Страшный шум возвещает приближение Солнца.
Ариэль
Внимайте грохоту времен:
Вещает он, что день рожден;
Невыносим для духов он!
Врата со скрипом растворились,
Колеса Феба покатились.
О, что за шум приносит свет!
Пред трубным громом все немеет.
Глаз слепнет, слух ваш цепенеет:
Вам не снести тех звуков, нет!
Скрывайтесь в чашечки цветков —
Там, где спокойный есть альков,
Скрывайтесь в маках, под листвою!
Шум поразит вас глухотою!
Фауст
Вокруг все дышит жизнью вдохновенной,
Привет рассвету кротко возглашая.
Земля! И ты осталась неизменной
У ног моих, спокойствие внушая.
Ты светом окружаешь вновь меня,
Опять во мне родишь ты мощное решенье,
Чтоб устремлялся к высшей доле я.
Почуяло все света пробужденье:
Лес полон песен звонких бытия,
Ползут клочки тумана по долинам,
Но свет небес проникнул в глубины,
И сучья с ветвями, проспавши сном невинным,
Опять воспрянули и бодрости полны;
Цветы и листья ярче запестрели,
Стряхнув жемчужины своей ночной росы;
Вокруг восходят райские красы,
Что отдохнуть и сил набрать успели.
Смотри кругом! Вершины гор алеют,
Всем возвещая миг торжественнейший дня;
Изведать вечный свет они уже успеют,
Пока еще дойдет потом он до меня.
Альпийские луга заполнены сияньем,
Оно уступами опустится и к нам.
Я чувствую его, я ослеплен блистаньем
И больше не могу довериться глазам.
Не то же ль самое случается порою,
Когда, желаньем высшим воспылав,
Надежде вверившись, ворота пред собою
Мы зрим отверстыми, труда не испытав;
И вдруг из тьмы, навстречу к нам, ворвется
Такое пламя, что вольно и ослепить.
В обмане всяк невольно сознается:
Хотел бы он лишь факел засветить,
Но море пламени пред взором создается!
Кто может знать, сокрыта ль в нем любовь
Иль ненависть, иль та с другой мешаясь?
Не лучше ли тогда к земле вернуться вновь,
В покровы юности неопытной скрываясь?
Нет, Солнце, ты останься за спиной!
Смотреть на водопад я буду, восхищаясь,
Как шумно со скалы он падает к другой,
На тысячи частиц пред нами разбиваясь,
Потоков новых столько же творя.
Искрится пена там, над пеною шумя,
А наверху, меняясь непрестанно,
Сверкает радуги воздушный полукруг —
То яркая вполне, то выглядит туманно,
Прохладу и боязнь неся с собой вокруг.
Да! Водопад — людских стремлений отраженье,
Взгляни ты на него, тогда поймешь сравненье:
Здесь в яркой радуге нам жизнь предстала вдруг[66].
ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ
Тронное зало. Государственный совет в ожидании Императора. Трубы. Выступает богато разряженная придворная челядь всякого рода. Император садится на трон: по правой его руке становится астролог.
Император
Привет, привет всем верным мой,
Всем, кто сюда прибыть старался!
Мудрец мой рядышком со мной…
Куда же дурень мой девался?
Юнкер
Идя за мантией твоей,
Он вдруг упал со ступеней;
Ну, тушу мигом утащили…
Пьян он иль мертв, мы не решили.
Второй юнкер
Но вот с чудесной быстротою
Его сменил дурак другой:
Разряжен он весьма красиво,
Но рожу корчит всем на диво.
Две алебарды на пороге
Ему скрестила стража в ноги.
Да, вот он — смелый дурень тот,
О коем толк у нас идет!
Мефистофель
Что все клянут, но принимают?
Что, так желая, гонят вон?
Что непрерывно защищают
Да и бранят со всех сторон?
Кого б ты сам позвал едва ли?
Чье имя всяк произносил?
Кто здесь, пред самым троном, в зале
Свои колени преклонил?
Император
На этот раз не будь до слов так падок,
Не место здесь для всяческих загадок.
(Смеясь, указывает на советников и астролога.)
Вот эти господа их задают исправно,
Ты разрешай! Послушать — презабавно;
Боюсь, что мой дурак в далекой стороне[67]:
Ты заместил его и будь соседом мне.
Мефистофель поднимается и становится по левую сторону Императора.
Говор толпы
Еще дурак — еще беда —
Откуда? — Как попал сюда? —
Вот старый пал — Знать, промах дал, —
Тот — бочка, этот щепкой стал.
Император
Итак, все верные, все милые, спасибо
За то, что собрались, живя и здесь, и там!
Сошлись вы в добрый час, скажу вам это, ибо
Расположенье звезд сулит удачи нам.
Но для чего теперь, скажите. Бога ради,
Когда заботы все успели мы сложить,
Когда мечтали мы о славном маскараде,
Чтоб как-нибудь себя и всех повеселить?
Хотел бы я узнать в каком-нибудь ответе,
К чему еще теперь терзаться нам в совете?
Но если решено, так быть тому должно!
Коль так задумано, свершится пусть оно!
Канцлер
Как у святого, вкруг главы твоей
Сияет высшая на свете добродетель:
Ты, император, ближе всех нас к ней,
То — справедливость. Бог тому свидетель:
Что любят так, чего так все желают,
Что потерять несчастием считают,
То все дано тебе в своих руках держать,
Чтоб щедро все потом народу отдавать.
Но, Боже мой, что значит ум во мне,
И сердца доброта, и щедрость подаянья,
Когда неистово свирепствуют в стране
Одно лишь зло и все его деянья?
Кто государство все окинет только взглядом
Отсюда вниз, с отменной высоты,
Тому покажется все сном иль просто адом,
Где преступления родят свои плоды,
Где беззаконие законы побеждает,
Где заблуждение царит и произвол.
Тот грабит очаги, тот чью-нибудь жену,
Тот чаши иль кресты, подсвечники с престола;
И жив он, и здоров, свершив свою вину,
И совести своей не чувствует укола.
Напрасно обивать судейские пороги,
Увидишь лишь судью, что в кресло весь ушел…
И все растут, растут народные тревоги.
Восстанье, злость родит жестокий произвол.
Живущие всегда позором, преступленьем
Сильны своим естественным давленьем
На соучастников; при ходе дел таком
Окажется виновным тот, конечно,
Кто не был виноват решительно ни в чем.
Так свет начнет дробиться бесконечно,
Погибнет все, чему придет черед.
Ну, как здесь смыслу здравому развиться,
Который лишь один на правду наведет?
Благонамеренный, и тот придет склониться
Пред тем, кто льстит, кто подкупом живет.
Да и судья, не смея штрафовать,
Не прочь и сам к преступникам пристать.
Рисую мрачно я, но лучше бы всего
Картину более густым завесить флером.
Пауза.
Что суждено, не избежать того.
Где все вредят, всем суждено страдать;
Там и величию судьба грозит позором.
Военачальник
Да, в буйные живем мы ныне дни:
И всякий бьет, и всякий убивает;
С командой не считаются они.
И бюргер, что стенами защищаем,
И рыцарь в замке над отвесною скалой —
Как будто сговорились меж собой,
Что нас они пересидеть сумеют.
Наемники терпенья не имеют
И денег требуют немедленно от нас;
Ведь если бы еще мы им не задолжали,
Они бы далеко отсюда убежали.
Но закрепить попробуй только раз,
Чего мы все давным-давно желали,
Сейчас же попадешь в осиное гнездо.
Мы наняли, конечно, их на т,
Чтоб защищать, как должно, государство.
Но сами видите — разрушено оно
И за мытарством терпит лишь мытарство.
Орда безумная лишь все уничтожает,
Все пустошит. Есть где-то короли —
Но ведь никто из них не рассуждает,
Что это зло дойдет до их земли.
Казначей
А на союзников возможно ль полагаться?
Где их субсидии, обещанные нам?
Как в трубах дождевых воды, их не дождаться,
Порою засухи отсутствующей там!
Владенья у кого, скажи нам, повелитель,
В твоей стране? В руках они каких?
Куда ни глянешь, новый там властитель
И независимым быть хочет от других.
И нужно посмотреть, как пользуется властью!
Мы столько прав повсюду надавали,
Что сами ничего себе не удержали.
На партии надеяться, к несчастью,
Сейчас не можем мы. Враги ль они, друзья ль?
Любовь и ненависть различны им едва ль!
Все эти гвельфы, гибеллины[68]
Сидят, попрятавшись, и ценят свой покой.
И помощи соседской никакой:
У всякого свои и цели, и причины.
Совсем завалены ворота золотые:
Всяк там старается, всяк ищет для себя,
Всяк собирает только. У тебя
Хоть кассы есть, но все они пустые.
Управляющий
Да! Кой на что пожалуюсь и я!
Мы ежедневно сберегаем,
Но ежедневно же все больше расточаем:
Так с каждым днем растет беда моя.
На кухне нет еще подобной процедуры:
Олени, кабаны, косули, зайцы, куры
И гуси с утками, индюшки — все идет,
Как шло и ранее. Вина не достает.
Когда бы в погребе стояли бочки с горы,
Нагроможденные хотя б до потолка,
Ведь не осталось бы от вин тех ни глотка,
Опустошили бы все славные сеньоры…
Да, сотрапезники бывают под столом,
А мне платить приходится потом,
Платить за всех, входить в дела с жидами,
А это нелегко, как знаете вы сами.
Жиды дают вперед, и в нынешнем году
Съедается все то, чем в будущем бы жили;
И свиньи не жиреют на беду,
И даже тюфяки свои мы заложили.
Объедки всякие нам подают на стол.
Император
(после некоторого раздумья Мефистофелю)
Что, шут, не знаешь ли еще каких ты зол?
Мефистофель
Я? Никаких! Кругом все так блестяще!
Ты и твои! Совсем неподходяще
Здесь было бы пенять пред силою такой!
Беспрекословно я склоняюсь пред тобой.
Где воля добрая, где крепкий разум есть,
Где столь богатая всем предстоит работа,
Кому беседовать о бедствиях охота
И явно темноту светилам предпочесть?
Говор толпы
Ну, ловкий плут — И умный плут —
Он льстит — Но очень кстати тут —
Не так он прост — Он не профан —
А сущность в чем? — Имеет план.
Мефистофель
Нет мест таких, где б всем довольны были;
Чего-нибудь везде недостает;
Здесь денег нет, и как бы там ни рыли,
На глиняном полу никто их не найдет.
Но в жилах гор, но в основаньях стен
Есть смысл искать металлы и монеты.
А если спросите, что их нарушит плен, —
Природа, мощный дух — вот вам мои ответы.
Канцлер
Природа, дух — то нехристя слова;
За них безбожников жестоко мы караем
Ввиду опасности, что скрыта в них едва:
Природа — грех, а духом называем
Мы дьявола. Слова родят сомненье,
Свое двуполое дитя.
