Максим Максимыч вошел в военный кабинет.
— Смир-р-на! — сказал резко Сашка. Ребята вытянулись и застыли. — Товарищ военрук! На занятиях по военному делу присутствует пятый класс «А» в количестве тридцати пяти человек.
— Вольно, — скомандовал Максим Максимыч и пошел к кафедре. — Садись. — Он обхватил правую руку, на которую была надета черная перчатка. — Вот что, будущие бойцы и санитары. К десяти часам мне надо быть в военкомате. Занятия проведет Сашок. Чтобы все прошло чин чинарем. Задача ясна? Приступай, Сашок. — Максим Максимыч вышел из кабинета.
Сережка протянул Сашке бутерброд с тушенкой. Сашка откусил кусок и поделился с Сережкой.
— Так, — Сашка взошел на кафедру. — Кто расскажет мне об устройстве винтовки?
Первым пошел отвечать Сережка. Он произвел неполную разборку и сборку винтовки и рассказал о ее боевых свойствах.
Потом отвечали Федька, Герка, Анюта и Алена.
Вовка Миронов вертелся, хмыкал и всем своим видом показывал, что всерьез этого урока не принимает.
Сашка будто и не замечал, что Вовка вертится и хихикает. Он только один раз сказал:
— Миронов, не вертись.
— А ты что мне, учитель? — ответил Вовка. Он, казалось, только и ждал момента, чтобы начать атаку. — Знаем мы таких фронтовиков.
Сашка покраснел и встал со стула.
— Да плюнь ты на него, Саш, — сказал Федька.
— Пусть плюнет, пусть плюнет! — затарахтел Вовка. — Все это враки одни. И не фронтовик ты вовсе, а трепач! — Вовка на всякий случай подскочил к Витьке Новожильскому. Витька вдавил Вовку в скамью, но тот снова вскочил и вышел к кафедре.
— Скажете, не враки? — спросил Вовка. Витька вытащил из кармана резинку, надел ее на пальцы, прицелился — и согнутый в дужку гвоздик вонзился в квадратный зад Вовки. Вовка пискнул и схватился за поясницу. Раздался дружный смех.
— Чего смеетесь? Развесили уши и думаете, все это правда? — закричал он. — Пусть Стародубов сам скажет, что на фронте он не был и ногу ему отрезали в больнице. Его осколком ранило в коленку, когда он драпал от немцев. Скажешь, не так? — Вовка повернулся к Сашке.
Сашка побледнел и двинулся навстречу Вовке.
— Сейчас врежет, — деловито заметил Витька.
Сашка подошел к Вовке, посмотрел ему в глаза и опустил голову. Чуб с проседью упал ему на брови. Он поднял руку — Вовка зажмурился в ожидании удара. Но Сашкина рука мягко опустилась ему на плечо. Когда Вовка открыл глаза, Сашка уже направлялся к двери.
— Стой! — крикнул Сережка и подскочил к Сашке. — Ты почему не ответил? Почему не дал ему по морде?
Сашка молча улыбался.
— Чего ты улыбаешься? — взорвался Сережка. — Выходит, Миронов сказал правду?
— Правду, — ответил Сашка. Он ткнул дверь костылем и вышел из кабинета.
Вовка окинул класс взглядом торжествующего правдолюбца. Его давно мучило, что никто с ним не дружит. Но теперь, когда он вывел Стародубова на чистую воду, ребята будут относиться к нему по-другому. Вовка изредка делился с одноклассниками своими запасами, но никто не принимал его подношений. И только Витька брал у него свою долю, которую честно зарабатывал тем, что раздавал тумаки задиравшим Вовку старшеклассникам. Да и Витька не любил Вовку. А за что не любили? За то, что он лучше всех отвечал по русскому? За то, что его отец был начальником орса? Не было справедливости на этом свете, как говаривал его отец. Зато уж теперь ребята будут к нему относиться с уважением. Ведь он сказал им правду, которую скрывал Сашка. А еще гимнастерку носил, по истории доклады делал о положении на фронте. А на деле был трусом и удрал от немцев. Правда, Вовка с Матерью и отцом тоже эвакуировались из Москвы в октябре сорок первого года. Но они не хотели оставаться в Москве, потому что отцу предложили хорошую работу в Ташкенте, в наркомате пищевой промышленности. Вовка сглотнул слюну, вспомнив, как мать жарила в масле пирожки, а он уплетал их и заедал здоровым, величиною с урюк, изюмом. А квартиру в Москве сторожил их дед. От деда Вовка и узнал, что Сашка никогда не воевал. Он с Вовкиным дедом весною торговал на базаре.
Летом Вовка с родителями вернулся в Москву, и отец выгнал деда из дома. Дед не хотел торговать яблоками, привезенными отцом. «Спекулировать не пойду», — услышал тогда Вовка слова деда. Отец стал кричать, что задаром у нас в стране никто свой хлеб не ест. Кто не работает, мол, тот не ест. А дед сказал, что это еще в священном писании сказано и что сын его выпал из честных людей, выпадышем стал. И тогда отец совсем из себя вышел. Катись-ка ты колбасою из дому, сказал отец. И дед ушел к своей сестре. Жалко было деда Вовке. Он много всяких сказок и историй знал. А теперь их ему никто не расскажет. Да и не в сказках дело. С дедом было интереснее, чем с отцом. Отец только про успеваемость спрашивал да в руки сласти всякие совал. А дед и жужжалки из сургуча и конского волоса мастерил, и свистульки из липы, на которых можно было сыграть «Ах вы, сени, мои сени». А еще до войны Вовка заболел менингитом. Его хотели положить в больницу, но дед не позволил. Он сам вылечил Вовку какими-то травами и компрессами. Две недели сидел у Вовкиной постели. Выходил внука. И врач сказал, что спасло Вовку только чудо. Но чуда не было — были дедовские руки... Вовка пошел бы наведаться к деду, да отец предупредил: если узнает, что Вовка с дедом встречается, выпорет до полусмерти...
