Здесь распоряжался Иван Татищев. Он, правда, верховодил Новгородским приказом, но прикипел к строительству судов, сам вычерчивал бригантины и строил их. Присмотревшись, Апраксин обнаружил в нем доброго знатока лесного хозяйства.
— Возьмись-ка, Иван Юрьевич, за дерева корабельные. Нехватка великая у нас дуба в Олонце, да и Кикину его недостает в Петербурге. Ты-то места, дубравы, ведаешь где?
Татищев согласился, но сразу предупредил:
— Дуба здесь добротного много не сыщешь, надобно к Волге ближе. Однако знаю, кое-где клинушками прорастает дубрава. На первое время хватит.
— И то добро, — согласился Апраксин, — а мы сие обмозгуем. Как ты верно толкуешь, не миновать посылать рубить дубравы на Волге. Еще сказывают, красная сосна под Казанью…
К Петербургу Апраксин подъезжал при сплошном грохоте ломающегося льда на Неве. В солнечный день на берегах реки виднелись небольшие кучки любопытных баб, ребятишек, наблюдавших за ледоходом. Разглядывали они и корабли, стоявшие цепочкой на двух-трех якорях. Но громадные торосы, а то и целые плавучие ледяные поля легко разворачивали суда во все стороны.
Недалеко от Адмиралтейства, на берегу стоял Крюйс и, размахивая руками, кричал что-то в рупор на стоявшую неподалеку от берега шняву «Мункер». Апраксин вылез из саней и отправил Фильку готовить обед в дом Меншикова, где он обосновался.
Увидев Апраксина, Крюйс вразвалочку направился к нему и, здороваясь, приложил руку к шляпе.
— Наум Сенявин бахвалится, не отдает второй якорь, — пояснил вице-адмирал. — Сорвет с якоря, поздно будет.
Апраксин оглянулся: совсем рядом высились три громадные сосны, руками не обхватишь.
— А ты посоветуй за сосны прихватить канатами. Так надежней.
Крюйс досадливо махнул рукой:
— Кто другой прихватит, а Сенявин не станет. Я, говорит, не купчишка, срамиться не стану.
Беседуя, они пошли вдоль берега к Адмиралтейству. Крюйс доложил, что через неделю можно будет кораблям по одному вытягиваться на рейд Котлина, пока лед преграждает путь шведам.
— В прошлую кампанию мы Анкерштерна славно отвадили от Котлина, — как бы невзначай обронил Крюйс.
— Ведомо мне. Государь сказывал и Федосей Скляев. Он в ту пору здесь в Адмиралтействе был.
Еще до приезда в Петербург Апраксин решил сразу не тревожить Крюйса, дать время корабельной эскадре привести себя в порядок.
Знал он, что на флоте, в море непростые отношения порой возникают между начальниками разных рангов. Особенно в адмиральских чинах. Не дай Бог, сойдутся на одном корабле старший и младший флагманы. Не поздоровится прежде всего командирам. Здесь в полной мере применима поговорка: «Паны дерутся, у холопов чубы трещат».
И потому Апраксин заранее предупредил Крюйса:
— Свой флаг я подниму на «Олифанте», а ты, Корнелий Иванович, подбери себе флагман по душе.
Так уж сложилось, что первым изготовил к походу свой корабль Наум Сенявин. Вслед за ним на невской стремнине выстроилась еще семерка шняв. В конце апреля, салютуя крепости, во главе с «Мункером» двинулись они к морю, а 1 мая на рейде Котлина бросили якоря четыре фрегата под флагом Крюйса. Подходя к рейду, вице-адмирал придирчивым взглядом окидывал каждый корабль. Как всегда, опытный взгляд морского волка находил беспорядок. На одной шняве полоскал небрежно подобранный фор-марсель, на другой за борт соплями свисали с палубы концы, на третьей закрутился вокруг флагштока кормовой флаг. «Часовой бабочек ловит», — сердился про себя Крюйс. Не успели корабли стать на якорь, Крюйс собрал офицеров:
— Адмирал отпустил нам неделю, чтобы привести все в готовность, — резко сказал он командирам. Те вытянули шеи. Они впервые видели Крюйса в таком раздражении. — Потрудитесь послезавтра навести порядок не только на палубах, но и в кубриках, на пушечных деках, в трюмах…
Апраксин появился на Котлинском рейде, как и обещал, ровно через неделю.
— Яхта под адмиральским флагом. В кильватере следуют четыре бригантины с младшим флагманом, — доложили Крюйсу утром 9 мая.
Шнява, построенная на английский манер, ловко с-под ветра обогнула корабли на рейде и бросила якорь по корме «Олифанта». Было видно, как со шнявы быстро спустили шлюпку и она понеслась к «Олифанту». Крюйс внимательно проследил, как быстро исчез белый адмиральский флаг с гафеля шнявы. И едва шлюпка подошла к трапу «Олифанта», на нем взвился флаг старшего флагмана.
— Смотреть в оба за флагманом, — распорядился Крюйс и направился в каюту заканчивать завтрак. Только-только успел выпить любимый кофе, как в каюту постучали.
— На «Олифанте» сигнал: «Командирам и флагманам прибыть к адмиралу…»
Чередой швартовались шлюпки к трапу «Олифанта» и, высадив командиров, отходили за корму, цепляясь за потравленный канат, бакштов.