Страна у нас, конечно, исключенье,
И за нее не опасаюсь я;
Из нашего возникли населенья
Два верные престолу поколенья:
Духовные и рыцари. Беда
Пусть нам грозит, коль нужно так, всегда
Они заступятся и зло преодолеют.
В награду же за то они страной владеют
И вместе Церковью. Мутят простой народ,
Подготовляя в нем сопротивленье,
Еретики иль им подобный сброд:
Их цель ясна — устроить разоренье!
И что же? Шуткой дерзкою своей
Ты хочешь очернить высокие сословья?
В сердцах испорченных есть для того условья,
И самым дуракам они сродни, ей-ей!
Мефистофель
Ученого в тебе я усмотрел прекрасно:
Где сами не были, то далеко ужасно,
Чего не держите, того и вовсе нет;
Что не считали вы, не верите в ответ;
Чего не взвесите, для вас без веса то;
Что не в монетах лишь, по вашему, — ничто.
Император
От этого для нас не будет облегченья;
Великопостные при чем здесь поученья?
Я сыт от вечных слов и «если», и «когда»;
Здесь денег нет, подай нам их сюда!
Мефистофель
Я дам и более чем нужно, господа!
Легко, но легкого нет вовсе без труда.
Лежит сокровище, но как его достать?
Искусен тот, кто мог бы лишь начать.
Все золото в земле сокрытым пребывает;
Раз император той землею обладает,
Так золото должно ему принадлежать.
Казначей
Для дурака он рассуждает здраво:
Наш старый государь на то имеет право.
Канцлер
Раскинул Сатана вам золотые сети;
Неблагочестием страдают штуки эти.
Управляющий
Коль даст он для двора желанных нам даров,
И на нечестие немножко я готов.
Военачальник
Дурак неглуп, всем пользу принесет;
Солдат не спросит нас, откуда что идет.
Мефистофель
А коль насчет меня волнует вас тревога,
Не вру ли я? Спросите астролога!
Он знает все круги, и каждый день, и час.
Ответь теперь при всех: как на небе у нас?
Говор толпы
Две шельмы — спелись в унисон —
Шут, фантазер — и близок трон —
И песнь стара — старо звучит —
Шут подсказал — мудрец гласит.
Астролог
(говорит, Мефистофель подсказывает)
И Солнце самое блестит подобно злату:
Меркурий весть несет за милость и за плату;
Венера вам довольно ворожила,
Придет опять и улыбнется мило;
Луна, хоть девственна, причудливой бывает;
Коль Марс не встретится, он нам не угрожает.
Юпитер, как всегда, сиянием блистает;
Сатурн, хоть и велик, но не таков на глаз:
Он виден маленьким, да и далек от нас;
И, как металл, у нас цены он не нашел,
Добротность так себе, и слишком он тяжел.
Вот если Солнышко с Луной соединятся
Иль злато с серебром, так все развеселятся:
Появятся дворцы и всякие садочки,
И перси нежные, и розовые щечки;
Достигнет этого ученый человек,
Из наших никому не сделать и вовек.
Император
Я слушаю вдвойне все то, что он болтает,
Но все же он меня совсем не убеждает[69].
Говор толпы
Что мелет — шутит он цинично —
То календарно — то химично —
Я слушал, ждал — один обман
Хоть и учен — мошенник он[70].
Мефистофель
Дивятся, словно спевшись в хоре,
Моим словам не верят все:
Кто думает о мандрагоре[71],
А кто другой — о черном псе[72].
Тот подивится, кто лишь шутит да хохочет,
Да и другой, что волшебство клянет,
Когда у первого подошву защекочет,
Второй же — с места не сойдет!
Вы чувствуете все влечение природы,
Что действует из недр земных и на людей,
Коль из земли сквозь тайные проходы
Пройдет влеченье: то немного, то сильней, —
Коль члены будут тяжестью объяты,
Иль вдруг проявится в ногах какой разлад,
Хватайтесь за кирки, беритесь за лопаты.
Схоронен шпильман там? Копайте — там и клад[73].
Говор толпы
Налились ноги, как свинцом —
Мне руку сводит костолом —
Большие пальцы на ногах
Так зачесались, просто страх —
Стена — приметы все кричат, —
Что здесь зарыт громадный клад.
Император
Живей! Тебя не отпущу я,
Испробуй сам, что наболтал,
Открой места, чтоб я видал.
И меч, и скипетр свой сложу я
И за работу сам примусь,
Когда в тебе не ошибусь.
Но если в лжи ты виноват,
Пошлю тебя я в самый ад!
Мефистофель
(про себя)
Туда я путь найти сумею…
(Вслух.)
Но я понятья не имею,
Где под землею что лежит.
Идет крестьянин бороздою,
О крепкий ком соха стучит;
Он поднимает ком с землею
И о селитре думать рад,
Но там — горшок, в горшке же этом
Все слитки золота лежат
И радуют своим приветом,
Да им же вместе и страшат.
А сколько там различных сводов!
А сколько трещин, переходов,
Где драгоценности лежат,
Вблизи дороги самой в ад!
Рядами там стоят бокалы,
Тарелки, всякие блюда;
Там из рубинов есть фиалы,
В них есть и влага иногда.
Давно те доски стали худы,
Что были в бочках с влагой той,
Но винный камень сам собой
Ей создал новые сосуды
Не только золото, рубин
Земля в нутре своем вмещает,
Но и эссенции скрывает
Старейших, драгоценных вин.
Все, что земля в себе хранит,
На нас таинственностью веет;
Но только мудрый посмелеет,
Как тайны все изобличит.
Император
Все это темное меня не занимает;
А что там ценное — тащи его сюда!
Кто в темноте мне шельму распознает?
Все кошки в темноте не серы ли всегда?
Вот эти-то горшки, наполненные златом,
Тащи сюда, работу дав лопатам!
Мефистофель
Возьми кирку, лопату сам порой:
Работою простой себя возвысить надо!
Полезет к нам из-под земли сырой
Златых тельцов блистающее стадо[74].
И, в восхищеньи от вещицы,
Вручишь ты милой редкостный алмаз:
Он может возвеличивать у нас
И красоту, и сан императрицы.
Император
Живей, живей! Несносно промедленье!
Астролог
Ты, государь, смири столь страстное стремленье!
Скорей покончим мы, как следует, с игрой!
Разбрасываться так нельзя, не то потужим;
Довольно с нас сперва и мысли лишь одной:
Потом чрез меньшее и большее заслужим.
Кто хочет доброго, пусть добрым будет сам;
Кто хочет радости, сперва угомонися;
Кто хочет пить, с тисками повозися;
Кто хочет чудного, верь раньше чудесам!
Император
Так время мы сперва заполним торжествами,
Пока великий пост их прочь не отозвал:
Сейчас к веселью склонны мы довольно сами,
Так тем шикарнее пройдет наш карнавал!
Трубы. Exeunt[75]. Уходят.
Мефистофель
Сейчас заслуга[76] здесь и счастие совпали,
А это дуракам едва ли б удалось:
Пусть камнем мудрости они б и обладали,
Да мудреца б у них для камня не нашлось!
ПРОСТРАННЫЙ ЗАЛ СО СМЕЖНЫМИ ПОКОЯМИ,
украшенный и разряженный для маскарада. В глубине сцены появляется Император с придворною челядью в качестве зрителей.
Герольд
Не думайте о том, что в странах вы немецких,
О плясках дьявольских, дурацких иль мертвецких;
Вас ждет здесь зрелище приятнее того,
Сейчас вы пред собой увидите его.
Наш государь в походах итальянских
Бродил средь Альп, поистине гигантских,
На пользу для себя, для наслажденья вам.
Он превеселое взял государство там
И умолял, припав к туфлям священным[77],
Чтоб вместо права власть он получил;
Короновавшись там венцом своим бесценным,
Для нас дурацкую он шапку захватил.
Теперь мы все совсем переродились.
Мужчины все, что видели людей,
Ту шапку носят по приязни к ней,
И ею головы и уши их накрылись,
Все это делает их с виду дураками.
Но все ж они умны, как только могут сами.
Я вижу, как они вдали уже толпятся,
Слегка качаются, но в парах быть стремятся;
Как каждый хор придерживается хора!
Вперед, народ! Без всякого задора.
В конце концов, твердя и сотни тысяч шуток,
Как было то всегда, да и осталось как
До настоящих улетающих минуток,
А все-таки весь свет — один сплошной дурак.
Садовницы
(пенье под аккомпанемент мандолин)
Всю-то ночь мы потрудились,
Наряжаясь до утра,
И сегодня появились
В блеске здешнего двора.
Мы, младые флорентинки,
Поработали над тем,
Чтоб прелестней быть картинки,
Чтоб понравиться вам всем.
В темных локонах цветочки
Приютилися у нас:
Разноцветные кленочки
Дали целый нам запас.
С этим стоило возиться,
Мы предвидели вперед;
Можно цветикам гордиться:
Расцветают круглый год.
Все обрезочки цветные
Симметрично вплетены;
В частном можно не мириться,
В целом — прелести полны.
На садовниц у собранья
Взоры всех устремлены:
Видно, женские созданья
И искусство так дружны!
Герольд
Нам корзины покажите,
Что у вас на головах;
Да и в пестрые взгляните,
Что несут они в руках!
А кому что полюбилось,
Забирайте нарасхват,
Чтоб все зало превратилось
Словно чудом в целый сад,
Чтоб теснее все столпились
Вкруг прелестных этих пар!
Стоят те, что здесь явились,
Стоит милый их товар!
Садовницы
Выбирайте же любые,
Не торгуйтесь, просим вас:
Всякий знает, что такие
Приобрел он здесь у нас.
Оливковая ветвь с плодами
Не завидую я Флоре,
Избегаю споров я;
Только в мирном разговоре
Есть и прелесть для меня.
На границах всех владений,
На межах любых полей
Я расту для примирений
В отношениях людей.
Так надеюсь я, что вскоре
Счастью быть моей листве —
Украшеньем стать в уборе
На прелестной голове.
Золотой венок из колосьев
И Цереры дар годится
Украшением как раз:
Что давно желанным мнится,
В чем полезное таится,
То украсит много вас.
Фантастический букет
Вам сказать мое названье
Отказался б Теофраст[78]:
Кто-нибудь — мое мечтанье —
Здесь мне должное воздаст.
Чтоб вплели меня (желал бы)
В кудри милые свои,
О местечке я мечтал бы
Ближе к сердцу, на груди.
Провокация
Пусть вам пестрые безделки
Модный вкус увеселяют:
То — красивые подделки,
Что в природе не бывают!
Там, где волосы густые,
Колокольцы золотые
Так красивы — просто страх! —
На зеленых черенках!
Почки роз
Мы же держимся сокрыто;
Счастлив тот, кто нас найдет!
