В греческой деревне, в которой я много лет живу свои две недели в октябре, есть речка, втекающая в море, мелкая, мусорная, через нее в этом году перекинули мостки, под ними гудит жизнь, птицы, собаки плещутся на радость детям, но вчера перед вечером, ещё не было заката, там умирала утка, какая-то необыкновенная, с шикарным цветным хвостом, красным, синим, зелёным, на обглоданном смертью остове: кривые прутья вместо лап и такой же кривой от ужаса рот, жадно глотавший воду. Когда мы возвращались с ужина, все было кончено: хвост поник, его не стало, ни пышности, ни цвета, ничего вообще, он слился с сумерками, ушёл под воду, сделался неразличимым, лысые конечности смешались с ветками и щепками, и только рот, в котором ещё теплился ужас, напоминал о том, что пару часов назад было жизнью и драмой. Показала уточка не как ходить, показала уточка, как уходить: убрать хвост в черноту, стушеваться - великое слово, придуманное Достоевским.
Борьба Онищенко и Госдумы с мастурбацией это вредительство и подкоп под наши скрепы, это тайное лоббирование всего, что им противостоит. Вы против мастурбации? Значит, вы за секс, в котором нужны гандоны. А вы же с ними все время воюете. Где логика?
Мастурбация - чистое, безвредное, гигиеническое занятие, от которого не бывает сифилиса или ВИЧа, которое не приводит к абортам. Кто их нам тут подбрасывает?
Где нет мастурбации, там царит разврат. Если мальчикам запретить удовлетворять себя в одиночку, они примутся делать это сообща. Борьба с мастурбацией и есть та пропаганда гомосексуализма, которую никто не смог обнаружить. Где она? - вот она. И куда смотрит Мизулина, я не понимаю.
Сегодня исполнилось 500 лет Тинторетто, одному из величайших гениев живописи. И композиции, конечно - никто тут не превзошёл Тинторетто в свободе и радикальности ни при жизни его, ни потом. Вот «Происхождение Млечного пути», написанное для императора Рудольфа и находящееся сейчас в Лондоне. Зевс, желая даровать сыну своему Гераклу бессмертие, погружает в сон Геру, чтобы младенец мог спокойно напиться животворящего молока, тот впивается зубами в сиську, Гера вздрагивает от боли, и проливает прямо в небо Млечный Путь. Закрученности сюжета, который сам брызжет звёздами, здесь соответствует все - и герои, и тряпки, не менее важные, чем герои, и путти, и Зевсов орёл, и Герины павлины - все соединилось единственным образом, чтобы несколько капель просияли в вечности. «Происхождение Млечного пути» это, конечно, происхождение искусства, его самоописание, главный, быть может, автопортрет, оставленный сегодняшним юбиляром.
Этот текст трёхлетней давности неожиданно актуален. Тогда обсуждали идею продавать выпивку с 21 года, и казалось, не миновать напасти, но как-то замотали, а сейчас задумка воскресла, как холера, и ее активно толкает правительство, и, похоже, протолкнет.
Нина была красивой, элегантной и знала все, Нина казалась дико модной — и это уже пугало. Московская девочка из хорошей детской, которая всем удалась, и лицом, и фигурой, и умом, с отличным английским, с привычкой говорить наотмашь, это же гарантированное гав-гав-гав, «не подходи — отбрею». В начале восьмидесятых, когда мы с Ниной познакомились, иначе не могло быть. А как иначе? Интеллигентность сама по себе была вызовом, столичная интеллигентность — вдвойне, а столичная и продвинутая, которая в курсе того, что там у них в книжках и в кино — втройне. Это был индивидуальный совриск со всеми сопутствующими ему рисками, и следовало оградить себя частоколом отчужденности просто из самозащиты, подальше от гегемона, как учил Лев Николаевич Гумилев. Великолепное презренье стало своего рода спецодеждой, как ласты для водолаза. Это был позднесоветский интеллигентский гламур — резкий, заносчивый, лихо язвительный. Такой я увидел поначалу Нину, и это впечатление казалось самым верным. Но было оно самым ложным.
