Александр Тимофеевский. Конечно, «Дау» — машина времени, переносящая в прошлое. Когда я сказал об этом режиссеру, он сразу уточнил: переносящая в ад. Как старый антисоветчик охотно соглашусь, да и все приметы ада налицо. В фильме «Лосев, Даша» есть сцена, когда Лосева допрашивают кагэбешники. Лосев — ученый, согласившийся участвовать в проекте, живущий в декорации, отлично понимающий, что идут съемки, и, хотя допрашивают его, в самом деле, работники органов, профессионалы и мастера, Лосев видит камеру, по крайней мере, камера видит его: это притворство, кино, игра, но дрожит он по-настоящему, он, действительно, напуган. Игра в ад, которая пугает, как ад, тут есть, над чем думать, но сейчас зафиксируем сам ад: он несомненен.
Рай-ад — важнейший стык в «Дау», уже не про устройство проекта, а про его содержание.
Однако, чем глубже мы погружаемся в «Дау», тем сомнительней становится это определение. Нет, кагэбешники по-прежнему мастерят, и вполне виртуозно, и допрашивают, и пытают, и по ночам врываются, и наводят смертельный ужас, ровный, с тусклым сиянием, как мастикой паркет натирают, но ад все равно залит райским светом. И дело не только в том, что советская власть прекрасно обустроила быт своих ученых; Дау живет в огромной двухэтажной квартире, столь же комфортной, сколь и красивой, с впечатляющей лестницей, с торшерами и столами в радикальном вкусе ар деко, дивные вещи, от которых и я бы не отказался. Но дело не только в быте. В шарашке царит золотая осень крепостного права, воспетая Георгием Ивановым.
Шарашка эта про благодать рабства, в которой нет ни свободы, ни ответственности, ни выбора: все три огурца из одного огорода, а он полностью выкорчеван. Партия и КГБ, избавив ученых от свободы, а значит, от выбора и ответственности, окружили их, как крепостных крестьян, репрессивной отеческой заботой: так заведено в шарашке. Каждого в любой момент могут отправить на тот свет, но, пока они на этом, проблем не существует. Ну, их бьют иногда, это потому, что любят. Ад все больше смахивает на рай.
«Финал», в котором разрушают институт и убивают всех его обитателей, всех вообще, кроме свиней, конечно, про уничтоженный рай, тот, что казался адом. Рай-ад — важнейший стык в «Дау», уже не про устройство проекта, а про его содержание.
Татьяна Толстая. В фильме вас могут если не убить, то, по крайней мере, сделать жизнь настолько невыносимой, что вы сами захотите покончить с собой, — правилами проекта это предусмотрено; в любой момент замученный участник проекта может сказать: все, стоп! Я больше так не могу! Но после этого он покидает проект навсегда, такова цена отказа. «На твой безумный мир ответ один: отказ». И это тоже, как в реальной жизни: ты всегда можешь покончить с собой и прекратить мучения. Это существование закончится и, может быть, начнется какое-то другое. Но в фильме, говорят нам, никто ни разу этой опцией не воспользовался. То есть участники покидали этот мир, но по другим причинам.
Хотя участников фильма, в отличие от нас, людей, не пугала гамлетовская неопределенность: что же за гранью? Известно что: конец игры, конец шарашки с ее плохим бельем и вездесущими кагэбешниками, конец тусклым коридорам и коммунальному существованию, возврат в неопасный, никем не расписанный, неигровой мир, в котором ты, в общем-то, никому не нужен, потому что, наверно, Бога нет. И камера, око божье, за тобой следить уже не будет.
А в проекте «Дау» есть Бог, он воздвиг огромную декорацию, запер тебя в клетку существования, выдал тебе правила: сюда ходи, сюда не ходи, терпи, надейся, жди ночных гостей, вот тебе здешняя таблица умножения, вот тебе здешняя таблица Менделеева, а в остальном у тебя полная свобода выбора: можешь рассуждать о создании Вселенной на своих увлекательных семинарах в душных помещениях без окон, можешь предсказывать грядущие катастрофы, можешь подвергать сомнению само существование Творца, то есть Ильи Андреевича Хржановского, можешь вопрошать о его планах и намерениях, хулить его и недоумевать относительно того, где он взял ресурсы для поддержания «Дау» и как у него тут обстоит с пространственно-временным континуумом. А если его не видно, то и пусть: космонавты тоже летали, Бога не видели. А диавол — вот он: сидит в «первом отделе» (тоже без окон, душно, жарко, как в известной пьесе Сартра, так что он непрерывно обтирается платком; ад тут не ледяной, дантовский, но классический, с пламенем где-то тут рядом). Сидит он в первом отделе, и ты придешь к нему, и продашь душу без всякой для себя выгоды, и никто не уйдет не униженным и не раздавленным.
Да, ты сам согласился, сам подписал бумаги. «Хочешь родиться в этот мир с его непредсказуемыми горестями?» — «Ей, Боже, хочу!»
Это маленький фрагмент из нашей переписки с Татьяной Толстой о проекте «Дау». Она была опубликована год назад в «Сеансе». А сейчас два фильма из «Дау» показывают на Берлинском кинофестивале, «Наташу» в конкурсе, «Дегенерацию» (у нас она называется «Финал») вне конкурса.