Вот как лето к нам придет,
Развернутся все цветы-то!
Не иметь нас — вам лишенье:
В нас обет и исполненье.
Восхищает царство Флоры
Не одни лишь только взоры,
Но и чувства, и сердца
От начала до конца.
Под зелеными галереями садовницы изящно украшают свою лавочку.
Садовники
(пенье с аккомпанементом теорб[79])
Пусть цветочки расцветают,
Это — ваше украшенье;
А плоды там умолкают,
Где у вкуса все решенье.
Фрукты сочны, ароматны;
Сладко их съедите вы:
Розы грезам так приятны,
Просят яблоки еды.
Вы позвольте приютиться
Нам, красоточки, близ вас,
Чтоб могли все соблазниться
Тем товаром, что у нас.
Собрались под кров зеленый
В ароматные ряды
И листочки, и бутоны,
И цветочки, и плоды.
Между тем как продолжается пение под аккомпанемент то гитар, то теорб, оба хора продолжают строить пирамиды из своих товаров, чтобы предлагать их проходящим. Мать и ее дочь.
Мать
На тебя, как родилась,
Чепчик я надела;
И лицом ты удалась,
Не дурна и с тела.
Вот я думала: она
Богачу присуждена,
Так того хотела!
Ах! Летели вдаль года
Так себе, без дела,
Женихов твоих толпа
Сильно поредела.
Танцевала ты с одним,
А другого в пляске с ним
Локотком задела,
Так все праздники прошли,
А для нас пропали.
И жгуты не помогли,
Мужа не поймали.
Здесь немало дураков:
Принимайся за улов
Без большой морали!
Товарки молодые и прекрасные присоединяются к ним, интимный шум становится громким. Рыбаки и птицеловы входят с сетями, удочками, прутиками, намазанными клеем, и прочими снарядами, смешиваются в толпе с красивыми детьми. Взаимные попытки приобрести, поймать, ускользнуть и удержать дают поводы к приятнейшим диалогам.
Дровосеки
(входят буйно и грубо)
Нам место уступай!
Побольше нам простора!
Мы рубим в чаще бора
Деревья; те летят
И, падая, вопят,
Когда мы их уносим.
Тогда толчки наносим.
Но — нам то похвала! —
Тут не бывает зла.
Когда бы грубиянов
Не ведала страна,
Немало бы изъянов
Изведала она:
Ведь не было б тогда
И этих деликатных,
Что заняты всегда
В беседах, вам приятных!
Узнайте правду ту:
Когда б не вырубали
Деревьев мы в лесу,
Вы все бы замерзали.
Узнайте правду ту!
Полишинели
(неловко, неуклюже)
Вы — дурачье, и оттого-то
Вы родились с горбами.
Умны мы, ровно ничего-то
Мы не носили сами;
Все наши шапочки,
Там кофты, тряпочки
И все обноски
Легки для носки.
Вот потому-то,
В туфлях обуто,
Все наше племя
Транжирит время:
Везде шныряем,
Везде ныряем
Иль так глазеем,
Где как умеем,
Где потеснее,
Скользнем угрями;
Где веселее,
Шалим мы сами;
Вы нас хвалите
Иль нас браните:
Нам совершенно
То равноценно.
Паразиты
(льстиво и жадно)
Вы, дровосеки честные,
И ваши свояки,
Друзья уже известные,
Вы очень нам близки.
Все эти приседания
И разные кривляния,
Неясных фраз намеки
Иль просто экивоки —
От них ни для кого
Не выйдет ничего.
Вся дела суть в дровах
Да, кроме них, в углях.
Когда все это есть,
Нетрудно приобрести
На кухне огонька;
А там пекут пока
Да жарят кое-что
И вместе варят то,
Что следует варить.
Тогда приятно быть
Обжорой по призванью,
Дать волю обонянью
И нюхать иль жаркое,
Иль рыбное какое,
Чтоб все пожрать дотла
С хозяйского стола.
Пьяный
(почти без сознанья)
Прекословить мне нельзя,
Вольному душою!
Свежий воздух шутки я
Притащил с собою.
Значит — пью я, пью и пью!
Рюмочки, звончее!
Ты отстал? Не потерплю!
Звонче, веселее!
С женкой просто сладу нет!
Я ряжусь для бала,
А она меня в ответ
Чучелой назвала.
Значит — пью я, пью и пью!
Чокайтесь звончее!
Пьяных чучел — страх люблю,
С ними веселее!
Вздору я совсем не нес,
Шел, где нужно, знай-ка!
Коль хозяин не поднес,
Поднесет хозяйка!
Значит — пью я, пью и пью!
Чокайся звончее!
Цыц! Никто не отставай!
Так нам веселее!
Коли так я веселюсь,
Что кому за дело,
Если и под стол свалюсь?
Стоя — надоело!
Хор
Братцы! Пей же, пей и пей!
Только рюмочки звончей!
За скамью свою держись,
А не то — под стол вались!
Герольд провозглашает различных поэтов, как поэтов природы и придворных рыцарских певцов, так и энтузиастов. В тесноте всяких конкурентов каждый мешает своему соседу выдвинуться вперед. Один только проскальзывает и произносит несколько слов.
Сатирик
Известно ль то вам, чем меня
Вы прямо б в раж вогнали?
Чтоб говорил и пел то я,
Чему бы не внимали.
Поэты ночи гробов просят простить их, так как они охвачены интереснейшим разговором с только что восставшим вампиром, из чего, может быть, появится новый род поэзии; Герольд вынужден примириться с этим и вызывает греческую мифологию, которая и в современной маске не утратила ни своего характера, ни своей привлекательности.
ГРАЦИИ
Аглая
Мы прелесть в жизнь должны вливать,
Прибавьте: прелесть подавать.
Гегемона
Прибавьте: прелесть получать,
Своих желаний достигать.
Евфросина
Коль мирно жизни дней теченье,
Всего милей — благодаренье.
ПАРКИ
Атропос
Мне, как старшей, довелося
Ткать нить жизни для людей;
Много чувствовать пришлося,
Много думать мне над ней.
Мягче, глаже не бывает
Нити, кроме нити льна,
Да по пальцу пробегает
Предварительно она.
Увлечений избегайте
В танцах, в радости своей,
Жизни нить не забывайте:
Так легко порваться ей!
Клото
В руки ножницы вручили
Мне лишь по причине той,
Что у старшей выходили
Несуразности порой.
Бесполезнейшие нитки
С осторожностью прядя,
Наносила всем убытки,
Нитей чудных не щадя.
И сама порой младою
Я грешила, как школяр;
Ныне стала я иною,
Ножницы вложив в футляр.
Мне не так уже свободно.
Дружелюбней стала я;
Веселитесь как угодно,
Жизнью пользуйтесь, друзья!
Лахезис
Я веду себя пристойно,
Я порядку предана;
Прялка движется спокойно,
Не торопится она.
Нити будут ровно виться,
Каждой путь указан свой;
Никогда я заблудиться
Не позволю ни одной.
Если я хоть раз, к примеру,
Позабудусь, будет страх!
Время счет ведет и меру,
У ткача клубок в руках[81].
Герольд
Вы не узнаете тех, что пройдут пред вами,
Хотя бы в древностях начитаны вы были;
Взглянув на тех, кто злобными прослыли,
Вы их назвали бы желанными гостями.
То — фурии. Но вы полны сомненья!
Стройны, прекрасны, молоды, приятны.
Побудьте с ними, станут вам понятны
Все их змеиные, все злые побужденья.
Они коварны; в вихре дней текущих,
Когда всяк дурень хвалится грехом,
Не выставят себя за ангелов при том,
Но скажут вам, что бич они всех сущих.
ФУРИИ
Алекто
Предупрежденья — вздор! Доверитесь попозже:
Мы — юны, недурны, в нас есть и лесть, и злоба;
Тому нашептывать начнем одно и то же,
О том, что мучиться придется с ней до гроба.
Пока его наш шепот не настроит,
Что милая его давно другим кивает,
Что и глупа она, крива, да и хромает,
И как невеста ничего не стоит.
Наш шепот и невестин слух пробудит:
Мы скажем — друг ее пред некою особой
Отозвался о ней с презреньем и со злобой;
Хоть и сойдутся вновь, осадок горький будет.
Мегера
Все это — пустяки: они развяжут путы,
А я возьмусь за то, чтоб самое их счастье
Причудой отравить и превратить в ненастье:
Изменчив человек, изменчивы минуты.
Желанное сдержать ведь люди не умели,
Чего-нибудь всегда их сердце вновь желало:
Их греет солнышко, но этого им мало,
Они хотят, чтоб их морозы грели.
В подобных случаях умею я справляться,
На помощь подойдет мой Асмодей чудесный,
Чтоб здесь несчастие посеять в миг известный:
Так станет род людской попарно истребляться.
Тизифона
Злые, но одни слова то,
Придаю лишь смерти цену:
Хоть и любишь, за измену
Подойдет к тебе расплата!
Желчи должен ты напиться
За сладчайшие мгновенья,
Тут ни капли снисхожденья:
Будет, что должно свершиться!
Песнь, не ведай состраданья!
Скалы слышат это пенье,
Эхо вторит: «Мщенье! Мщенье!»
Яд, кинжал — вот наказанья!
Герольд
Вам не угодно ль в сторону сдвигаться:
С тем, кто идет, никак вам не сравняться!
Вы видите? Там движется гора,
Весь белый цвет скрыт пестрыми коврами,
Вот голова с огромными клыками
И змеевидный хобот. Мне пора
Сказать вам кое-что, но только по секрету:
Взгляните-ка наверх, на даму эту!
Она мила и палочкой своей
Умеет управлять горой громадной сей;
А выше там виднеется другая:
Она стоит, величием сверкая,
Но этот блеск так ярок для очей!
Две женщины идут в цепях по сторонам:
Одна испуганной какой-то мнится вам,
Другая шествует с веселием во взоре…
Узнаете вы все в дальнейшем разговоре.
Одна с посланьями, а та от них свободна.
Скажите нам, кто вы, коль это вам угодно?
Страх
На празднике уныло так мерцают
Где лампа, факел, где свеча…
Все лица здесь меня пугают,
Бежала б я, но цепь тяжка.
Прочь! Вы, насмешники лихие!
Подозреваю смех ваш я:
Мои враги собрались злые
И стерегут везде меня.
Мой друг врагом здесь оказался,
Его под маской чую вид;
Другой убить меня старался,
Но, уличенный, вдаль скользит.
Бежала бы в одно мгновенье
Куда-нибудь подальше я,
Но там грозит уничтоженье,
А здесь лишь ужас для меня.
Надежда
Сестры милые, привет вам!
И сегодня, как вчера,
Светит маскарадный свет вам,
Вот такая здесь пора.
