— Вам передали вещь, которая адресована мне, — выдавила заученный текст Мавра.
— Могу ли я узнать имя столь очаровательной, обворожительной особы? А уже после поговорить о вещице? — спросил я.
Пусть не сразу, но Мавра смогла понять суть комплимента, и её лицо несколько покраснело.
— Сударь, позвольте мне остаться не представленной вам. Прошу простить меня, — явно нехотя произнесла Мавра.
Если она мне не представляется, то, выходит, рассчитывает, что я её не узнаю? Или же при следующей встрече, если таковая состоится, станет уже сильно поздно думать о чём-то, так как подарочек от Апраксина будет вскрыт, прочитан и сожжён. И тогда игра в инкогнито может восприниматься не более, чем флиртом на маскараде.
Нет, так не будет. Сегодня Мавре придется признаться и кто она и для кого старается.
— Как вам будет угодно, сударыня, — изобразив некоторое разочарование, отвечал я. — Вот только я не ношу с собой те вещи, которые могут оказаться дорогими, а то, что некий господин может подарить столь очаровательной особе, не может быть чем-то пустяшным!
Я говорил, а девушка всё морщила лоб, стараясь понять, о чём это я говорю, в чём смысл.
Жаль, но мои наработки по одариванию женщин комплиментами, видимо, опережают своё время. Это, как если бы я своей возлюбленной Нине в 1944 году сказал, что она «прикольная». Вот уж забавно… Представил, как Нина начала бы осматривать себя, кто и в какое место её уколол.
А вот Мавра сочла мою улыбку, посвящённую возлюбленной и собственной прошлой жизни, очередным эпизодом флирта и вновь на некоторое время смутилась. Но все же взяла себя в руки.
— Это весьма предусмотрительно с вашей стороны. И всё же как я могу забрать вещицу? — теперь уже Мавра показывала, что она не особо довольна.
— Если не сочтёте за труд, то я скажу вам, в каком трактире остановился. Вечером я буду там. Или же пожелаете, чтобы я взял вещицу завтра утром на службу? Тогда нам бы надлежало встретиться с самого утра, чтобы я успел расстаться с вещью, и она не препятствовала несению моей службы, — сказал я, а Мавра удивительно умными глазами посмотрела на меня.
В какой-то момент она отринула свою девичью скромность, хотя девицей вряд ли была, учитывая то, что должна была когда-то состоять в любовной связи с гольштейнским герцогом. Вот же этот герцог, отец Петра Ульриха, вероятного наследника российского престола! Герцог был особым ценителем женских прелестей, гурманом, раз смог разглядеть в этой женщине что-то привлекательное.
Впрочем, может быть, это как раз тот случай, когда женщину любят не за внешность, а за какие-то иные качества. Смогла же Мавра Шувалова устроить при дворе и своего мужа, и родственников супруга, особенно Ивана Шувалова, одного из основных фаворитов Елизаветы Петровны.
— Я приду к вам на постоялый двор. Уж простите, внутрь заходить не буду. Будьте любезны ожидать меня у входа не позднее восьми часов пополудни, — сказала девушка, изобразила что-то вроде книксена, развернулась и ушла.
Подождав, когда Мавра на десяток-другой шажков удалится, я проследовал за ней. Да, так и есть: два казака её сопровождали и стояли в стороне, не отсвечивая. Обстоятельства дела немного усложнялись. Не стоило думать, что близкая подруга Елизаветы, её, по сути, агентесса, будет ходить без силового сопровождения.
Уже через минуту увидел я и Кашина, который проследовал за Маврой, изучая свою цель. На этом я мог их оставить. Теперь должен сработать Кашин с сотоварищи. Мне нужно знать адресата. Да, это Елизавета Петровна, я почти в этом уверен. Но… Мало ли.
За то, что я сделал для сержанта, как и для остальных оставшихся в живых бойцов плутонга, они теперь были готовы за мной хоть в огонь, хоть в воду. Я показал такое отношение к солдатам, которого они ни у кого не смогли бы найти в эти времена.
Кроме того, мои бойцы прекрасно понимали, что те богатства, которыми уже владели и солдаты, и Кашин, пусть, конечно, в меньшей степени, чем я, — это всё не просто так. И сам сержант мне об этом говорил, мол, если я хочу что-либо сделать для своих же солдат, то я не должен бояться говорить о проблемах, а они, чем смогут, всегда помогут.
Когда люди повязаны кровью, когда они выкарабкались из серьёзнейших передряг, выхода из которых, казалось бы, нет… Когда люди повязаны общим преступлением, а то, что мы частично облегчили сундуки Лещинского — это преступление… Так вот когда существуют нормальные отношения, без унижения, оскорблений, но при этом не потеряна и субординация… Вот это всё вкупе даёт мне возможность говорить, что пусть не много, но людей для особых тайных дел я нашёл. Мало того, этим тайным делам, исподволь или даже напрямую, я их обучаю.
Мне нужно было самому себе ответить четко на вопрос, зачем я все-таки преступаю через моральные принципы и организовываю всю эту операцию. И ведь этот вопрос, если я не найду на него конкретного ответа, будет сопровождать постоянно, точить, заставлять сомневаться.