Пора объявлять войну «Вы» с большой буквы. Почти всегда она лишняя и всегда безграмотная. Вежливость как апофеоз невежества. Особенно ужасает большая эта буква при обращении ко множественному числу: «Уважаемые господа, специально для Вас». Что может быть гаже? Может, оказывается. Гаже большая буква при передаче на письме устной речи. Холера развивается нормально, эта - распространилась в самые последние годы, раньше такого не было. Друзья, вы русскую литературу давно читали? Толстого, Достоевского, Тургенева, Гоголя, Пушкина? Многие их герои общаются друг с другом на «вы», так между людьми было принято. Но никогда, вспомните, никогда это «вы» в разговоре не бывает с большой буквы. «Вы» с большой буквы - только письмо одного лица другому. Письмо, а не трёп в чате, не лай в интернет-дискуссиях. И там, и там мы старательно имитируем устную речь, все ее обороты и примочки, при чем тут «Вы» с большой буквы? Лакей Яша лезет из нас, учтивый такой, торжествует и облизывается.
Наткнулся в ленте на вопрос: «Кто-нибудь может объяснить, почему казалось бы нормальные люди поздравляют друг друга с 23 февраля? ».
Ответил.
Для меня праздники только церковные православные, хотя я любил Новый год, когда был молод, и 9 мая, пока были живы ветераны. Но меня окружают разные друзья-приятели, и они отмечают разные дни. Есть среди них и военные, а бывших военных вообще много, мне эти люди дороги, и для них 23 февраля важно, почему бы мне их не поздравить? Потому, что Троцкий и советская власть, которые мне не милы? Да, не милы, и поэтому я от них не завишу.
Вокруг меня есть женщины, которые ждут поздравления 8 марта, будут рады ему, я это точно знаю, и что прикажете, поздравлять со смехуечками, приседая и извиняясь за кухаркин день, Клару Цеткин и Розу Люксембург? По-моему, это глупо. Или просто зашить рот? Но я не Павленский.
Нет никаких причин не поздравить человека с праздником. Не вижу этих причин. Всегда лучше поздравить, чем не поздравить. И должен быть очень веский повод, чтобы, видя празднующих и веселящихся людей, выбежать им навстречу с криком: ваш праздник мусор, ваш праздник говно, нах с ним пошли, гы-гы-гы. Нет такого повода сегодня, а для меня нет в принципе.
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна! Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!.. И точно, можно ли воспитаннее быть! Умеют же себя принарядить, Тафтицей, бархатцем и дымкой, Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой; Французские романсы вам поют И верхние выводят нотки, К военным людям так и льнут. А потому, что патриотки.
Великий Фамусов 200 лет назад разъяснил, кто, почему и что именно празднует 23 февраля. А я люблю и Фамусова, и военных, и всех, кто к ним льнут. С праздником!
Мамочки мои, сегодня 120 лет Бунюэлю. Он вообще из самых главных художников прошлого столетия, он и есть ХХ век, как Пикассо. «Виридиана», «Дневная красавица», «Млечный путь», «Тристана», «Скромное обаяние буржуазии», «Призрак свободы», не говоря уж об «Андалузском псе» и «Золотом веке», все это совершеннейшие шедевры, последнее свидетельство большой католической Европы, которую Бунюэль обличал и обожал. Нет нынче ни этих обожающих обличений, ни такого природного консерватизма, ни такого неистового радикализма, ни призраков той свободы, ни католической старой культуры, ни самой Европы, в которой родился Бунюэль. Ничего этого в жизни больше нет, а в кино осталось - кино вышло долговечнее.
В высказывании о. Дмитрия, назвавшего «бесплатными проститутками» женщин, живущих с мужчинами без штампа в паспорте, хуже всего желание замысловато оскорбить. Само бонмо, его глупость или игру в глупость, нет повода обсуждать. Грустна здесь тщательность в поисках слов - чтобы пожёстче, побольнее вставить этим лярвам свой пастырский пистон. Разве это по-православному, о. Дмитрий?
Сегодня День Святого Валентина, он не про похоть всегда мучительную, не про страсть гибельную, конечно, не про любовь, которая страдание, а про мимими и сюсюсю. Ими наполнено сегодня. Зато завтра Сретение Господне, праздник с глубоким смыслом, он про Симеона, который триста лет жил, чтобы встретить Младенца и уйти, наконец, с Богом. Смерть как освобождение, смерть как благодать. Сегодня поцелуйная прелесть милой жизни, со здоровым жадным аппетитом, а завтра ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром; яко видеста очи мои спасение Твое. И так каждый год, 14 и 15 февраля: где стол был яств, там гроб стоит - из самого великого, что сказано по-русски. Всех чествующих Валентина - с Валентином, всех празднующих Сретение - со Сретением Господним!
Что я все про культурное и красивое? Воспою-ка я простых подмосковных парней и сельское наше братство. У меня ведь дом в деревне и улетал в Таиланд я сейчас оттуда, а не из московской квартиры, да это и ближе: в Домодедово всего час езды. И приехали мы, как люди, за час сорок, времени навалом, и пошли в «Пекин», как по облаку, на регистрацию пошли, и подали мы паспорта, я - свой зарубежный, Никола - свой внутренний.