У нас по 600 евро никто самозанятым не даст, были самозанятые, стали самонезанятые, вот и весь сказ. Митя, клерк из разорившийся фирмы, пойдёт на митинг, а Петя, гастарбайтер, выкинутый с умершей стройки, пойдёт на петтинг, перепрофилируется в бандиты, и неоплаченная тележка с продуктами станет самой невинной забавой, которую он устроит. Здесь вам не тут - нищая бескрайняя Россия, а не богатая Северная Италия, из которой рапортует Мальгин. Это я к идее тотального карантина, за нее многие ратуют. И в Москве его только что ввели. Цель же не в том, чтобы сделать по-европейски, как у людей. Цель в том, чтобы жертв вышло меньше. Надо опять выбирать меньшее зло, и по другому не бывает.
Вообще старики – это главная мишень коронавируса. Газеты заполнены описанием настоящих трагедий. В городке Сесто-Сан-Джованни, в провинции Милан, скончались Джорджио Толомео и Валентина Сирокко, муж и жена 82 и 76 лет. Они прожили вместе 55 лет и умерли от коронавируса с интервалом в 24 часа. Они заболели одновременно и – редкий случай – им позволили лежать в реанимации в одной палате. Скорбит весь город, они там родились и прожили всю жизнь. Всего в Сесто-Сан-Джованни 80 тысяч жителей. Среди них 250 выявленных зараженных, 19 из которых умерли. В годы войны город стал одним из центров итальянского сопротивления. Там чуть ли не каждый житель был подпольщиком или партизаном. За что их нещадно преследовали, а они при любой возможности фашистов взрывали и поджигали. И за это город получил второе название «итальянский Сталинград». И вот сейчас на них обрушилось новое испытание. Кстати, из этого городка происходит известный в России футбольный тренер Массимо Каррера.
Каждый вечер Мальгин, спасибо ему, пишет про катастрофу в Италии. Его чумная хроника 21 века - едва ли не самое важное, что есть сегодня в фейсбуке.
Придумка про налог на вклад совсем бесчеловечная, ну ладно, просто идиотская, там не подумали. Это такой пиар против богатых, оставшихся в прошлой жизни, где водились малиновые пиджаки с золотыми пуговицами и банковские вклады под высокие проценты. Ничего этого давно нет, а есть инвестиционные программы с покупкой ценных бумаг, и доход с них, как любой другой, обкладывается налогом в 13 процентов. Само собой. Без налога до сегодняшнего дня обходился один банковский вклад, но это 5, ну 6 процентов годовых, зубы на полку, история не про богатых, а про тетку, которая всю жизнь копила и вот, наконец, скопила свой миллион или самую малость больше и теперь сможет получать аж 60 тыщ в год, гигантские деньжищи, можно сделать внукам подарки, купить одному айфон, а другим, если что останется, по шоколаду, купить всем по айфону, не выйдет, но ничего, шоколадки тоже отличный подарок. И вот этой тетке сейчас сказали: ты тетка, транжирка, 60 тыщ в год и так адская прибыль, 5 тыщ в месяц, целое состояние, предел, отныне будешь платить с каждой следующей копейки 13 процентов, отдашь сверхдоход государству. Останутся внуки без шоколада, здоровее будут. И им лучше, и тебе - ведь стыдно быть Рокфеллером.
Принц Чарльз заразился, дай Бог ему поскорее выздороветь, от всей души желаю. Но какая насмешка судьбы: получил Чарльз свою корону, дождался.
А ведь ничего зловредного в новодельном Пушкине не содержится, никакой вообще тенденции, завалящего мракобесия, ни гимна обнулению, ни памфлета против него, вообще нет фиги в кармане, хвала самодержавию отсутствует, не воспета ни жандармерия, ни революция, даже чужестранец не оплеван, не растоптано образованное меньшинство, Евгению бедному тоже не досталось, просто очень плохие стихи, совсем стертые, пустые, были дружно приняты за нашего великого поэта, с чувством глубокого удовлетворения, и это главная катастрофа и есть.
В Европе холодно, в Италии темно, а в России свет, шум, треск, блеск. Я, сидя в своей деревне, погуглил: в Москве, оказывается, работают все дискотеки, ничто их не берет. Ну и правильно: молодые, говорят, болеют реже и менее тяжко, некоторые вообще без симптомов, даже не подозревая, что у них коронавирус. И, пропотев на танцах, после песен, плясок и мудями трясок сын спешит домой проспаться, и там будет обед, и мать уже слепила пельмени, а отец достаёт пропотевшую из морозильника, и можно, наконец, опохмелиться и чокнуться, и обняться родным, самым близким на свете людям. Эдип, убивающий отца, даже не подозревая об этом, - главный сюжет на свете, вечный, из века в век повторяющийся. Только аранжирован он по-разному, в России к тому же обогащен отсылкой к Пушкину:
И примешь ты смерть от дитя своего.
Советник мэра Бергамо сообщил журналистам: «Мы находимся в ситуации, когда, как, например, сегодня, мы делаем погребение каждые полчаса. Это почти военные потери. В обычный день у нас в городе умирает 8-10 человек, но чтобы каждый день больше шестидесяти – этого мы не могли представить даже в кошмарном сне. Владелец похоронного бюро Бергамо сказал в интервью: «Наше бюро в среднем проводит около 1400 погребений в год. Но сейчас за две недели мы провели пятьсот". И добавил после паузы, подбирая слова: «Для нас это не цифры. Это чьи-то бабушки и дедушки, матери, отцы, друзья всех этих людей. Они просят нас похоронить любимого человека. И вы знаете, в чем еще ужас? Они привезли своих близких к дверям больницы и больше их не видели. Ни живыми, ни мертвыми».
https://web.facebook.com/avmalgin/posts/2846160952135138…
Хроники Мальгина про сегодняшний ад в райской Италии из самого сильного, что есть в фейсбуке.