Завтра — маскарад я знаю —
Маски сбросите с себя,
И сама так поступаю
Непременно завтра я.
Копоть факелов, конечно,
Изменяет нас лицом;
Завтра встретимся беспечно
В освещении дневном,
Станем бегать в одиночку
Или группами везде
По прекрасному лужочку,
Как понравится нам где.
Отдыхать мы будем в поле
Иль работать там начнем,
Подчиняясь только воле,
Не стесняемой ни в чем.
Наша жизнь так беззаботна,
И лишений нет у ней,
Побежимте же охотно
К цели искренней своей.
Гостю всякий отзовется;
Заглянули мы сюда:
Где-нибудь для нас найдется
Благо высшее всегда!
Благоразумие
Я держу от всех отдельно
Страшных недругов людских,
Страх, надежду — не бесцельно
И в цепях держу я их.
Отходите для спасенья!
Подо мной шагает слон;
В башнях весь, сопротивленья
Не оказывает он.
Так он бродит шаг за шагом
По различным крутизнам:
По тропинкам, по оврагам,
Руководству внемлет сам.
На слоне ведь не одна я:
Вот — стоит богиня там,
Крылья мощно расправляя
По различным сторонам.
Видишь — блеск какой исходит!
Знай — Победа имя ей:
И богиня руководит
Всей работою людей.
Зоило-Терсит[82]
Ого! Я кстати поспеваю!
Сейчас я всех вас изругаю!
На этот раз себе к обеду
Я выбрал госпожу Победу.
Имея белых два крыла,
Она себя считает за орла;
Куда она-де обратится,
Все то ей живо покорится.
Вот все подобные стремленья
Меня выводят из терпенья.
Мне видеть низкое — высоким,
Высокое ж — в падении глубоком,
Кривым считать все то, что прямо,
Прямым кривое — вот все то,
Что делает меня здоровым несомненно,
Что видеть на земле хочу я непременно.
Герольд
Вот сволочь! Если б кто-нибудь
Мог посохом тебя отдуть!
О, если б члены все твои
Сейчас закорчиться могли!
Вы карлу видели сейчас, совсем урода?
Он массой стал сомнительного рода.
Вот — чудеса! Из массы той яйцо:
Оно вздувается, вот лопнуло оно,
И вышли из яйца два близнеца — змея
И мышь летучая, одна другой родня.
Змея скользит по пыли, как обычно,
Другая к потолку вздымается привычно;
И обе к выходу стремятся норовить.
Я не желал бы третьим с ними быть!
Говор толпы
Живее! — Там танцуют в зале —
Нет! Я желал бы быть подале —
Не чувствуешь вокруг ты никаких сплетений?
Нас оплетает сеть различных привидений. —
Шумело у меня тут что-то в волосах —
Я это чувствовал сейчас в своих ногах —
Никто из нас не ранен, вот отрадно! —
Но все мы струсили и струсили изрядно! —
Испорчено все наше ликованье —
К тому клонилося, знать, скотское желанье.
Герольд
С тех пор, как здесь, на маскараде,
Мне роль герольда вручена,
Смотрю на дверь покоя ради.
Веселья зала нам дана,
Но не хочу, чтоб в этой зале
На вас несчастия напали;
Я не колеблюсь, не бегу,
Но зорко вас я стерегу.
Боюсь, чтоб в окна, словно мухи,
К нам не проникли злые духи,
И чтоб избавить всех вас смог
Я от неведомых тревог.
Я карлу сам ведь испугался…
Но что за шум опять раздался?
Какой-то новый там фантом,
И ничего сказать о нем,
Хоть должен я, но не могу;
К себе на помощь всех зову я.
Там что-то лезет сквозь толпу,
Но что? И сам не разберу.
А, вот! Четверка, колесница…
И преприятная собой…
Она-то, видно, и стремится
Без остановки пред толпой…
И, знаете, — она не тело;
Толпы совсем ведь не задела,
И только искр цветных каскад
Она бросает, словно ад.
Их, может, тысячи сейчас
Сверкают здесь и там вкруг нас.
Иной из вас все то потом
Сравнит с волшебным фонарем…
Она шумит, как бури стон.
Народ! Дрожу я!
Мальчик-возница
Стой, дракон!
Теперь сложи крылья,
Оставь свои усилья,
Умерен будь, как я умерен.
Несись, когда нестись намерен;
Но к месту отнесись с почтеньем,
Оно заполнено скопленьем
Народа: полон изумленьем,
Теснится он вокруг тебя.
Герольд! Тут очередь твоя:
Пока мы прочь не унесемся,
Ты объясни, как мы зовемся,
И опиши нас, как умеешь:
Об аллегориях понятие имеешь.
Герольд
Коль не могу тебя назвать,
Позволь мне раньше описать.
Мальчик-возница
Изволь!
Герольд
Сознаться, приступив,
Я должен в том, что ты красив,
Полу-дитя, но женский пол
Тебя и взрослым бы нашел:
Ты к волокитству склонен, а потом
Ты станешь прирожденным львом.
Мальчик-возница
Пусть так! Но продолжай живее,
Чтоб вскрыть загадку веселее.
Герольд
Сиянье темное очей
И кудри черные с повязкою блестящей!
А этот плащ, до пяток доходящий
С каймой пурпурною и яркою своей!
Тебя б за девочку я принял непременно,
Но головы свернуть ты можешь им мгновенно:
Поди-ка, вышел ты из школы юных дев
И азбуку твердил за ними нараспев?
Мальчик-возница
А кто на колеснице восседает,
Подобный изваянью божества?
Герольд
То — добрый царь, богатством обладает,
Тот счастлив милостью, кому он посылает!
Ему, должно быть, не к чему стремиться,
Стремленья все он перерос давно,
Он радость высшую имеет лишь делиться:
То — более чем власть, чем счастие само.
Мальчик-возница
Не ограничивайся тем,
Но опиши его совсем.
Герольд
Достоинство не терпит описанья.
Цветущее лицо так кругло, как луна;
Л яркий цвет ланит далек от увяданья,
Но все же их краса не полностью видна:
Часть их скрывается завесою тюрбана.
А складки платья как богаты, как пышны!
Следы величия в осанке всей видны —
Все о могуществе его вещает сана!
Мальчик-возница
То — Плутус, главный бог богатства,
В великолепии своем;
Сам император хочет в нем
Снискать себе благоприятства.
Герольд
Скажи нам о себе: и что ты, да и как?
Мальчик-возница
Я — Расточительность, скажу тебе я так:
Поэзия, поэт, что видит суть призванья
В растрате своего большого состоянья.
Я — равен Плутусу. Бесчисленно скопленье
Моих богатств, и оттого
Его пиров — душа я, украшенье,
И то даю, чего нет у него.
Герольд
Ты — мастер хвастать, без сомненья,
Но покажи свои уменья!
Мальчик-возница
Лишь щелкнет пальцами возница,
Посыплет искры колесница;
Вот вам — жемчужная хоть нить,
(Все время щелкая пальцами.)
Вот вам из золота — спешите лишь ловить —
Аграфы дивные, вот серьги для ушей,
Вот гребешки, коронки — просто диво!
Вот в перстне бриллиант — сверкает как игриво!
А вот немножечко и маленьких огней,
Пускай себе по прихоти повьются!
Кто с ними встретится, о них и обожгутся.
Герольд
Как рвется милая толпа!
Дающий сам стеснен толпою;
Он сыплет щедрою рукою
Богатств блестящих короба.
Но замечаю здесь уловку:
Кто б ни хватал усердно их,
Не награждаем за сноровку,
Богатств лишается своих.
Нить жемчугов держал руками —
Смотри: ведь этой нити нет;
Его рука полна жуками,
А жемчугов простыл и след.
Бросает он жуков противных,
Вкруг головы жужжат они;
Там вместо ценностей предивных
Летают только мотыльки.
Вот шельма! Много обещает,
Но то дает, что лишь блистает,
Но между золотом и тем
Нет даже близости совсем!
Мальчик-возница
Умеешь маски объяснить,
Но не проникнешь к сути дела;
Двора герольдом мало быть,
Тут роль важнее подоспела.
Не буду спорить я с тобой.
Могу ль тебя спросить я, повелитель мой?
(Обращается к Плутусу.)
Не ты ли мне препоручил
Четверку пламенную эту?
Не я ль ее везде водил,
Внимая твоему завету?
И разве не был я счастлив,
Не достигал всегда удачи?
Тебя же пальмами покрыв,
Не я ли все решал задачи?
Когда я бился за тебя.
Не мне ли счастье улыбалось?
Когда чело твое все лаврами венчалось,
Кто добывал их, как не я?
Плутус
Коль нужно так тебе, чтоб я был здесь свидетель,
Скажу тебе: ты дух от духа моего,
Ты замыслов моих всегда благой радетель,
Богатство все мое беднее твоего.
Хотел бы наградить тебя я выше слов,
По ветви дав тебе от всех своих венков;
От сердца своего скажу тебе реченье:
Ты сын мой, и к тебе мое благоволенье.
Мальчик-возница
Дары все лучшие я раскидал кругом.
Вы это видели. Веселым огоньком,
Сверкающим над той, над этой головою,
Я наделил вас сам, своею же рукою.
Несется он от одного к другому:
Здесь удержался он, а там его и нет,
Но редко к пламени стремится он большому,
Недолго светит он, и невелик тот свет.
У большинства из вас, не вспыхнувших огнем,
Сгорел он и потух: угасла радость в нем.
Женская болтовня
На колеснице, словно пан,
Сидит, наверно, шарлатан.
Скелет плетется там за ним,
Он жаждой, голодом томим.
Такого мы ни разу не видали,
И ущипнуть его удастся нам едва ли.
Тощий
Пустейшее бабье, подальше от меня!
Я знаю хорошо, что не по вкусу я.
Я звался Скупостью, когда моя жена
Была лишь очагу родному предана.
Тогда наш дом был очень недурен:
Все шло в него, ничто не плыло вон;
Я сам хранил ключи шкапов и сундуков,
И было у меня достаточно трудов!
Но женушка моя отвыкла сберегать,
И было то совсем недавно, так сказать.
И как у всякого, кто счет ведет беспечно,
Желаний более, чем талеров, конечно,
В подобных случаях муж терпит за грехи:
Где прозевает он, глянь — там уже долги!
Жена не знает тут, куда ей и деваться,
Приходится тогда с любовником спознаться:
И лучше есть, и больше пить,
Да и возлюбленных кормить.
Тут золото меня прельщать все больше стало:
Мужчина я, во мне ведь алчности немало!
Главная женщина
Соломенный вдовец! Пощечину давайте!
Чего то чучело от нас еще желает?
Такая рожа нас не запугает!
Женщины в толпе
Драконы — что? Поделки из бумаги!
Не нужно здесь иметь нам никакой отваги:
Живее на него, дружнее наступайте!