И, слава КПСС, или Богу, ответы есть.
Самое главное для меня — возвышение. Я должен становится больше, чем есть. Дальше только по протекции. Миниха? Вряд ли. Бирона? Еще более смешно. Он уже составил протекцию такую, что я не знаю, как распорядится двумя обещанными тысячами рублей на покупку поместья. А покупать придется. Это уже могут счесть за неуважение к трону.
Так что у башкиров землю покупать? В разгар восстания? Про Остермана я мало чего знаю, кроме того, что он должен быть еще тем плутом. Значит, нужно искать такие силы, которые могли бы способствовать моему росту. И предположения, кто это может быть есть. Сегодняшний вечер многое покажет.
Но потакать государственному перевороту так же нет желания. Я не приемлю договоров с врагом, пусть даже цель этих переговоров самая светлая, во имя всего доброго, против всего плохого. Если Елизавета Петровна рассчитывает совершить государственный переворот посредством войны России и Швеции, то это преступление, которое для меня никоим образом неприемлемо. Не может в российские дела вмешиваться будь кто, а уж тем более сильно ослабленная Швеция.
Второе — если заговорщики решатся и у них ничего не получится, то будет проведено расследование, а меня принесут в жертву, как удобную для всех фигуру. Следствие будет вести Ушаков, наверняка причастный к заговору. Уверен, что Мавра, как и я и другие косвенно причастные, останется без головы. И если я так рискую, то пусть это будет иметь материальный смысл
И третье… Да, Анна Иоанновна — далеко не идеальная правительница. Более того, она мне не нравится. Но я ей служу, да и не вижу, исходя из своего послезнания, что и Елизавета была бы великой правительницей, так что занимать чью-то сторону преждевременно. Лиза окружила себя неглупыми людьми, в этом был ее относительный успех в иной реальности. Да и то, там еще разбираться нужно, насколько они правильно правили именем дочери Петра.
Да! Буду рисковать. В конце-концов, одну жизнь я прожил. Даже немного и второй поживу. А, как говорил мой комполка: двум смертям не бывать, а одной не миновать. Хотя… тут бы я поспорил
И с этими мыслями я отправился в канцелярию полка. Все, или многое решиться вечером. Так что? Ничего из-за этого не делать?
От автора:
Он попал в самого ненавидимого человека в истории России. 1985 год, многие считают, что СССР в этот момент спасти уже нельзя. Но он попробует.
Новая АИ от Funt izuma https://author.today/work/388498
Глава 4
Пусть будет брошен жребий! Гай Юлий Цезарь (как и древнегреческая поговорка)
Петербург
21 июня 1734 года
Ожидание начала операции, и когда уже люди заряжены и работают, а я сижу в трактире — ещё более томительный процесс, чем участие в деле. У меня в прошлой жизни было одно слабое место в характере. Я крайне неохотно доверялся в важных делах людям, предпочитая всё выполнять самостоятельно. И при всей силе натуры такая черта может только ослаблять. Немало есть таких дел, которые лучше выполнить чужими руками.
Как сейчас… Вот я, на самом видном месте в трактире, сижу за столом и отстукиваю пальцами дробь. Периодически пью квас, заедая очень даже приятный напиток куском слегка пережаренной свинины. Нужно что-то делать со своим рационом. А то я так на жирном да углеводистом, чего доброго, и располнею, даже несмотря на более-менее интенсивные тренировки.
А в это время Кашин с другими моими людьми смотрит за одним, казалось, неприметным домом на шестой линии на Васильевском острове. Рядом, очень рядом со мной. Тут меньше километра, чтобы я был у места. Но, нет, сижу, жду.
И лишь только одно меня способно сейчас отвлечь.
— Ещё чего-нибудь желаете, сударь? — проворковала Марта.
— Если только дождаться ночи и обнять вас, сударыня! — в той же игривой форме ответил я девушке на немецком языке.
Марта раскраснелась, а я спиной почувствовал прожигающий взгляд её отца. Вот только мне чутье подсказывало, что не столько он против, что мы с его дочкой… Наверное, ждёт дорогих подарков, как минимум, ещё один золотой, чтобы, так сказать, продлить общение.
Однако могла сложиться весьма неприятная… скажем так, традиция, которая претила бы и моим ощущениям, и чувствам Марты. Это все ожидания её отца. Я же разбрасываться монетами не хочу, как и вступать в товарно-денежные отношения на основе коитуса.
А вот что-нибудь ценное подарить девушке, которая действительно в меня влюблена, наверное, стоит. Но точно не на второй день после того, как у нас случилась близость. Вообще, рано думать о серьезных подарках. Вон, сегодня и вовсе могу сгинуть.
Приходилось отодвигать куда-то на задний план, будто за портьеру, эйфорию от отношений с Мартой, заставлять себя не думать о ней постоянно. И все причинно-следственные связи, с которыми я борюсь, все эти эмоции — такая волна, что, может накрыть только чудом выздоровевшего смертельно больного человека. Я, старик столетний, который только что и мог с ностальгией смотреть на женщин… правда, это лишь в последние лет семь своей жизни. А до этого мужское здоровье было такое, что многие мужики и не мечтают.