Нынче же этот обычай со многим другим превосходным
Вышел из моды. Теперь все сами свататься стали.
Всякий сам и отказ-то теперь получай, если эта
Участь его ожидала, – красней, перед девушкой стоя.
«Будь что будет!» – воскликнул Герман, почти не внимая
Всей этой речи и в сердце своем принимая решимость, –
Сам я пойду и хочу узнать мой жребий от самой
Девушки. Я ей так от души во всем доверяюсь,
Как мужчина когда-либо мог только женщине верить.
Все, что скажет она, хорошо и разумно, я знаю;
Если я даже ее в последний увижу, то снова
Хочется встретить мне взор открытого черного ока.
Ежели к сердцу прижать ее не дано мне, то снова
Грудь я и плечи увижу, которых алкают объятья.
Снова увижу уста, с которых лобзанье и слово
«Да» мне счастье сулят или бесконечную муку.
Только оставьте меня: вам нечего ждать. Вы ступайте
К батюшке прямо, да к матушке: пусть они знают, что сын их
Выбор сделал хороший, что девушка эта прекрасна.
Так оставьте ж меня. Через холм, по тропинке, один я,
Мимо груши и вниз, через наш виноградник, быстрее
Прямо домой ворочусь. О, если бы этой дорогой
Милую весело я и немедля повел! Но, быть может,
Грустно один побреду и с весельем навеки расстанусь».
Так говоря, отдавал он вожжи пастору, который
Ловко их принял, владея конями, точащими пену,
Сел поскорее в повозку и занял место возницы.
Только медлил еще осторожный сосед и промолвил:
«Я вам охотно, мой друг, поверю и дух мой и душу;
Плоть и кости, однако, не в лучшей сохранности будут,
Если духовные руки мирскими браздами владеют».
Но, улыбнувшись на это, пастор разумный заметил:
«Смело садитесь и тело, равно как и душу, мне вверьте:
Эта рука управлять вожжами давно научилась,
Также и глаз приметался ко всем поворотам искусным.
В Страсбурге мы управлять лошадьми привыкли в то время,
Как провожал я туда молодого барона. Бывало,
Каждый день приходилось мне править, катя за заставу
Вдоль по пыльной дороге к далекому лугу, под липы,
Между толпами народа, который день целый гуляет».
Страх вполовину забыв, сосед подошел, но уселся,
Как человек, готовый спрыгнуть во всякое время,
И жеребцы понеслись домой, соскучась по стойлу.
Пыль облаками клубилась под их тяжелым копытом.
Юноша долго смотрел, как пыль подымалась, как снова
Пыль опускалась вдали. Так долго стоял он без мысли.
VIIЭрато Доротея
Точно как странник, который, взглянув пред самым закатом
Прямо на быстрое, красное солнце, после невольно
Видит его и на темных кустах, и на скалах утеса
Перед очами: куда бы ни кинул он взоры, повсюду
Светит оно перед ним и качается в красках чудесных, –
Так пред Германом образ возлюбленной девушки тихо
Плыл, и, казалось, она проходила тропой через жатву;
Но, ото сна с изумленьем очнувшись, он обернулся
Прямо к деревне и вновь изумился – все то же явленье:
Стройная девушка шла к нему по дороге навстречу.
Пристально стал он смотреть. Нет, это не сон: в самом деле
Это она. По кувшину в руке, большой да поменьше,
Взяв за ручки, несла и так поспешала к колодцу.
Весело к ней навстречу пошел он. Ее появленье
Придало силы ему; он стал говорить, изумленный:
«Как я скоро тебя, достойная девушка, вижу
Вновь готовой на помощь и доброе дело услуги!
Что ты одна далеко так идешь на этот колодезь?
Ведь другие же все водой обошлись из деревни.
Правда, эта гораздо свежей и для вкуса приятней.
Ты ее, верно, несешь больной, спасенной тобою?»
Добрая девушка, вежливо кланяясь, тотчас сказала:
«Вот и за лишний путь до колодца уже и награда,
Встречею с добрым, который всего так щедро нам подал.
Видеть подателя так же отрадно, как видеть даянье.
Сами пойдемте взглянуть, как розданы ваши подарки,
И ото всех, кому помогли вы, принять благодарность.
Но чтобы тотчас вы знали, зачем я черпаю воду
Именно здесь, где чистый бежит непрестанно источник,
Я скажу вам причину: неосторожные люди
Воду, вогнав лошадей и волов в деревенский источник,
Всю возмутили в ручье, из которого черпает житель;
Также мытьем да стираньем они перепачкать успели
Все колоды в деревне и все замутили колодцы.
Всяк о себе помышляет, да как бы скорей и проворней
Нужды исправить свои; о другом он и думать не хочет».
Так говорила она и вниз по широким ступеням
Вместе сошла с провожатым. На низкие стенки колодца
Сели оба немедля. Она перегнулася черпать;
Взяв за ручку другой кувшин, и он перегнулся, –
И на лазури небесной они увидали свой образ:
В зеркале чистом они, колыхаясь, кивали друг другу.