Герольд
Клянуся палицей! Не трогайте! Спокойно!
Но будто нет нужды и в действиях моих?
Взгляните на чудовищ, как достойно
Они раскрыли пары крыл своих!
Как пышут пасти их огнем своим чудесно!
Толпа бежит… И здесь не стало тесно.
Плутус сходит с колесницы.
Великолепно сходит он,
Драконов мощный повелитель;
Сундук, златых богатств хранитель,
Вниз с колесницы низведен;
Стоит у ног его сундук:
Здесь совершилось чудо вдруг.
Плутус
(к вознице)
Свободен ты от тяжести великой,
Теперь несись к воздушным сферам ты!
Не то у нас: здесь в сутолоке дикой
Шумят кругом нелепые толпы.
Несись вперед, туда, на созерцанье
Недосягаемой для всех их чистоты!
Там верою в себя исполнен будешь ты.
Там красота и благо лишь кумир!
В уединеньи создавай свой мир!
Мальчик-возница
Считаю я себя ниспосланным тобою,
Тебя люблю любовью я родною.
Там полнота, где б только ни был ты;
Где я, там всюду счастье обладанья.
Как часто человек, исчадье слепоты,
Меж мною и тобой исполнен колебанья!
Твои всегда жить будут безмятежно,
Моим всегда отыщутся дела;
Не скрытен я; дыханьем неизбежно
Я уничтожу тайны все дотла.
Прощай, прощай! Меня ты отпускаешь
Блаженствовать, замкнувшись лишь в себе,
Но, если шепотом позвать вновь пожелаешь,
Сейчас вернусь, вернусь опять к тебе.
(Удаляется, как и прибыл.)
Плутус
Пришла пора богатствам расковаться:
Коснусь ключей герольдовым жезлом.
Раскрыто все. Спешите любоваться!
Златая кровь здесь бьет живым ключом.
Вещицы разные видны в местах иных:
Того гляди, что жар растопит их.
Перемежные крики толпы
Смотрите, как течет оно! —
Как все здесь до краев полно! —
Как все сосуды растопляет! —
Как все монеты расплавляет! —
Дукаты лезут в тесноте —
Как это грудь стесняет мне! —
Здесь все стремления мои! —
Они так близко у земли! —
Немного только потрудиться,
Над этой массой наклониться! —
У всех теперь одно влеченье:
Возьмем сундук в свое владенье!
Герольд
Что вы хотите затевать?
Глупцы! Тут все — одни затеи;
Иного нечего и ждать
От маскарадной ахинеи.
Ужель вы думали, что вам
Давать здесь станут состоянья?
Но уместится ль столько там
Простых жетонов для собранья?
Глупцы! Готовы вы признать
За правду лишь пустую шутку;
А что вам правда может дать?
Подумайте одну минутку!
Как сумасшедшие, вперед
Вы рветесь в грубом исступленьи!
Гони прочь, Плутус, в заблужденьи
Сюда собравшийся народ!
Плутус
Твой жезл на это пригодится,
Дай ненадолго мне его! —
Он в сплав сейчас же погрузится;
Остерегайтесь все того!
Как он блестит, как он искрится,
Как накалился сразу он!
Кто лишь сюда приблизит харю,
Того безжалостно ударю,
Начну обход со всех сторон.
Крики и толкотня
Увы! Он начал им стегать —
Беги, кто может убежать! —
Назад! Не напирай на нас! —
В лицо он брызнул мне как раз! —
А палка здорово стучит! —
Нам всем погибель предстоит! —
Назад, коль быть желаешь цел! —
Будь крылья, я бы улетел!
Плутус
Ну, натиск бешеный пропал,
Надеюсь, что никто не пострадал.
Толпа бежит,
Когда ее что устрашит;
Но все же, беспорядком не рискуя,
Волшебный круг себе здесь очерчу я.
Герольд
Большое дело здесь увидел я:
За мощь твою благодарю тебя!
Плутус
Мой благородный друг, не покидай терпенья,
Еще нам предстоят различные волненья.
Скупой
Порой с приятностью любуюсь я толпою,
Не безразличен к ней совсем;
Тут женщины всегда берут местечко с бою;
Есть поглазеть на что, полакомиться чем.
Я не успел притом заржаветь безвозвратно:
Коль женщина мила, всегда мила она.
Приволокнусь-ка я, сегодня тут бесплатно,
И воля полная желающим дана.
Народу пропасть здесь; несутся речи мимо,
Попробую сперва разумно говорить,
А не удастся речь, удастся пантомима,
И ею иногда возможно убедить.
Коль жестами сейчас я дела не подвину.
Кто помешает мне и штучкой щегольнуть?
Я золото могу использовать, как глину,
И превратить смогу металл во что-нибудь.
Герольд
Смотри на тощую скотину!
Нога в гробу, а действует хитро:
Он жмет все золото, как глину,
И между пальцами мокро.
Его он жмет, катает живо,
Но безобразное творит;
Вот он у женщин; он игриво
Сейчас им что-то говорит.
Они кричат, толпа отходит,
Чтоб быть подальше от него;
Он их на гадкое наводит,
И ждать возможно здесь всего.
Он встречен всеми без различья
Неодобрительно. Боюсь,
Чтоб не нарушил он приличия;
Спокойным я не остаюсь.
Верни мне жезл поскорей:
Я прогоню его, ей-ей!
Плутус
Не чувствует того, что здесь нам угрожает,
Пускай дурачится и фокусом играет!
Сейчас он будет сбит с позиции своей,
Силен закон, а страх его сильней[83].
Шум и пенье
С высоких гор, из чащ лесных
Бежит орда: не сдержишь их.
Они свершают торжество;
Великий Пан, их божество,
За ними следует и сам.
Что и неведомо всем нам,
Открыто им, и все толпой
Они несутся в круг пустой.
Плутус
Дикое пенье
В нарядах, в блестках мишуры,
Хоть несуразны, грубоваты,
Где побегут, где прыгнут хваты,
Но живы, смелы и бодры!
Фавны
Веселые фавны,
В дубовых венках
На мягких кудрях,
Для танцев забавны.
Остры их уши и далеко
Торчат из шелковых кудрей;
Их носик туп, лицо широко,
А дамам с ними веселей:
И только лапу фавн протянет,
Красотку живо к танцам сманит.
Сатир
Сатир вот скачет за толпой,
С козлиной, тонкою ногой.
И худ и жилист он собой,
Зато по горным крутизнам
Шныряет он и здесь, и там,
Как серна, он неуловим.
Как презирает он мужчин,
А с ними женщин и ребят,
Что глубь долины заселят,
Там где пары и дым ползут,
И мнят, что и они живут;
Меж тем как чистый, мирный свет
Сатиру только шлет привет.
Гномы
И гномы топают сюда,
Не ходят в парах никогда.
Из мха у гномов весь наряд,
Их ярко лампочки горят,
Мелькая здесь, мелькая там,
Всяк за себя ответит сам.
Как светлячки, они блестят,
Снуют туда, снуют сюда,
Работой заняты всегда.
Богатством тайным мы сродни,
Мы, как хирурги, искони,
Трудясь без устали, без смены,
Вскрываем гор высоких вены
И почерпаем то, что в них.
Мы в восклицаниях своих
Желаем добрым людям счастья;
Они сердечного участья
Достойны. Давней старины
У нас обычаи сильны.
То золото, что мы достали,
Воров и сводников влечет.
Железо также вам едва ли
Большие радости несет.
Кто три обета[86] презирает,
Тот и других не уважает;
И мы ль виновны в деле тьмы?
Терпите так, как терпим мы.
Исполины
Их дикарями называют,
На Гарце их повсюду знают:
В своей естественной красе
Они повсюду бродят все;
В руках их ствол, вкруг бедр — повязка,
Передник — листьев, веток связка;
Такой могучей, бравой стражи,
Ведь не найти и Папе даже.
Хор нимф
(они окружают великого Пана)
Вот ты — наш Пан!
Сюда, прекрасные, спешите,
Веселый танец заводите!
Серьезен, добр он; сверх сего
Веселье радует его.
Под небом синим в час ночной
Охотясь, будь же бодр собой!
Пусть ручейки ему журчат,
Зефиры сладостно шумят!
О, пусть, когда он в полдень спит,
На ветке листик не шумит!
Благоухание цветов
Овеет пусть его альков!
О беге нимфа да не мнит;
Пусть, как стояла, так стоит!
Но, если голос вдруг его
Среди молчания всего
Раздастся сразу, словно гром
Иль рев в волнении морском,
Постигнет всякого испуг,
И грозный враг исчезнет вдруг…
Трепещет втайне сам герой.
Да будет честь тому, кто той
Достоин чести! И хвала
Той власти, что нас собрала!
Депутация гномов
(к великому Пану)
Если кроется в граните
Нить богатств, что не найти,
Жезл покажет этой нити
Прихотливые пути.
Воздвигаем под землею
Троглодитами свой дом,
Ты же делишь то рукою,
Что добудем мы трудом.
Вот почти мы отыскали
Чудодейственную нить:
Изо всех, что раньше знали,
Столько б нам не получить.
Совершить ты можешь это,
Покровителем будь ей:
Все то будет благом света,
Что есть дар руки твоей.
Плутус
(к герольду)
Мы все должны сносить вполне спокойно,
Что б ни случилось, ждать конца достойно;
Ты до сих пор всегда достойно шел.
Сейчас должно ужасное свершиться,
Чему не веря, будут все дивиться;
Ты только занеси все точно в протокол.
Герольд
(хватается за жезл, который Плутус держал в своей руке)
К источнику огня путь гномы устремили,
Туда же за собой и Пана потащили.
Источник тот клокочет в глубине,
И вдруг очутится почти совсем на дне,
Лишь черное отверстие зияет;
Но снова там кипит и дым распространяет.
Великий Пан, чужд всякому смущенью,
Глядит в лицо чудесному явленью,
А пена жемчугов сверкает здесь и там.
Как может верить он подобным чудесам?
Он наклонился сам, а борода упала:
Тень безбородая кого б напоминала?
Он подбородок свой закрыл рукой своей,
Сейчас скрывается все от моих очей…
Но, Боже мой! Несчастье предо мною:
В огне вся борода, корона с головою
И грудь! Поистине забава превратилась
В одну печаль. Толпа зашевелилась,
Все побежали пламя то тушить.
Оно не тушится; ну, как теперь с ним быть?
И много масок им уже опалено.
Но что за весть бежит — я слышу там —
От уст в уста и от ушей к ушам?
О, ночь несчастная, отныне навсегда!
Какое зло могла ты занести сюда!
Ужаснейшая весть распространится днем!
Услышат то, не слушали б о чем:
Сам император — жертва злой стихии!
Ах, отчего те слухи, не другие?
Горит он сам, а с ним горит и двор!
