Ипполит
Вернут Тесея боги справедливые,
Доколе же не высказал решенья Дит,
Я братьев окружу любовью должною
И, чтоб себя вдовою не считала ты,
Тебе во всем я заменю родителя.
Федра
(в сторону)
О ты, любви надежда легковерная!
Довольно ли сказал он? Речь начну прямей.
(Ипполиту)
Услышь души признанье молчаливое!
Сказать хочу - и страшно.
Ипполит
В чем беда твоя?
Федра
И не поверишь, что возможно мачехе
Попасть в беду такую.
Ипполит
Говори ясней:
Двусмысленны слова твои.
Федра
Мне сердце жар
Безумный иссушил. Сжигает тайная
Любовь меня: в глубоких жилах кроется,
Утробу, кости изнутри сжигает мне,
Уж кровлю дома пламя лижет легкое.
Ипполит
К Тесею ты горишь любовью чистою?
Федра
Да, Ипполит: люблю лицо Тесеево,
То, прежнее, когда впервые отроку
Пушок отметил нежный щеки чистые;
Таким его увидел дом чудовища,
Из чьих извивов был он нитью выведен.
Как он блистал! Обвиты кудри жертвенной
Повязкой, жар стыдливый на лице горит,
И на плечах лилейных - мышцы мощные.
Лицом - твоя Диана, иль мой Феб, - иль нет:
Лицом как ты. Таким он был, таким, когда
Им враг пленился. Так держал он голову.
Нет, ярче блеск твоей красы неприбранной:
Ты весь в отца, и все ж от дикой матери
Частица красоты тебе досталася.
Есть в греческом лице суровость скифская.
Когда б вошел с отцом ты в бухту Критскую,
Тебе бы - не Тесею спряла нить сестра.
Приди, сестра, в какой бы части неба ты
Звездою ни сияла: в той же я беде.
Одной семьей мы - две сестры - захвачены:
Отцом - ты, сыном - я. И вот простерлося
У ног его с мольбою чадо царское.
Лишь для тебя, невинная и чистая,
Я изменилась, до мольбы унизилась.
Конец сегодня мукам - или мне самой.
Над любящею сжалься!
Ипполит
Царь богов, зачем
Так медлишь ты услышать и увидеть зло?
Когда метнешь рукою гневной молнию,
Сейчас коль небо ясно? Пусть обрушится
Эфир и в черных тучах день сокроется!
Светила, извратите непрямой свой путь
И вспять помчитесь. Ты, светило первое,
Титан, как можешь ты на нечестивое
Смотреть потомство? Скрой же свет, сойди во тьму!
Зачем, богов властитель, длань пуста твоя
И небо не сверкнет трехзубой молнией?
Меня рази, меня летучим пламенем
Испепели: я грешен, заслужил я смерть.
Я мачеху пленил.
(Федре)
Ты блуда гнусного
Меня достойным мнишь и злодеяния
Предметом легким? Заслужил я строгостью
Лишь этого? Всех женщин ты преступнее,
Бесстыдством затмеваешь мать, родившую
Чудовище: развратом запятнала та
Себя одну, но преступленье тайное
Двувидная улика обнаружила:
Младенец-полузверь раскрыл вину ее.
Ты выношена тою же утробою!
О, дважды, трижды ваша гибель счастлива,
Вы все, кого коварство или ненависть
Убили! Я тебе, отец, завидую:
Моя страшней твоей колхидской мачехи.
Федра
Сама я знаю участь рода нашего:
К запретному стремиться. Но тебе вослед
Пойду сквозь пламя, над собой не властная,
Через моря, утесы, реки быстрые.
Куда пойдешь, туда и я, безумная.
Гордец! К твоим стопам опять припала я.
Ипполит
Не смей бесстыдно тела непорочного
Касаться! Что? Опять в объятья падает?
Наружу меч: пусть по заслугам примет казнь.
Так! За волосы голову бесстыдную
Ей запрокину. Дева-лукодержица,
Не знал алтарь твой жертвы справедливее.
Федра
О, ты исполнить хочешь все мольбы мои,
Безумье исцелить. Молить не смела я,
Чтобы от рук твоих погибнуть чистою.
Ипполит
Нет, у меня и смерти ты не вымолишь!
Меч оскверненный прочь от тела чистого!
Какой теперь очистит Танаис меня
Иль Меотида, волны в Понт стремящая?
Не хватит Океана деду мощному,
Чтоб скверну смыть. О звери, о леса мои!
Убегает.
Кормилица
Вина открыта. О душа, что медлишь ты?
Ему припишем мы любовь нечистую.
Злодейством новым скрыть злодейство следует,
В опасности надежней наступление.
Дерзнули мы иль сами стали жертвами,
Кто будет знать, коль нет вины свидетелей?
Кричит.
Афиняне, сюда! Вы, слуги верные,
На помощь! Ипполит в безумной похоти
Напал, теснит и смертью госпоже грозит!
Мечом пугает чистую! Вот прочь бежит,
Лишь бросил меч, от ужаса в беспамятстве.
У нас улика. В чувство приведите вы
Несчастную сперва. Волос растерзанных
Не трогайте: злодея обличат они.
Несите в город. Госпожа, очнись скорей!