«Дай мне напиться», – сказал ей юноша, полон веселья, –
И кувшин подала она. Тут, опершись на сосуды,
Оба они отдыхали; она ж обратилася к другу:
«Как это здесь ты, откуда, без лошадей и повозки,
Так далеко от места, где мы повстречались недавно?»
Герман в раздумьи глаза опустил, но скоро, подняв их
На нее и взглянув ей весело в очи, он тотчас
Стал покоен в душе. Но все говорить о любви с ней
Было б ему невозможно: глаза у нее не любовью –
Чистым рассудком светились и ждали разумного слова.
С духом собравшись, доверчиво девушке стал говорить он:
«Дай мне вымолвить слово и дать ответ на вопрос твой.
Я пришел сюда для тебя: зачем мне скрываться!
В доме я счастлив, со мной родители милые оба,
Им помогаю я домом и нашим имением править.
Сын у них я один, а много различных занятий:
Я заведую всеми полями, а батюшка в доме
Правит; заботливость матушки все оживляет хозяйство.
Но ты, верно, сама видала, как часто прислуга
То легкомыслием, то неверностью мучит хозяйку,
Вечно менять заставляет ее и вдаваться в ошибки.
Вот почему уже матушка с давней поры пожелала,
Чтобы девушка, в доме помощница делом и сердцем,
Дочь заменила, которой она так рано лишилась.
Нынче у воза тебя увидав веселой и ловкой,
Силу заметив руки и здоровье пышное членов,
Слыша речи твои разумные, я изумился
И при знакомых родителям дома хвалил иностранку,
Как тебя надлежало хвалить. Теперь я желанье
Их и мое объявлю. Прости мне, что я заикаюсь».
«Не затрудняйтесь, – сказала она, – продолжать
ваши речи:
Я не обижусь, напротив, слушаю вас благодарно.
Прямо и все говорите; я слова не стану пугаться:
Вы хотели нанять меня служанкою в дом свой,
Батюшке да матушке в помощь при общем хозяйстве,
Девушкой считая меня незлобной душою,
Расторопной, к тому же способной к домашней работе.
Вы коротко объяснились, и я коротко вам отвечу:
Да, я за вами пойду, – послушаюсь голоса рока.
Долг мой исполнен теперь: родильницу я возвратила
Близким людям; они ее спасению рады.
Большая часть собралась, другие отыщутся также.
Все полагают, наверное, скоро домой воротиться:
Этой надеждой изгнанники вечно себя обольщают;
Я же себя не прельщаю надеждою легкою в эти
Грустные дни и за ними лишь грустных дней ожидаю:
Все расторгнуты узы на свете, и кто закрепит их,
Кроме нужды величайшей, которая всем угрожает?
В доме достойного мужа работаю снискивать хлеб свой,
Быть на глазах у достойной хозяйки я рада охотно:
Вечно на девушек-странниц двусмысленно падает слава.
Да, я за вами пойду, как скоро кувшины с водою
Снова друзьям отнесу и напутствие добрых услышу.
Вместе пойдемте со мной: от них меня вы примите».
Сладостно юноша слушал решение девушки доброй,
Все сомневаясь, не лучше ли чистую правду открыть ей.
Лучшим, однако ж, ему показалось не сказывать правды,
Прежде ввести ее в дом и там уж в любви объясниться.
Ах, и на пальце у ней увидал он кольцо золотое!
Так он дал говорить ей и стал внимательно слушать.
«Что ж, – продолжала она, – пойдемте к ним: осуждают
Девушек тех, которые долго стоят у колодца;
И, однако, болтать приятно над светлою влагой».
Тут они поднялись и оба еще оглянулись
Раз в колодец назад, и сладостный трепет объял их.
Молча затем взяла она оба кувшина за ручки,
Вверх по ступеням взошла, и Герман за милою следом;
Ношу ее разделить, просил одного он кувшина.
«Нет, – сказала она, – равновесная тяжесть сподручней;
А господин, который приказывать будет, не должен
Мне служить. На меня вы напрасно глядите с раздумьем:
Жребий женщины – быть заране готовой к услугам.
Только ими она наконец достигает до власти
Той заслуженной, которая в доме ей подобает.
Брату служит сестра, с малолетства родителям служит:
Так и вся жизнь у нас ограничена вечным уходом,
Или занятьем всегда и то и другое готовить.
Благо, если она привыкла во всякое время,
Днем и ночью, равно поспевать на каждое дело,
Если работа пустой, игла ей не кажется тонкой,
Если, живя для других, она о себе забывает!
Все эти добрые качества будущей матери нужны,
В час, как младенец ее, больную, разбудит, от слабой
Требуя пищи, и к боли еще приобщится забота.
Двадцать мужчин сообща не вынесут трудности этой, –
Да и сносить не должны; но быть нам должны благодарны».
Так говорила она и вместе с своим провожатым
В сторону садом прошла, до самого току сарая,
Где лежала родильница. С нею и дочери были –
Те спасенные девушки, чистой невинности образ.
Оба вместе входили. С другой стороны показался
В то же время судья, двух малюток ведя за собою.
Мать доселе совсем было их потеряла из виду;