Пусть будет проклят этот гарцский хор,
Что, и беснуясь тут, и песни распевая,
Повлек его туда, где гибель роковая
Ждала его, в нем возбудив задор!
О, юность, юность! Или навсегда
Не хочешь радостям границы ты поставить?
И ты, величие, ужели никогда
При всемогуществе умней не станешь править?
Вот загорелся лес[87], все лижет пламя злое
И лезет к потолку; там дерево сплошное.
Грозит пожар, страшны его размеры;
Несчастье наше выше всякой меры
Не знаю, кто нас мог бы и спасти?
Одно осталось нам — сказать всему «прости!»
Да грудой пепла станет, наконец,
Весь императорский, богатый весь дворец!
Плутус
Ужасам довольно быть,
Нужно горю пособить.
Сила, скрытая в жезле,
Дай трясение земле!
Ароматный ветерок,
Освежи ты наш чертог!
Вы, туманы, испаренья,
Собирайтесь для тушенья!
Лейтесь, тучи дождевые,
На собрания сплошные
Перепуганных людей!
Облачка, сюда скорей!
Лейтесь медленно над нами,
Раздувайтесь после сами!
Постепенным нужно быть:
Сразу все не затушить!
А потом вы изменяйтесь,
В бурю мощную сбирайтесь!
Так покончите гуртом
Вы с искусственным огнем —
Против духов злых сильна
Только магия одна.
УВЕСЕЛИТЕЛЬНЫЙ САД
Утреннее Солнце. Император, его придворный штат, мужчины и женщины. Фауст, Мефистофель, одетые прилично, не вызывающе, по-современному, оба стоят на коленях.
Фауст
Простишь ли, государь, за пламя маскарада?
Император
(давая знак, чтобы они встали с колен)
Так хорошо. Таких мне игр и надо.
Вдруг очутился я в стихии огневой;
Казался я себе Плутоном, не собой.
Из бездны, где был мрак, где уголья лежали,
Внезапно пламени порывы вылетали;
Сперва там тысячи сверкали огоньков,
Потом сливались все, и был порыв готов.
Величественный свод я видел над собою:
То воздвигался он, то исчезал порою;
И меж колоннами горящими мелькали
Толпы людей, что шумно величали
Меня, как с давних пор привыкли величать.
Успел придворного, другого там узнать,
И мне казалось вдруг, что сам я князь волшебный
Каких-то саламандр, мне певших гимн хвалебный.
Мефистофель
Ты — государь на то. Создание любое
Бесспорно признает величие такое:
Уже испробовал покорность ты огня,
Так бросься в море же, где, яростно шумя,
В каком-то бешенстве свирепствует волна;
Еще не ощутишь ты под собою дна,
Как дивный свод увидишь над собою;
Заслоном массы волн пурпурного свеченья
Построят над тобой, как центром их движенья,
Великолепный твой дворец. Куда ты ни пойдешь,
Повсюду за собой дворец тот поведешь.
Хрустального дворца мятущиеся стены,
Как будто радуясь, ускорят перемены,
Звуча торжественно, спеша с тобой вперед,
Морские чудища, встречая твой приход,
Ход остановят свой; спокойствие твое
Их изумит, страшить привыкших все.
Драконы, золотом сверкая чешуи,
Начнут описывать игривые круги;
Над яростью акул ты станешь лишь смеяться,
Увидев, как они задумают бросаться,
Разинув пред тобой прожорливую пасть.
Все там живущее твою почует власть.
Тебе известен вид глубокого почтенья
Двора обычного; того же окруженья,
Что будет у тебя в подводной глубине,
Ни разу не видал ты даже и во сне.
Не будешь под водой с приятнейшим нисколько
В разлуке ты. Увидишь сам ты, сколько
Прелестных, любопытных нереид
Сберутся ко дворцу: одни смиренный вид
Храня, — я говорю о тех, что постарей годами, —
Другие же, блестя прекрасными телами,
Невольного соблазна все полны.
Прохладен их чертог во глубине морской,
И скоро слух пройдет во всей державе той
О появлении новейшего Пелея,
Слух юных Нереид тревожа и лелея.
Слух живо разнесут повсюду Нереиды,
Он быстро долетит и до ушей Остиды,
Она отдаст тебе и руку, и любовь;
Откроется Олимп пред новым богом вновь[88].
Император
Пространства воздуха и моря — уступаю:
Мне рано восходить на эти высоты.
Мефистофель
Великий Государь! Землей владеешь ты.
Император
Из сказки, что ль, какой тебя я здесь встречаю?
Шехерезаду ты напоминаешь мне,
Тем милость высшую ты заслужил вполне.
Будь около меня, когда вся злоба дня
Окажется совсем несносной для меня!
Управляющий
(входит быстро)
О, пресветлейший! Думал я всегда,
Что счастья мне не будет никогда
Такую весть приятную доставить,
Как ту, что я пришел тебе представить.
Я счастлив сам, я полон восхищенья;
Счета оплачены, процентов нет давленья,
Нет адских мук, что так меня терзали;
Ведь даже на небе отраднее едва ли!
Военачальник
(входит быстро за ним)
Солдатам деньги все уплачены сполна;
Все войско служит, как в былые времена,
Ландскнехты вдруг помолодели.
Трактирщики и девки все запели.
Император
Как дышит ваша грудь вольготно!
Как смотрят лица беззаботно!
Как быстро все вы заходили!
Казначей
(быстро очутившийся тут)
Спроси у тех, кто это совершили.
Фауст
Прилично канцлеру об этом доложить.
Канцлер
(который входит медленно)
Пришлось на старости до радости дожить —
Да внемлет всяк, коль только хочет он!
Билет сей сравнен с тысячею крон.
Огромное богатство, что скрывает
В себе земля имперская, являет
Сей ценности незыблемый замок.
Все меры приняты, чтоб клад быть вырыт мог
И целиком пошел на погашенье[89].
Император
Чудовищный обман и даже преступленье!
Кто смел подделать подпись здесь мою?
Без наказания обмана не стерплю!
Казначей
Припомни, государь, что сам ты подпись дал
Сегодня ночью. Ты уже стоял,
Великим Паном только нарядился.
Мы подошли, и канцлер обратился
К тебе, сказав подобную тираду:
«Великий Государь! Доставь себе отраду
Для праздника, народ же верный свой
Ты осчастливь лишь подписью одной».
Ты подписал. И самой ночью той
Копировальщики усердье проявили:
Из подписи одной миллион их оттеснили.
А чтобы милость та была для всех равна,
Билетам разным — разная цена:
На десять есть монет, на тридцать ли в начале,
А там на пятьдесят, на сотню и так дале;
Так на известное количество монет
Всяк может получить желаемый билет.
Не можешь ты себе представить впечатленья,
Произведенного на массу населенья!
Ведь город твой почти что умирал,
Теперь и он неузнаваем стал!
Хоть имя самое твое давно ценили,
Но никогда его так сильно не любили;
Теперь и алфавит им целый нипочем:
Довольно им тех букв, что в имени твоем[90]
То имя сделалось синонимом блаженства:
Достиг ты подписью такого совершенства.
Император
Народ весь приравнял бумажку эту к злату?
И двор, и воины берут ее в уплату?
Тут как бы ни пытался я дивиться,
А с очевидным должен согласиться.
Управляющий
Билетов разлетевшихся поймать
Немыслимо, как молнии не взять.
От утра до ночи менял открыты лавки,
Приносят золото да серебро средь давки
И выдать им бумажек умоляют,
И цену золота да серебра сбивают.
Их получив, бегут иль в лавки мясников,
Иль к пекарям, иль в двери кабаков.
Полсвета занято лишь мыслями о пьянстве,
Тут режет продавец, там шьет уже портной.
В пивных всех пиво пенится рекой,
Кричат тебе повсюду «Носh!» толпой.
В других местах в ходу плита и грелки
Да день-деньской гремят без устали тарелки.
Мефистофель
А как террасою пойдешь вдали от света,
Красотка тут как тут, шикарно разодета;
Павлиньим веером прикрыв один свой глаз,
Она другим мигнет тебе не раз,
И так без лишних слов и без острот
Она проделает любовный эпизод.
У новых денег плюс еще таков,
Что избавляет нас от грузных кошельков.
Билетик у груди нетрудно приютить,
С любовною запиской совместить;
Священник свой билет в молитвенник кладет
И этим набожность, как следует, блюдет,
С тяжелым поясом расстанется солдат
И будет этому, конечно, очень рад.
Прости, о государь, что мелочь разбираю
И дело крупное тем будто уменьшаю.
Фауст
Во глубине земель твоих необозримых
Лежит запас богатств неисчислимых.
В них пользы нет. Но самой смелой мысли
Когда бы мы сказали: «Их исчисли»,
Ей непосильно было б порученье;
Совсем бессильно тут воображенье.
И лишь одни высокие умы,
Что в глубь вопросов заглянуть властны,
И то, лишь бесконечность повстречают,
Ей бесконечным же доверьем отвечают.
Мефистофель
Бумажки, что в себе все ценности вмещают,
Удобствами притом большими обладают.
Имея их, ты знаешь, что оне;
Вопросов нет о торге, о цене.
Знай пей себе, любовью наслаждайся,
А нужно золото, к меняле обращайся,
Нет у него, так в почве покопайся,
В их погашении не будет затрудненья:
Коль надобно, на то годны все украшенья.
Кто против нас, над нами кто смеется,
В конце концов на этом обожжется.
Привыкнув к новому, не захотят другого.
В конце до вывода доходим мы такого:
В твоих землях найдется без натяжек
Довольно ценностей, и злата, и бумажек.
Император
Вам государство все обязано спасеньем:
Награда равною должна быть с вашим рвеньем.
Доверю вам нутро земель необозримых;
Вы — стражи лучшие всех кладов, здесь хранимых;
Известно вам поистине прекрасно,
Где клады все хранятся безопасно.
Почин раскопок всех зависит лишь от вас:
Распоряжайтесь же, работайте для нас!
Несите бодро вы все иго порученья,
Которым вас облек я в знак благоволенья;
Сольются пусть в работе вдохновенной
Мир видимый и мир нам сокровенный!
Казначей
Меж нами распря да не вспыхнет ни одна!
Приятно быть коллегой колдуна.
(Уходит с Фаустом.)
Император
Я одарю здесь каждого сейчас;
На что истратите, не скройте лишь от нас!
Паж
(принимая)
Я радостно отныне буду жить.
Другой
(так же)
Желаю милой цепь с колечком я купить.
Камергер
(принимая)
И вдвое буду пить, и лучшее вдвойне.
Другой
(так же)
Нет от костей совсем покоя нынче мне.
Знаменосный барон[91]
(пораздумав)
Я поле, замок свой избавлю от долгов.
Другой
(так же)
К запасам прежним я прибавлю сей улов.