Что грудь терзаешь, что в глаза не смотришь ты?
Не случай нас, а нрав бесчестит собственный.
Хор
Как безумный вихрь, он бежит отсюда,
Мчится, словно Кор, уносящий тучи,
Мчится, как звезда, что порывом ветра
Сметена с небес и в полете светлый
След оставляет.
Прежних дней красу пусть сравнит с твоею
Слава, что одной старине дивится,
Ярче блещешь ты красотою светлой:
Так блестит луна полнотою круга
В ночь, когда, заткав меж рогов пространство
Золотым огнем, колесницей правит
Феба и земле заалевший кажет
Лик, меньших светил затмевая пламень;
Так горит, всходя, предвозвестник ночи,
Когда он, омыт в Океане, Веспер,
Сумерки ведет, когда гонит сумрак,
Имя сменивши.
От тирсоносных к нам индов явившийся,
Вечный отрок, кудрей долгих не срезавший,
Виноградным копьем тигров пугающий,
Вакх с рогатым челом, митрой повязанным,
Ипполитовых косм не победишь и ты!
Либер, зря не гордись нежной красой лица:
Всем народам земли ведом рассказ о том,
Кто тебе предпочтен Федры сестрою был.
Только смертным краса на благо ли?
Дар мимолетный, дар кратковременный,
Как ты спешишь по пути увядания!
Быстро пестрый наряд с вешних совлек лугов
Лета душного зной в пору, когда палит
Пламя жгучих лучей солнцестояния
И коротким путем мчит в колеснице ночь;
Быстро никнут цветы лилии белые,
Но редеет быстрей милых кудрей волна,
И на нежных щеках гаснет румяный блеск:
Не бывает и дня, мига такого нет,
Чтобы он красоты часть не унес с собой.
Краток век красоты. Мудрый поверит ли
Бренным благам ее? Пользуйся тем, что есть!
Молча против тебя время ведет подкоп,
Будет завтрашний день хуже, чем нынешний.
Что ты в дебри бежишь? Меньше ль опасностей
Там грозит красоте? В чаще глухих лесов,
В час, когда полпути в небе пройдет Титан,
Рой распутных наяд вдруг окружит тебя,
В плен красавцев они в глубь родников влекут.
Из засады твой сон подстерегут всегда
Сонмы резвых лесных дриад,
Что за панами вслед горными гонятся.
Иль со звездных небес взор обратит к тебе
То светило, кого старше аркадян род,
И с упряжкой коней белых не справится.
Прошлой ночью у ней лик зарумянился,
Хоть его ни одна тучка не застила;
Мы, богини испуг видя, встревожились
И, решив, что виной власть фессалийских чар,
Стали медью греметь. Но лишь в тебе одном
Тут причина была: ночи богиня путь
Задержала затем, чтоб на тебя смотреть.
Если б меньше мороз это лицо терзал,
Если б реже его солнечный луч палил,
Блеск затмило б оно камня паросского.
Как прекрасно его мрачное мужество!
Как нависли бровей дуги тяжелые!
Только с Фебом сравню шею лилейную.
Бога пышным кудрям иго неведомо,
Вольно льются они на плечи стройные;
Ты милее, когда пряди короткие
В беспорядке лежат. Даже воинственных
И суровых богов ростом и силою
Ты дерзнешь превзойти: лишь Геркулес один
Мог бы спорить с тобой крепостью юных мышц.
Грудью шире ты, чем грозный воитель - Марс.
Если б ты на коня сел легконогого
И проворной рукой гибкую взял узду,
Легче Кастора ты правил бы Килларом.
Пальцы мощной руки в петлю копья продень
И с размаху метни вдаль, что есть сил, его,
Разве сможет послать так далеко стрелу
Критский лучник, что бьет дальше и метче всех?
Коль стрелу за стрелой ты на парфянский лад
Будешь в небо метать, то ни одна из них
Не вернется пустой: в птичью вонзившись грудь,
Из-за туч принесет дичь тебе каждая.
Все века обозри: много ль найдешь мужей,
Чья краса бы на них не навлекла беды?
Пусть же будет к тебе милостив бог и пусть
Только старость тебя дивной лишит красы.
На что дерзнуть не смеет ярость женщины?
Невинному готовит обвинения
Чудовищные Федра, и свидетельство
Растрепанных волос и щек заплаканных
Заставит верить женским козням пагубным.
Кто это? Блещет красотою царственной
Лицо, и голова высоко поднята.
О, как он был бы на Питфея юного
Похож, когда б не эти щеки бледные,
Не сбившиеся волосы торчащие.
Тесей, Тесей на землю возвращается!
Тесей
Да, я ушел из края мрака вечного,
Темницы манов, из-под неба черного.
Как трудно оку свет желанный выдержать!
Сжал Элевсин Церерин дар четырежды,
Четырежды сравняли ночь и день Весы,
Покуда, пленник двойственного жребия,
Терпел все муки жизни, муки смерти я,
Одно от жизни сохранив угаснувшей:
Сознанье бед. Алкид мне был спасением:
Когда он силой пса исторг из Тартара,
То к свету поднебесному вернул меня.
Но сил лишилась доблесть истомленная,