Один за другим входили в салон адмирала прибывшие и представлялись по-уставному:
— Вице-адмирал Крюйс здесь, шаутбенахт Боцис здесь. — За ними следовали капитан-командоры Рейс и Шелвтинг, капитаны Эдварт, Весель…
Изучающим взглядом встречал прибывающих новый флагман, приглашал садиться. «Токмо иностранцы, — мелькнула грустная мысль, — нет, а вот наконец-то и свой, доморощенный, Наум Сенявин».
Первая встреча с подчиненными была короткой. Адмирал начал с успехов, отметил заслуги:
— Прошлую кампанию флот наш с доблестью устоял противу шведа: не допустил неприятеля к Питербурху. В том ваша, господа, благость. — Апраксин говорил размеренно, доброжелательно. Почувствовали и собравшиеся справедливое уважение в его словах их ратного труда. — Неприятель многократ превосходит наш флот, особливо линейными кораблями, которых у нас нет ни единого. Но сие не означает, что нам позволительно отсиживаться за котлинскими пушками.
Апраксин подошел к карте:
— Для упреждения незапного удара неприятеля выставим дозор к весту от Котлина. Распогодится, осмотримся, бригантинами набег произведем в шхерах. Ежели не будет превосходства неприятеля, попытаем к базам передовым выйти, Нарва-то теперь наша.
Апраксин взял со стола лист:
— Составлена мною на первый раз инструкция командирам. — Он поискал глазами нужный абзац: — «При встрече с неприятелем поступать при этом, как доброму и честному офицеру, которому надлежит потом во всех своих действиях добрый ответ дать».
Внимательно следили командиры за каждым словом и жестом говорившего. В их жизнь входили новые правила и кодексы, которые не только определяли ритм военной службы, но и брали заботу о их судьбах.
— В подробностях получите сие наставление ныне же в моей канцелярии…
Адмирал задержал Боциса, подозвал к карте:
— Подбери доброго капитана, отряди бригантин несколько, разведай до острова Гогланда, пошуруй шведов.
Светлыми сумерками снялись с якоря девять бригантин под командой капитана Демьянова. К утру подошли к Гогланду, высадили десант. Сонные шведы не сопротивлялись, не ждали гостей, а те захватили «языка», пожгли склады, разные строения, вернулись без потерь.
— Ну вот и слава Богу, первая вылазка с фортуной, — обрадовался Апраксин. — Пущай шведы прознают, кто теперь здесь хозяин.
Прошли еще сутки, и переполошенный неприятель дал о себе знать. Около полудня со шнявы, стоявшей мористее, раздался тревожный выстрел. С веста с распущенными парусами надвигалась шведская эскадра. На кораблях сыграли тревогу, выбрали быстро якоря, ставили паруса, выстраивались в линию. Но шведы и на пушечный выстрел не подошли, отвернули. Видимо, увидели, что напасть врасплох не удалось.
К вечеру рейд покинул отряд капитан-командора Шельтинга: четыре фрегата, четыре шнявы, брандера уходили в дозор. Спустя сутки к ним присоединились четыре галеры Боциса. Шведы показались еще раз, но близко не подходили. В конце мая погода устоялась, задул ровный ветер, похоже, надолго. Апраксин повел эскадру к Нарве.
Перед уходом, как положено, послал весточку царю, в далекую Жолкву подо Львовом. В своей ставке Петр внимательно следил за движением войск Карла XII.
Первый раз за многие века российский флаг развевался на дальних рубежах.
По традиции, Апраксин в свободное время на якорной стоянке приглашал к обеду то вице-адмирала, то Боциса, то обоих вместе, а иногда командиров.
При первом же визите Крюйс, человек прямой и не льстивый, признался Апраксину:
— Ваш приезд к нам столько бодрости учинил, будто у нас в эскадре линейных кораблей прибавилось.
— Будет тебе, — рассмеялся Апраксин. — Ты мне лучше объясни, что за молодец при тебе состоит?
Во время визита на корабль Крюйса адмирал впервые увидел молодого, симпатичного чиновника, с которым тот обращался довольно любезно. Говорили они по-голландски и по-немецки.
— О, это примечательный юноша, Андрей Остерман из Вестфалии.
— Немец?
— Да, его отец пастор, а старший брат в наставниках у царицы Прасковьи Федоровны. Он весьма любопытен, склонен к путешествиям, владеет латинским, французским, итальянским.
— Занятно, — удивился Апраксин, напомнил: — Сходи-ка в ночь, посмотри дозоры наши на взморье, штоб шведы незапно не появились. Завтра будем уходить. Они-то небось проведали наши малые силы, могут и навалиться вдруг.
Но шведы, видно, или не успели узнать о походе к Нарве, или узнали слишком поздно, но все же в Стокгольме забеспокоились. «Что за русские корабли объявились в Нарве? Оттуда ведь рукой подать до Ревеля».
На Котлинском рейде стояла на якоре новенькая бригантина, поджидала почту из Петербурга.
Боцис доложил, что прибыла новопостроенная бригантина под командой Ивана Сенявина.
— Не брат ли Наума? — спросил Апраксин.
— Так и есть, ваше степенство. — Боцис всегда был почтителен.
— Ну вот, — рассмеялся Апраксин, — семейка завелась у меня в эскадре.
Адмирал получил первое поздравление от царя с Украины: «Поздравляю вашу милость со счастливым приходом на Ост-зее и первым распушением витт-флага, которые мы за своим благочестием видеть не сподобились, и понеже о Нарвы прямым фарватером-курсом еще никто из наших не был доселе, которые ныне при начале вашей команды учинено, в чем желаем от Бога, дабы вящим счастием благословил, не точию на сем, но и на полуденном море».