Император
Я думал возбудить к работам новым рвенье,
Но знающему вас немыслимо сомненье;
Как щедро бы мы вас сейчас ни одарили,
А вы останетесь все теми же, чем были.
Дурак
(приходя)
Тут сыплют милости: достанется и мне?
Император
Ты жив еще! Пропьешь их на вине.
Дурак
Листки волшебные! Их понимаю тупо.
Император
Понятно! Потому ты их растратишь глупо.
Дурак
Они летят, а мне неясны цели.
Император
Лови их все: они к тебе слетели.
(Уходит.)
Дурак
Пять тысяч крон сейчас в моих руках!
Мефистофель
Двуногий винный мех, ты снова на ногах?
Дурак
Случалось часто то, но в первый раз так славно.
Мефистофель
Ты пропотел от радости исправно.
Дурак
Так им такая же, что золоту, цена?
Мефистофель
Для брюха с горлом будет глубина.
Дурак
На них могу купить я пашню, дом и скот?
Мефистофель
Твое желание препятствий не найдет.
Дурак
И ловлю рыбную, охоту, замок с лесом?
Мефистофель
На барство я твое взглянул бы с интересом!
Дурак
Сегодня ж вечером приобрету именье!
(Уходит.)
Мефистофель
У дурака есть ум; уместно ли сомненье?
МРАЧНАЯ ГАЛЕРЕЯ
Фауст. Мефистофель.
Мефистофель
Зачем влечешь меня ты к мрачным коридорам?
Ужели наслажденья нет вне их —
В стремленьи к надуванью, к всяким вздорам
Среди толпы придворных записных?
Фауст
Такая речь мне страшно надоела,
Как старая подошва, что сопрела;
Твои виляния то в сторону, то вспять
Ведут к тому, чтоб слова не сдержать.
И камергер, и управляющий томят
И мне все порученья говорят,
Что император наш желает всей душой
Париса повидать с Еленой пред собой
Как образцы античной красоты;
Задачу поскорей исполнить должен ты.
Я слово дал и должен я сдержать.
Мефистофель
Но неразумно же легко так обещать!
Фауст
Коллега, был ты слишком тороватым,
Не думая о том, куда ведет уклон:
Сперва мы сделали с тобой его богатым,
Теперь забавы хочет он.
Мефистофель
Ты думаешь, свершить то нипочем?
Но мы с тобой на ступенях крутейших:
Ты сделал, как глупец, что, ставши богачом,
Долгов опять насотворил новейших.
Легко мне справиться с тьмой ведьм и привидений,
Зобатых карликов и всех таких явлений;
Хоть ведьмы кое-что имеют за себя,
Но с героинями равняться им нельзя.
Фауст
Я слышу вновь разбитую струну:
С тобой, наверное, идти я не рискну,
Поистине отец ты всяческой преграды,
За каждый шаг ты новой ждешь награды.
А, между тем, известно мне бесспорно,
Что можешь все проделать ты проворно.
Мефистофель
К язычникам не смею прикасаться;
У них свой ад. Но случай все ж найдется…
Фауст
Так говори и перестань ломаться!
Мефистофель
Мне тайну важную тебе открыть придется:
Богини властвуют в стране уединенья,
Пространства нет у них, а времени подавно,
И разговор о них немыслим без смущенья.
То — Матери!
Фауст
То — Матери?
Мефистофель
Никак, струхнул исправно?
Фауст
То — Матери![92]
Мефистофель
Немудрено. Понятие туманно
О них у смертных; нам настолько чуждо,
Что имя самое не назовем без нужды.
Чтоб к ним попасть, сойдешь ты в глубину,
И сам сойдешь ты за свою вину.
Фауст
А путь какой?
Мефистофель
Пути нет никакого:
Не мог бы ты ответа ждать иного.
Ты помни, что идешь к недостижимому,
Придешь с мольбой к неумолимому;
Ломать замков тебе там не придется,
Затворов никаких там не найдется,
Охвачен будешь ты лишь чувством пустоты
И одиночества: знаком ли с этим ты?
Фауст
Таких бы ты речей остерегался:
В них запах кухни ведьм и до сих пор остался,
Что мне напомнило прошедшее давно.
Ужель мне к пустякам вернуться суждено?
Учиться пустякам и пустякам учить?
Когда разумно я пытался говорить,
Противоречия неслись мне громче вдвое;
Чтоб бросить все тяжелое, пустое,
Обрек себя уединенью я.
И, чтоб совсем не выкинуть себя
И не остаться, так сказать, за бортом,
Связаться, наконец, решил я даже с чертом.
Мефистофель
Когда б ты вздумал плыть за океан,
Ты с безграничностью и там бы повстречался,
Но все бы видел волн мятежный стан,
И чем-нибудь невольно любовался;
Затихло б все кругом, но все же пред тобой
Из зелени воды дельфины бы явились,
Неслись бы облака, иль звездочки искрились,
Иль Солнце, иль Луна влекли бы взор собой.
Но в пустоте, где должен ты явиться,
Не будет ничего сверх этой пустоты:
Своих шагов там не услышишь ты,
Там будет не к чему тебе и прислониться.
Фауст
Как мистагог[93] ты говоришь со мной,
Что издевается над преданной толпой,
Но лишь наоборот: ты в место шлешь пустое
Меня, чтоб стал я там искусней вдвое;
Как кошку в басне, заставляешь ты меня,
Чтоб я тебе набрал каштанов из огня.
Ну, что ж? Попробую! Где ничего не ждется,
Там, я надеюся, немалое найдется.
Мефистофель
Фауст
Ничтожным пустяком!
Мефистофель
Сперва бери, оценивай потом.
Фауст
Растет в руке и светит, как зарница.
Мефистофель
Теперь заметил ты, что это за вещица?
Он место верное заране чует сам;
Иди за ним: сведет он к Матерям!
Фауст
(содрогаясь от ужаса)
Да, к Матерям! Мне страшно это слово!
Как слышу я, так трепещу я снова!
Мефистофель
Иль ограничен так, что новых слов боишься?
Ты слышишь мирно то, к чему привыкнул сам.
Когда же с этим недугом простишься?
Ведь ты привык к чудеснейшим вещам.
Фауст
Бесчувственность не есть еще спасенье,
Считаю ужас преимуществом людским;
Жизнь дорого берет за это ощущенье,
Но к чрезвычайному мы ближе только с ним.
Мефистофель
Ну, опускайся или выходи!
Тут все равно. Покинь все за собою,
Где жизни мощь горит еще в груди!
Иди туда, где смерть перед тобою,
Где только то, что жило вдалеке,
Где вкруг тебя сгустятся привиденья!
Держи покрепче ключ в руке
И разгоняй им смутные явленья!
Фауст
(воодушевленно)
Сжимая ключ, я становлюсь сильнее,
Вольнее дышит грудь, я к подвигу склоннее!
Мефистофель
Треножник там пылающий один
Даст знать тебе, что ты достиг глубин.
Увидишь Матерей ты при его огне:
Сидят, стоят и ходят там оне.
Явленье форм иль их исчезновенье —
То Духа Вечного живое проявленье.
Вкруг них витают абрисы созданий;
Они живут лишь в мире созерцаний;
Ты сам незрим. Тот миг всего страшнее:
Тогда иди к треножнику смелее,
Коснись его ключом!
Фауст решительно манипулирует своим ключом.
Ты стал неподражаем!
Треножник прирастет к ключу, и с ним тогда
Взлетай спокойно ты и счастливо сюда!
Ты будешь снова здесь всего в одно мгновенье,
И то от Матерей сокроется явленье.
Так вызывай тогда Париса и Елену;
Ты первый отыскал подобную арену,
Так дело это совершай ты сам:
При заклинаниях туманный фимиам
Все примет формы, что присущи божествам.
Фауст
С чего начать?
Мефистофель
Ты топни лишь ногой
И, топнув вновь, ты возлетишь домой!
Фауст топает ногой и проваливается.
О, если б ключ ему нес службу аккуратно!
А любопытно знать, вернется ль он обратно?
ЯРКО ОСВЕЩЕННЫЙ ЗАЛ
Император и князья. Двор заметно оживлен.
Камергер
(к Мефистофелю)
Вы сцену с духами поставить обещали;
Так шевелитеся, чтоб долго вас не ждали.
Управляющий
Его Величество сейчас справлялся тоже:
Заставить ждать его еще — совсем негоже.
Мефистофель
Мой компаньон на то и удалился;
Он знает, как начать; уединился
И, запершись, занялся в тишине,
Ведь у него серьезная работа:
И, коль прекрасное смотреть у всех охота,
Без магии его не видеть и во сне.
Управляющий
До этого нет дела никакого:
Желает он, чтоб было все готово.
Блондинка
(к Мефистофелю)
Словечко, господин! Мое лицо все бело,
А летом — Боже мой! Как это надоело! —
Веснушек летом сотни вырастают
И кожу белую собою покрывают.
Есть средство?
Мефистофель
Жаль, что личико Венеры
Весною кроется вдруг кожею пантеры!
Лягушечьей икры найдите
И с языками жаб ее соедините,
Конечно, на спирту, а при луне блестящей
Продистиллируйте в сосудик подходящий
И ваши пятнышки вы смачивайте этим:
Весна придет, веснушек не заметим.
Брюнетка
Со всех сторон толпа вас осаждает,
Но обращусь за средством к вам и я:
Простужена нога, мне танцевать мешает,
И реверанс не так выходит у меня.
Мефистофель
Позвольте вам на ножку наступить.
Брюнетка
Все это водится меж милыми обычно.
Мефистофель
Дитя, об этом мне не дело говорить.
«Подобное подобным»[95] нам привычно
Излечивать; нога болит — ногой
Иль членом подходящим — член другой.
Внимание! Не возражайте снова!
Брюнетка
Ой-ой, горит! То — конская подкова![96]
Ну и нажим!
Мефистофель
Излечитесь вы им
И натанцуетесь, сударыня, потом,
И наиграетесь вы ножкой под столом.
Дама
(проталкиваясь)
Пустите-ка меня! Страданья велики!
Терзают сердце, полное тоски!
Еще вчера искал в очах моих спасенье,
Сегодня все — другой, а мне пренебреженье!
Мефистофель
Да, знаменательно… но выслушай меня.
Вот с этим угольком ты подкрадись к нему,
Черкни по рукаву, плечу иль по плащу,
И он раскается: тебе ручаюсь я.
Тот уголек ты проглоти потом,
Не запивая ни водою, ни вином.
Сегодня ночью же он у заветной двери
Начнет вздыхать по поводу потери.
Дама
Тут яду нет?
Мефистофель
Почтения нельзя ли?
Вам уголек такой бы не достать!
Его случайно удалось прибрать:
Он — от костра, что мы с трудом вздували[97].
Паж
Влюблен я, но меня невзрослым посчитали.
Мефистофель
Не знаю, право, справлюсь я едва ли.
