Каникулы Липка проводила на острове и была самой счастливой из всех девчонок. Пока и дед не ушел – как думалось девочке, в подводный мир, где зажегся новой звездой.
Шли годы. Слои, на которые художница делила мир, начали смешиваться, наползать друг на друга, рваться… Липка склеивала их, как могла, в единое полотно, но заплатанный холст в галерее не выставишь.
– Чем она больна? – внезапно перебил Игнас.
– Синдром Хантингтона. Это наследственное, бабушка тоже болела.
– Скажешь Лагарду, как доберемся. Он понимает в этом больше меня.
– Слушай, а твоя кровь… Есть ли какой-нибудь шанс?.. – Липа попыталась подобрать слова, чтобы просьба звучала уместно, но вскоре сдалась. От горечи – ее собственной, отраженной в глазах Игнаса, – в груди что-то дрогнуло, как запавшая клавиша пианино, и дрожь разлилась в воздухе. Одна-единственная нота – эхо сочувствия между двумя людьми.
– Прости. Это так не работает. Если бы я мог исцелять кровью или передавать свойство, у «Хай Джен» была бы армия бессмертных клонов. К счастью или сожалению, очень многое зависит от индивидуальных факторов. Это как лотерея. Ты можешь загадать десятизначное число, но какова вероятность?
– Слишком мала. – Липа кивнула. Она поняла. Но попытка не пытка. Если мир Игнаса шагнул дальше в развитии технологий, может, и с медициной дела обстоят лучше.
– Финал истории ты знаешь. Я оказалась с дядей на острове и встретила тебя. Конец.
Игнас покачал головой.
– Что?
– Никогда не говори «конец». Всегда думай «начало».
Одним движением он поднялся на ноги, будто не сидел в расслабленной позе секунду назад, и подал ей руку.
– Спасибо.
– За что? – Она удивленно взглянула снизу вверх.
– За то, что поделилась. Я это ценю. А теперь – пора.
Движения Игнаса стали быстрыми, отточенными. Казалось, он и впрямь избавился от усталости за время короткой передышки. Поверх футболки он натянул чистую рубашку и накинул куртку, проверив карманы. В верхнем ящике стола нашлась очередная бутыль со слизью и еще какие-то пузырьки, о назначении которых Липа могла лишь догадываться.
Анимоны за стеклом вели себя странно, будто волновались из-за приближения Игнаса. Прятались у дальней стены аквариума и меняли ярко-изумрудный цвет на темный, отдающий болотной тиной.
– Я придумала.
Игнас посмотрел вопросительно.
– Как назвать малыша-анимона. Раз уж он путешествует с нами.
– И как же?
– Акто.
Он не стал спрашивать почему. Просто кивнул и перебросил сумку через плечо.
– Идем.
Они вновь оказались в коридоре. За прошедшее время стены изменились: приобрели более темный оттенок. Пятна на обоях напоминали акварель, размытую кистью. Игнас повернул ключ в замке и, дойдя до конца коридора, плеснул на стену из фляжки. Заросший паутиной тупичок стал отслаиваться, обнажая черноту Прослойки. Игнас потянул за край. Липа до сих пор не понимала, как он это делает.
Прежде чем покинуть Дом, она оглянулась. Одинокая девятка осталась лежать на пыльном полу.
Эпизод III2O48
♬ Linkin Park – Castle of Glass
Прослойка мигнула изумрудными искрами. Липе показалось, будто она сделала всего два шага и выпала наружу вслед за Игнасом.
Вой сирены. Тьма. Неоновые вспышки и воздух – холодный, колючий, с разлитыми в нем густыми запахами. Реальность ударила, окутала тревогой. Липе захотелось вернуться, спрятаться. Мир Игнаса оказался враждебным с первой секунды, которая была сродни погружению в ледяную воду.
– Прости, не подумал. – Игнас стянул куртку, набросив Липе на плечи. – Держи, только постарайся ничего не трогать в карманах.
Она кивнула.
– Спасибо. Где мы?
Они стояли на тротуаре, вдоль которого серой лентой, мокрой после дождя, тянулась дорога. Улица кончалась через сотню метров, упираясь в тупик. Слева – мусорные баки. Справа – двери. Бары, химчистка, ломбард… Липа с любопытством огляделась, стараясь приметить как можно больше, но смотреть было не на что. Трущобы. Ночь. Даже луна не показывалась из-за туч, а редкие огни в окнах были скрыты за плотными шторами.
Сирена умолкла вдали.
– Добро пожаловать в Фейртаун, северное боро Слэк-Сити, – буднично объявил Игнас. – Держись рядом и не отходи от меня. Эта часть города – прибежище фейрумных, а фейрум здесь вне закона. Приравнен к сильнодействующим наркотикам.
– То есть криминальный район? – уточнила она.
– Схватываешь на лету. А впрочем… – Игнас сделал паузу. – Наше будущее нельзя назвать радужным. Скоро сама увидишь.
– Но какой сейчас год? Ты не сказал.
– Сорок восьмой.
– Серьезно? Я пока не вижу разницы.
– Потому что будущее творится там… – Он указал на скопление башен-небоскребов на другом берегу реки, за исполинским мостом. – В исследовательских центрах «Хай Джен». А здесь – дно. Местный планктон подбирает объедки. Люди бунтуют из-за того, что им приходится жить бок о бок с фейрумными, но…
– Что?
– Не все так просто. – Игнас покачал головой. – Не все фейрумные выбрали этот путь. Обстоятельства бывают разные… Нам налево.