Самоизолировался у себя в деревне, где все пока лысо, и прямо в окне стоит пруд. Летом он едва различим из-за зелени, а сейчас вид вода, как пишут риэлторы.
Из Италии пишут, что семья Аньелли, у которой автомобильные заводы, дала 10 миллионов евро, и на них начнут выпускать ИВЛ - аппараты для искусственной вентиляции лёгких: без них больные коронавирусом мучительно умирают от пневмонии. Уже на следующей неделе ИВЛ в Италии станет вдвое больше.
Это ровно то, чем старые деньги отличаются от новых и за что везде и всегда презирали нуворишей: им такое просто не приходит в голову. Год назад, когда умерла мать семьи Аньелли Марелла Карачолло ди Кастаньето, неаполитанская принцесса, вышедшая замуж за владельца Фиата, я написал, что ее шея это эстетическое высказывание. Нет, друзья, не только. Это ещё и нравственная категория.
Парижская подруга пишет: «Семьям не разрешают хоронить и кремировать близких, не говоря уж о том, чтобы навестить своих умирающих родных в больнице». Вот это самый адский ад, какой только можно вообразить. Господи, пронеси!
Инна Шульженко о Лимонове и его Козлике, графине Щаповой де Карли чудесно написала. Погуглил, графиня, оказывается, жива-здорова, этим летом юбилярша. Я видел ее в Риме лет двадцать назад, грузную, оплывшую, на вечере транса, который в «Сладкой жизни» играл, в его баре у моста Ангела. Мы оказались за одним столом, нас представили по имени, без комментариев, и она в какой-то момент спросила с брутальным своим напором: «Ты кто? Художник? Режиссер? Писатель?» Я ей: «Бухгалтер». А она удовлетворенно: «Пиздишь!»
Ох. Умер Эдуард Лимонов, большой русский писатель, автор романа "Это я - Эдичка". Великого романа. Литература, созданная Лимоновым, несомненна. А все проблематичное сейчас не важно. Вечная ему память и Царство Небесное!
Катя Хорикова спрашивает про главное: «В «Азбуке», измученные йогой, спа и ниццами женщины в шанель и ван клиф, горестно восклицают: «а что, гречка закончилась?!» Вы можете мне объяснить, почему гречка? Почему не киноа, не булгур, не семена льна? Где десятилетия авокадо с бураттой? Где, наконец, бесценный для фигуры бурый рис? Почему все покупают гречку, мать её?».
Мать ее. Ведь покупается не крупа-долгожитель (а гречка хранится аж два года), не вкусная разнообразная еда (а гречка такая), не здоровое или экономное питание и даже не запас на чёрный день. Покупается символический капитал, знак беды, образ катастрофы. Княгиня Волконская в Сибири, хотя ни из чего не следует, что она там ела гречку.
Соль, спички и туалетную бумагу разбирают повсюду, а гречка это русский выбор. Гречка как причастие, как судьба, общая с Родиной, как наша национальная идея. В сытые благополучные времена ее старательно и безуспешно ищут, во дни бед народных она наглядна, за ней кидаются в магазин, ее хватают, ее разбирают, она может не всем достаться. Потом об этом забудут и примутся сочинять какую-нибудь головную конструкцию из семен льна и авокадо с бураттой, но жареный петух опять клюнет, и великая гречка явится в неумолимой своей очевидности.
Явление гречки народу.
Питерские футбольные фанаты вывесили вчера баннер: «Мы все больны футболом и за "Зенит" умрём». А потом ужали его до кричалки «мы все умрем!» и скандировали эти три слова. Таков их ответ на вероятное закрытие стадионов и отмену матчей.
Вы думаете, я хочу их закошмарить? - ничуть. Я ими восхищаюсь. Отличный баннер, великая кричалка, не хуже, чем «смерть неизбежна» - хит позапрошлого века. И вообще тут много пленительных перекличек. Ликующее «мы все больны футболом» почти - «хвала тебе, чума» из «Пира» Пушкина.
Нынешние Вальсингамы есть и среди футбольных фанатов, и среди православных верующих, пришедших в храм, чтобы приложиться к иконе, или за причастием, или просто отстоять литургию: все это нынче долой, давайте спустим в унитаз - временно, конечно. В воскресение бывала церковь Божия полна. Бывала. А теперь сему месту быть пусту. Временно пусту.
Я не Вальсингам, глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах, уеду на дачу и там запрусь, ни на премьеру, ни на футбол, ни в церковь, никуда из дома не двинусь, чтобы самому не заразиться и других не заразить, для меня это неразрывная связка. Но в тех, кто пойдёт, я камня не кину. И некинутый этот камень уж оставьте, пожалуйста, при мне.
Перекрытие всех и всяческих границ, враз образовавшийся занавес, прочнее железного, запрет на передвижение и даже на движение - про что это? Про то, что человеческая жизнь превыше всего. И гораздо ценнее свободы. Понятно, что государства из этого исходят, что они про это твердят, но нам-то зачем твердить вслед за ними? Даже если мы этому следуем.