(К пажу)
Вам от молоденьких подальше нужно быть;
Старейшие вас могут оценить.
Теснятся другие.
Еще идут!. Труд тяжек у меня!
Быть может, правдою скорей избавлюсь я?
Не нравится: мне ложью жить милее…
Верните, Матери, мне Фауста скорее!
(Осматриваясь кругом.)
Тускнеют свечи в зале. Двор в волненьи.
Я вижу всех придворных: в нетерпеньи
Ряды их длинные идут по переходам.
Они все в рыцарский попасть желают зал;
Старинный зал, с трудом он их вобрал,
Он переполнен стекшимся народом.
Висят ковры — стен древних украшенья,
В углах и нишах — блеск вооруженья;
Не нужно, кажется, чтоб духов вызывали,
Они живут, как дома, в этом зале.
РЫЦАРСКИЙ ЗАЛ
Слабое освещение. Император и двор на местах.
Герольд
Занятье старое — спектакли возвещать,
Но духи тут меня немножечко смущают;
Такие темные вопросы объяснять
Мне обстоятельства подобные мешают.
Есть кресла, стулья, император сам
Сидит как раз напротив нашей сцены;
Да созерцает он ковры, что кроют стены.
Они мысль увлекут к далеким временам!
За ним сидят все господа и двор,
А прочие расселись в углубленьи.
За милыми ослаблен здесь надзор,
И все зато в уютном настроеньи;
Раз все расселись, значит, нам тогда
Пора и начинать, и духов звать сюда!
Трубы.
Астролог
Приказано сейчас начаться драме.
Раздвиньтесь, стены! Ждать нельзя!
Вся магия у нас с собою под руками.
Ковры крутятся, словно от огня.
Стена, взвиваясь, поддается;
Отверзла сцена глубь свою,
По ней таинственный свет льется…
На авансцене я стою.
Мефистофель
(выглядывает из суфлерской будки)
Ищу у вас я снисхожденья,
Подсказ — все чертовы реченья.
(К астрологу.)
Ты такт светил давно, как должно, знаешь,
А посему подсказы все поймаешь.
Астролог
Волшебной силою — античный храм пред вами.
Массивен он. Как нес Атлант плечами
Своими небо, так ряды колонн
Всю тяжесть у него несут со всех сторон:
Довольно было б только две таких,
Чтоб тяжесть вся покоилась на них.
Архитектор
Ну и антик! Не похвалю его:
Тяжел и неуклюж — вот свойства у него.
Нельзя же грубое считать и благородным,
Нельзя огромное великим признавать.
Мой вкус склоняется к стремлениям свободным,
Что с легкостью стрельчатость могут дать.
Зенит, что угол острый лишь венчает,
В нас чувства лучшие один и вызывает.
Астролог
Решенье звезд примите все с почтеньем,
Пусть слово волшебства рассудок ваш скует;
Лишь в этих случаях и пред воображеньем
Полет свободный предстает!
Смотрите то, что ждали вы без меры.
Для непонятного побольше нужно веры.
Фауст поднимается на другой стороне авансцены.
В венке вам виден, в жреческой одежде,
Чудесный человек; он верен той надежде,
Что в вас вселил. Треножник водрузился,
Он с ним из бездны мрачной появился;
Доносятся ко мне с него благоуханья.
А жрец готовится начать свои воззванья:
Осуществит он все свои желанья.
Фауст
(торжественно)
Во имя ваше, Матери, что вечно
Живете в бесконечности, в пустыне,
Вокруг которых реют быстротечно
Все жизни образы, хоть неживые ныне!
Что на земле у нас существовало,
Стремится быть у вас: ему былого мало,
Все жившее стремится вечно жить.
Вы сами властны их распределить
Иль в свете дня, иль под ночною сенью;
Одних затянет жизнь к обычному теченью,
Других же вызовет один лишь смелый маг;
Он, зная, делает, бесспорно, верный шаг
И, отвечая лишь одним желаньям лестным,
Он даст вам то, что нужно звать чудесным.
Астролог
Лишь ключ сверкающий треножника коснулся,
Как сладостный туман повсюду встрепенулся,
Везде ползет он, словно облака:
Где он сгущается, где сгладится слегка.
И удивительно влиянье силы тайной:
Туман мелодией проникся чрезвычайной.
Те звуки веселы; где их происхожденье?
С движеньем облаков совместно их явленье.
Триглифы, колоннада — все поет;
Мне кажется, и храм те звуки издает.
Туман расходится. И к нам под такт мотива
Выходит юноша. Он выглядит красиво.
Тут чувствую, что роль кончается моя:
Кто не узнает в нем Париса без меня?
Входит Парис.
Дама
О, что за блеск расцветшей юной силы!
Вторая
Как свеж и сочен, словно персик милый!
Третья
Какие тонкие и чувственные губки!
Четвертая
Желала б ты испить в таком прекрасном кубке?
Пятая
Красив он, но изящного в нем мало.
Шестая
Ему б и ловкости немного не мешало!
Рыцарь
Как долго ни смотрю, но до сих пор пока
Я вижу пред собой лишь только пастуха;
В нем княжеских следов не вижу, например,
Да и придворных не заметил я манер.
Другой
Он голым к нам пришел, мальчишка — ничего,
Но в латах я б хотел увидеть здесь его.
Дама
Вот он присел — так мило, грациозно.
Рыцарь
Вам на колени бы к нему хотелось слезно?
Другая
Он руку заложил за голову красиво.
Камергер
Невежа он: ведь это неучтиво.
Дама
Мужчины все найдут, чтоб разругать во вся.
Тот же
В присутствии монарха так нельзя!
Дама
Играющий себя одним лишь может мнить.
Тот же
Тут драма ни при чем: он должен вежлив быть.
Дама
Как сон прекрасного спокоен идеально!
Тот же
Он захрапел; вполне то натурально.
Молодая дама
(в восхищении)
Что к ароматному куренью примешалось
И сердцу моему столь милым показалось?
Пожилая дама
Конечно, этот дух и сердцу сообщится:
Он веет от него…
Еще более пожилая дама
Избыток сил струится;
Он, как амброзия, у молодых бывает
И атмосферу всю собою заполняет.
Входит Елена.
Мефистофель
Так вот она! К такой я не влекуся;
И хороша, да не в моем лишь вкусе!
Астролог
Здесь больше ничего не входит в часть мою;
Как честный человек, об этом заявлю.
Пришла красавица. О, если б я имел
Побольше языков, и всяк из них горел!
Ее краса давно уже воспета;
Пред кем появится краса живая эта,
Тот может вдруг и позабыть себя.
А с нею связанный — счастливец бытия.
Фауст
Ее ли вижу я? Иль то воображенье
Излило полностью источник красоты?
Ужасный путь мне дал вознагражденье!
Был мир весь для меня лишь местом пустоты!
А что с ним сталось после жреческого шага?
Родилась вдруг в душе какая-то отвага,
Я от нее и взора отвратить
Не в силах без последнего дыханья! —
Та красота, что мне очарованье
Внушила в зеркале, была одной лишь тенью
Того, что здесь предстало лицезренью!
К твоим ногам сейчас я все слагаю:
Всю страсть, которою я весь к тебе пылаю,
И все мои безумные желанья,
И весь порыв живого обожанья!
Мефистофель
(из суфлерской будки)
Одумайтесь и роли не вредите!
Пожилая дама
Прекрасно сложена она и высока,
Но голова ее совсем невелика.
Молоденькая
А ноги… неуклюжи… посмотрите!
Дипломат
Я видел у принцесс такие же… Напрасно!
От головы до ног все у нее прекрасно!
Придворный
Крадется как она — и кротко, и лукаво!
Дама
Пребезобразная, а юность так невинна!
Поэт
Он озарен ее красою, право!
Дама
Эндимион с Дианою — картинно!
Тот же поэт
И правильно! Богиня с возвышенья
Спустилась и над ним склонилась, чтоб попить
Его дыхание — как зависти не быть?
Что? Поцелуй? Тут факт переполненья!
Дуэнья
Безумие! При всех! Покорнейше прошу!
Фауст
Как много милостей такому малышу!
Мефистофель
Поуспокойтеся! Оставьте привиденье!
Пусть исполняет все во все свое хотенье!
Придворный
На цыпочках отходит; он проснулся.
Дама
Вот оглянулся; я того ждала.
Придворный
Он изумляется, не чудом ли была.
Дама
Ее же взор на чудо не наткнулся.
Придворный
Степенно возвращается назад.
Дама
Она сбирается быть для него Минервой:
В подобных случаях мужчина — простоват;
Ему все кажется, что он, конечно, первый.
Рыцарь
Хочу ее ценить: она так величава!
Дама
Она — всеобщая: о ней такая слава!
Паж
Хотел бы я занять Париса положенье!
Придворный
От этаких сетей никто б не убежал!
Дама
Та драгоценность — многих рук владенье,
И позолоты блеск достаточно пропал.
Другая
Она и девочкой негодною слыла.
Рыцарь
Всяк любит захватить себе кусочки сладки,
Я взял бы для себя прекрасные остатки.
Ученый
Ее я вижу сам, но, чтоб она была
Еленою надменной, встречается сомненье;
Преувеличивать способно лицезренье,
Так я считаюсь с тем, что книжка мне дала.
Читаю: нравилась всегда сия жена
По преимуществу мужчинам с сединою;
Подходим к выводу: простился я с весною,
Поскольку мне так нравится она.
Астролог
Не мальчик более, а смелый он герой,
Схватил ее, в ней нет сопротивленья;
Он поднял вверх ее могучею рукой:
Похитил что ль ее?
Фауст
Нелепое творенье!
Как ты осмелился? Не слушаешь меня?
Держи его! Ведь это слишком смело!
Мефистофель
Не сам ли ты затеял это дело?
Астролог
Еще словцо: всю эту штуку я
Готов звать «похищение Елены».
Фауст
Как похищение? Иль позабыл меня?
А этот ключ не значит перемены?
Ведь он меня сквозь ужасы и воды
Пространств уединенных вновь привел
На почву здешнюю, в действительность природы;
Теперь я почву крепкую обрел.
Отсюда с духами, как дух, я стану воевать
И царством духов буду обладать.
Елена, бывшая далеко от меня,
Теперь мне стала самой близкой:
Я спас ее; она вдвойне моя!
И не поддамся робости я низкой!
О, Матери! Свыкайтесь с мыслью сею:
Познав ее, жить можно только с нею!
Астролог
О, Фауст, Фауст! Что он натворил!
Схватил ее…виденья сгинут вскоре…
Он ключ на юношу внезапно обратил,
Касается его… О, горе нам! О, горе!
Взрыв. Фауст лежит на земле. Духи рассеиваются в тумане.
Мефистофель
(берет Фауста на плечи)
Вот видели? Связаться с дураком
И черту самому не будет пустяком!
Темнота. Смятение.