Они перешли на противоположную сторону улицы, и Липа замерла, прислушиваясь. За спиной нарастал гул, словно гигантский шершень летел между стен многоэтажек, грозя разметать проулок в клочья.
Игнас схватил ее за руку и резко притянул к себе. Выбил плечом хлипкую пластину заграждения и прижался к стене. Жестом показал: «молчи». Ей не пришлось повторять дважды.
Ночную тишину разорвал рев моторов. Автомобили пронеслись мимо, как смерч, взметнув веер брызг и кучи мусора. Хромированные чудища с хищными носами и языками пламени на капотах. Все произошло так быстро, что Липа не расслышала слов. Их было много – страшных людей, что высовывались из окон, надрывая глотки. Звон битого стекла, крики и порывы ветра – черного, вонючего, горького от дыма…
Она теснее прижалась к Игнасу, отступая глубже в тень, и закрыла глаза, считая до десяти.
– Бешеные Восьмерки, – прошептал Игнас, отстраняясь. – Одна из местных банд, контролирующая рынок фейрума.
– Очень… говорящее название.
– Да уж. Ребята стремятся к монополии, только Дядя Поджи выбирает не те средства. Я бы на его месте следил за кадрами – слишком много отморозков.
– Ты их знаешь? – Липа насторожилась.
– Держи друзей близко, а врагов еще ближе, – усмехнулся он. – Я знаю даже тех, кого предпочел бы не встречать. Но пока ты со мной, все в порядке. Что бы ни случилось, ты в безопасности.
Кажется, он чувствовал ее сомнения. Угадывал по малейшим переменам в голосе. При этом Игнас был прав: у Липы здесь никого не было, а значит, ей оставалось только довериться ему.
– Хорошо. Далеко до твоего друга?
– Нет. Пройдем через «Три монеты». Местное заведение для фейрумных, которое держит Безносый Хави, мой хороший знакомый. Публика там бывает разная, поэтому помни два правила: не отставай и ни с кем не заговаривай. Что бы тебе ни предлагали и о чем бы ни просили, поняла?
– Да.
Игнас выдохнул.
– Могу перегибать палку с предосторожностями, но не бойся. Не все так страшно. Я просто не привык быть… с кем-то.
– Понимаю. Я буду осторожной, правда.
Она протянула мизинец. По-детски наивный жест, но после того как скрылись Восьмерки, Липа почувствовала облегчение. Ей было известно самое верное лекарство от тревоги – посмеяться над страхами.
Искусственный палец обхватил и сжал ее собственный.
Игнас хлопнул Липу по плечу.
– Вот и молодец.
Лабиринты улиц тянулись на мили вперед – как щупальца до поры мирно дремавшего хтонического монстра из океанских глубин. Было время, когда Игнас, знакомый лишь с белизной и стерильностью лабораторий, познавал этот мир безраздельно, каждой клеткой, и Слэк-Сити казался ему живым.
Живым, но не бессмертным. Бессмертие принадлежало ему, Девятому по счету, но первому из альфа-фейрумных.
Первому из тех, кто выжил.
Он бросил взгляд на шагавшую рядом Липу. Старался быть честным с ней, но не мог рассказать всего. Не сразу. Не сейчас.
Она не примет его таким. Никто бы не принял. Пусть видит Игнаса и никогда не узнает Девятого.
Теперь все зависело от Лагарда. Даже если Энди ничего не нашел, Липа вернется домой. Он обещал, а значит, сдержит слово. Хотя бы в этот раз.
В баре было людно.
Они вошли через боковую дверь: неприметная вывеска без вездесущего неона и несколько слоев граффити на стене. Игнас кивнул Безносому Хави за стойкой и прошел вглубь, минуя свисающие с потолка ленты и китайские фонари, мигавшие нервным рыжим светом. Липа с любопытством разглядывала посетителей, касаясь пальцами его рукава.
Губы Игнаса дрогнули – восприняла совет держаться рядом буквально.
Шагая между столиков, они видели фейрумных: мужчин, женщин, черных и белых, совсем новичков и тех, из кого свойства выпили все соки, оставив оболочку из кожи и костей. Этот бар, как и десяток других в замкнутом боро Фейртауна, принадлежал им. Здесь не было нужды прятаться: изгои становились королями – на ночь или на месяц, как повезет.
Все они – афиши своего времени. Цветные иллюстрации фейрумных побочек.
Игнас не удивился, когда перед ним вырос гигант, напоминавший водяного из детских сказок, а вот Липа вздрогнула. Ей впервые пришлось увидеть внешнее проявление наркотика. Всю правую сторону лица и шеи бедняги покрывал ковер из полипов, терявшийся под воротником промокшей рубашки. Левый глаз заплыл. Поры сочились мутной водой, и запах – незабываемая смесь болотной тины и гниения – проникал в ноздри. Интересно, сколько ему приходится выпивать, чтобы не умереть от обезвоживания?
Игнас тактично уступил здоровяку дорогу с единственной мыслью: как бы дерьмово тебе ни жилось, всегда есть тот, кому хуже.
Или лучше. За столиком слева улыбалась девушка: болезненная кожа, лишенная пигмента, острые скулы, лихорадочные искры в глазах. В другое время он бы подошел спросить, какое у нее свойство, но сейчас не стоило задерживаться. Что бы там ни было, она наверняка счастлива. Тем мимолетным счастьем, которое объединяет всех принявших дозу. Пока не истек отмеренный срок, беспокоиться не о чем.