Это начало моего текста про Нину Зархи, со смерти которой прошёл ровно год. Нина была самой насмешливой, и Нина была самой доброй: смех и любовь жили в ней душа в душу, и в их неразрывности для меня больше Бога, чем в проповедях, даже глубоких. Очень сложно про это писать, но я попробовал: по ссылке можно до конца прочесть текст, найти и купить мемориальную книжку, в которую он вошёл. Рекомендую. Там много других текстов, более познавательных и важных.
Важный для меня текст. Он, в частности, отвечает тем, кому невыносимо стыдно, что розы пахнут, птички поют и фонтаны бьют, а мы этим, расслабляясь, наслаждаемся, когда за углом неистовствует кровавый режим. Они гордятся своей моралью и нравственностью, как Е.Б. Мизулина, и высоко несут свой стыд, на вытянутых руках. Нет ничего фальшивее этого, по-моему.
Культурные внимательные люди, а их сейчас почти не осталось, чествуют сегодня Роми Шнайдер, которой 80 лет. Совсем эти 80 с нею не клеятся. Не было ей их и близко, а, значит, и не стало. Ей по-прежнему 43 - столько было на момент смерти, а на самом деле 33 - столько было в "Людвиге" Висконти, где она снова, спустя 15 лет, стала Сисси. Императрица Елизавета Австрийская, дивно красивая, вечно молодая и самая в мире свободная, как тучка небесная, всю жизнь путешествовала по своей единой Европе и в последней поездке была зарезана террористом, которому надо было кого-то зарезать. Спустя более чем полвека она воплотилась в Роми Шнайдер, игравшей ее много раз, сначала в юности четыре года подряд, потом в великой картине Висконти. На миф Сисси, один из самых пленительных, Елизавета и Роми поработали одинаково. Конечно, для артистки это роль жизни, ради которой она родилась и в которой ушла, осталась навсегда. А значит, ей вечные 33, сакральный возраст. И сегодня ее день рождения, просто день рождения, без уточняющих паспортных глупостей. У здравствующих артисток их нет во имя галантности, привычно лживой, у Роми Шнайдер - правды ради, одной только правды и ничего кроме.
Последний летний день вот-вот сорвется, уйдет, уведя с собой тепло на долгие полгода, невыносимо долгие, но тут в фейсбуке оно останется, его сберегли, литература рождается из пены дня, из света дня, рассеянного и плотного, одна материя из другой - остановись, мгновенье, ты прекрасно - и мгновенье останавливается и остается, а солнце еще не село, и тепло не ушло, но оно уже в слове и навсегда в нем укрылось.
Юрий Каракур, прекрасный писатель, умеющий показать этот фокус, родился сегодня. Юра, дорогой, с днем рождения! Пишите, пожалуйста, больше. Это я вам желаю и всем нам желаю, вашим читателям. Обнимаю и люблю.
Вот еще чудесная картина Ларионова с выставки, тоже парижская, середины двадцатых годов, называется "Мастерская с зеркалом". Раз мастерская, значит, где-то есть и мастер, он имеется прямо тут, мальчик-художник, еще и с зеркалом и с какими-то фигурами, написанными на холсте или их отражением, да и сам он, как отражение, как модель самого себя, субъект, подмененный объектом. Тема реальности, ставшей иллюзией, и иллюзии как единственной реальности, любимая искусством, начиная с "Менин", здесь опрокинута в лаконизм: вместо дочери Филиппа IV и Марианны Австрийской, ее фрейлин, карлика, собаки и изображающего их живописца - пустой мольберт, никакой стол, на нем фрукт, который не съесть, и надо всем царит усадебный плетеный стул, великий, мифологический, воспоминание о родине, драгоценное, как инфанта Маргарита Тереза. "Хорошо, что нет Царя. Хорошо, что нет России. Хорошо, что Бога нет. Только желтая заря, только звезды ледяные, только миллионы лет. Хорошо - что никого, хорошо - что ничего, так черно и так мертво". Так бело. Художника ведь тоже нет: творец превратился в творение - важная подробность.