— Выгнать его из нашего класса! — крикнул кто-то.
Вовка вздрогнул. Он думал, что говорят про него, но успокоился, когда услышал:
— Всех обманывал!
— Героя из себя строил!
Каждый старался перекричать другого. Про Вовкино существование забыли.
Федька и Герка смотрели на Сережку, стоявшего у двери. Федька хотел подойти к нему, но почему-то не решился.
Герка шмыгнул носом и толкнул Федьку в бок.
— Ну чего тебе? — спросил Федька.
— А откуда Вовка узнал об этом?
В самом деле, никто не догадался спросить Вовку, от кого он узнал про Сашкино вранье.
— Эй, выпадыш, — сказал Витька, — подь сюда!
Вовка подошел к Витьке. Он излучал залежавшиеся запасы радости и ликования и считал себя уже не отверженным, а равным среди равных. Но это была злая радость.
— У кого ты пронюхал про Сашку? — спросил Витька.
— А ты что, не веришь? — удивился Вовка. — Он же сам сознался.
— Слушай, оглоед райский, — Витька похлопал Вовку по щеке. — Я не люблю дважды задавать один и тот же вопрос. — Витька выглядел настоящим прокурором. Наверняка он где-то слышал эту фразу и сумел произнести ее с настоящим филевским блеском.
— Так я же правду сказал, — Вовка недоуменно пожал плечами.
— Кто?! — рявкнул Витька.
— Дед, — сказал Вовка.
— А ты деду давал слово, что никому об этом не скажешь? — Ногтем большого пальца Витька поддел фиксатый зуб и тем же пальцем провел поперек шеи.
— Нет.
— Все равно ты подлюга! — сказал Витька.
— Разумеется. — Сережка пустил струйку изо рта. На этот раз у него вышло не хуже Витьки. — Паспорт когда будет?
— Дня через три.
— Ладно. — Сережка вышел в коридор.
Не все ли равно, думал он, от кого Миронов узнал про Сашку? Надо было дать этому доносчику прямым справа. А Сашка-то каков? Выходит, он, Сережка, нарисовал картинку по Сашкиному рассказу, а все это оказалось враньем? Ничего такого в жизни не было. Постой, постой. Сережка вспомнил, что с самого начала занятий в школе Сашка никому ничего про войну не рассказывал. Ребята узнали в классе, что Сашка воевал, наверняка с Федькиных или Геркиных слов. А сам Сашка молчал и ничего не говорил. Даже Сережке ничего не говорил. И все-таки Сашка обманул его. Значит, нет в жизни правды, если тебя может обмануть друг. И почему он, Сережка, должен был узнавать правду от таких, как Миронов? Неужели всегда так бывает, что правду узнают только жирные трусы, а такие, как Федька и Сережка, ничего не знают? Да обманул ли его Сашка? Ведь они с ним сдружились только в школе. Нет, тут что-то не так. Сережке припоминались Сашкины с сухим блеском глаза, желваки на скулах и его бледное лицо. Не мог, не мог Сашка его обмануть. Может, привирал — Сережка и сам мог прихвастнуть при случае. Но тогда почему Сашка не врезал Миронову? Мало того, еще чем-то остался доволен. Муть болотная получалась. Не мог Сережка согласиться, что Сашка врал. Но Сашка признался, что Миронов сказал правду. Получался какой-то замкнутый круг. Была во всем этом какая-то загадка. И эту загадку во что бы то ни стало надо было разрешить. Сережкин отец всегда говорил — никогда не спеши с выводами. Назвать человека подлецом легче, чем увидеть в нем хорошие стороны. Задал же Сашка задачку. Как в задаче по гармонии — соединить две разные мелодии так, чтобы они звучали как одна. А как?
Перепрыгивая через ступеньки, Сережка сбежал вниз, выскочил во двор и огляделся по сторонам — Сашки нигде не было. А где он живет, Сережка не знал: ни разу к нему домой не ходил...
В это время Сашка подошел к своему бараку, насвистывая мелодию про трех танкистов. Верхние пуговицы шинели были оторваны, и шею прохладило встречным ветерком.
Два воробья, прыгавшие у подъезда, вспорхнули с громким чвиканьем и уселись на карниз.
Сашка задрал голову, подмигнул им и свистнул. Воробьи продолжали сидеть на месте и рассматривать Сашку. Сашка сунул руку в карман шинели. На дне вдоль шва пальцы нащупали хлебные крошки вперемешку с табачинами.
— Нету, — сказал Сашка.
Воробьи засвиристели.
— Ей-богу, не вру.
Воробьи смолкли и нахохлились.
— Вот здорово! — встретил удивленным возгласом Сашку младший брат. На его груди белели вырезанные из картона звезда и медаль.
Сашка поддел Колькины «награды» и молча смотрел на них.
— Ты чего? — спросил Колька.
— Так. Где Катька? Почему не гуляете?
— Медаль и звезду вырезал.
Увидев Сашку, Катька протянула руки и сказала:
— На лучки хочу.
Колька остановился на пороге, прислонившись плечом к дверному косяку.