Перебирал сегодня разные образы Рождества Богородицы. Лучше этого не нашел. Очень красивая картина у Гвидо Рени. Пусть снова встанет в честь праздника. Всех поздравляю!
В Третьяковке открыта выставка Михаила Ларионова, нашего великого художника, небывалая по своему объему и представительству: очень много очень качественных работ, обязательно сходите; живопись вся отборная, пленительная, но меня больше поразила графика, которую я не знал, конец двадцатых - первая половина тридцатых годов, "Женщины на фоне моря", только что купались и, пока вода стекала, стали зарисовкой, и, пока она не высохла, сделались Римом. Вышли на берег и вошли в историю. Мгновенное превращение сиюминутного в вечное, наброска в монумент, современности в античность - идеальный образ, формула художественного. Что такое искусство? - вот это.
Сегодня ЛюбаАркус отмечает день рождения. Я Любу знаю половину своей жизни и даже больше, очень ее люблю, всячески поздравляю и всего желаю. Это все обычно, и всегда есть обычная проблема с подарком, а тут она, к сожалению, отпала. Потому к сожалению, что в бедственном положении сегодня Любин фонд "Антон тут рядом", одно из самых прекрасных начинаний нашего тягостного времени. И лучший подарок на ДР Любе это помощь Фонду. По ссылке можно пройти и сделать это мгновенно. Отличный подарок, хорошее дело, всего за пять минут. Давайте поздравлять Любу, друзья!
Друг мой Аркадий Ипполитов побывал в Ленинской библиотеке, на столе в пальто не плясал, поговорил с сотрудниками, беседа эта лежит на сайте РГБ, ссылка в первом коменте, а процитировать я хочу оттуда его рассказ о выставке в Ватикане, которую он сейчас делает.
"Идея выставки «Русский путь. От Дионисия до Малевича», что состоится в выставочном зале Пинакотека Ватикана, расположенном в Браччиа ди Карло Маньо, галерее в колоннаде собора Святого Петра, — показать духовный путь русского. В России искусство никогда не рассматривало искусность как цель. Канон в русской традиции всегда важнее маэстрии, это определяло иконопись, в которой индивидуальные физические качества были гораздо менее важны, чем её надындивидуальное метафизическое значение. Результатом стало то, что в девятнадцатом веке в русской критике появилось определение «главная картина». Под ним подразумевалась не просто живописная работа высокого качества и веха в художественной жизни, но важнейшая веха на духовном пути нации. При этом мастерство и качество живописи не то что отрицаются, но уходят на второй план в сравнении с духовной значимостью произведения. Главные картины воспроизводятся в учебниках, их знает — или должен знать — каждый школьник, они отпечатываются в сознании как матрицы национальной идентичности, и сопровождают тебя — хочешь ты этого или нет, не имеет значения, — всю жизнь в многочисленных воспроизведениях, лозунгах, рекламах и карикатурах. Вот выставку таких главных картин, соединяя иконопись с XIX и XX веком, мы и собрали. Всего пятьдесят две работы: прекрасная иконопись, «Явление Христа народу» в варианте Русского музея, «Тройка» и «Утопленница» Перова, «Христос в пустыне» и «Неутешное горе» Крамского, «Не ждали», «Крестный ход в Курской губернии», «Перед исповедью» Репина, «Над вечным покоем» Левитана и «Демон (сидящий)» Врубеля, и Филонов, Кандинский, Малевич, Петров-Водкин, Кустодиев. Это размышление о русскости русского искусства".