Значит, не очевидно оно ему. Значит, он видит что-то другое. Значит, он трансцендирует физические законы, математическую вероятность и тому подобную мелочевку, а сразу обращает свое внутреннее око туда, в сердцевину Абсолюта, туда, в неизъяснимый Мальстрём, в предвечный пятнадцатимерный водоворот, где Творец, кружась сам в себе и бросая многорадужные отблески сам на себя, что хочет, то и творит, - например, жонглирует черными дырами, по собственной прихоти искривляет пространство и отменяет законы, придуманные им самим.
А стало быть, русский человек ежеминутно, ежесекундно ждет чуда. А стало быть, он ждет не Закона, а Благодати, ибо Благодать именно оно и есть - явление добра и милости поперек всякой вероятности и всяких заслуг, просто так, потому что Господь так захотел. Ты пьяная и подлая свинья - а Я, в неизреченной милости Своей, осыплю тебя понятными тебе земными благами, - фиалками, бабами, баблом, бухлом и кулебяками - вне очереди. Ибо пришел Мне каприз такой.
Вот что такое русский человек. Вот что такое его вера. Вот на чем зиждется Русский Мир и Русский Путь, гениально предчувствованный русским графом Уваровым, хотя его и обвиняли в том, что он украл казенные дрова, - но кого же в России не обвиняли в краже стратегического топлива?
"Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства".
***
СИНИЕ ЯЙЦА
Сергей Иваныч был прорабом и в качестве такового управлял шаткой и неверной бригадой строителей, долженствующих превратить купленный мною коммунальный клоповник в Версаль.
Справлялся он с ними неплохо, учитывая, что все они, - ну все, все - были падки на "жидкость без цвета, вкуса и запаха", как он кудряво называл алкоголь. Одну бригаду просто выгнал в одночасье; я прихожу на "объект" - тишина, и бумажки какие-то летают на июльском сквозняке. - "Что такое, Сергей Иваныч? Где люди?" - "Уволил, Татьяна Никитична. Не соответствовали требованиям".
Клещами я вытянула из него историю: рабочие выносили на улицу старый дубовый паркет в пригнанный (за мой счет) мусорно-строительный контейнер. Собственно, я не хотела выбрасывать чудесные квадратные плашки, хотя они сохранились только в одной комнате коммуналки; думала отреставрировать, отциклевать, покрыть матовым лаком... но Сергей Иваныч закричал как сирена-ревун, замахал руками как мельница и победил.
Рабочие выносили паркет, а мимо ехал какой-то бизнесмен на своем дорогом авто. Хищным глазом он обозревал действительность, - стояло крепкое, ясное, преступное время, начало 2000-х, - и вот засек рабочих и мои прекрасные дубовые плашки. Бизнесмен подрулил к мусорному контейнеру и предложил рабочим денег за то, чтобы они перегрузили мой паркет в его джип широкий; рабочие согласились на гешефт. На деньги, вырученные от продажи моего имущества, они купили ведро бухла, и прибывший на объект Сергей Иваныч застал группу валяющихся: сантехник, плиточник, плотник, маляр-штукатур (женщина) и электрик Энгельгардт.
На этого Энгельгардта у меня были свои виды: наивная, я полагала, что если человек - немец, то он аккуратен, трезв, любезен, сух и исполнителен. Ха-ха-ха.
Сергей Иваныч уволил всех валяющихся в одно мгновение, и я даже зауважала Сергея Иваныча.
В прежней жизни он был летчиком, врал, что обучался на летчика-истребителя, что синий простор манил и звал его с детства. А то и не врал: мелкий как жокей, щуплый как кузнечик, Сергей Иваныч идеально помещался в небольшую кургузую кабину самолетика и вполне мог истреблять врага, покусившегося на наши священные рубежи; но вот страна лопнула и развалилась, и Сергей Иваныч все потерял, однако быстро переучился на строителя; соответствующий диплом он так сильно совал мне в лицо, что я и тут заподозрила обман. Впрочем, проверять не было никакой охоты и возможности.
Как только мы начали ремонт, соседи сели писать доносы. Они были уверены, что я нарушаю законы, ведь законы так и формулируются, чтобы их невозможно было не нарушать. План соседей был красив и прост: они жалуются участковому, участковый, грозно ступая, приходит, аки Каменный Гость; я, от страха еле живая, трясусь и униженно скулю, готовая дать любые деньги, чтобы государство от меня отвязалось; полученные деньги участковый делит с доносчиками; они пируют на белой скатерти, - колбасная нарезка, маринованные патиссоны, - а я глухо рыдаю в согнутый локоть.
Не тут-то было. Мы с Сергей Иванычем, прежде всего, раздобыли и вывесили на козлах в коридоре, небрежно так, казенную голубую милицейскую рубашку. С погонами подполковника. Мол, товарищ подполковник, да, где-то тут, среди мешков с цементом. Упарился, рубашечку снял. Может, ест на ящике каком, может, ссыт. Но сейчас выйдет.
Кроме того, у меня были - и очень пригодились - красные с золотом корочки МВД. Я была какой-то там Член Общественного совета при МВД, в те времена, когда Б.В.Грызлов был почему-то министром этого самого МВД. Министр из него был как из говна пуля; такой же примерно и из меня был Член. Но корочки были вещь полезная. Я с их помощью даже одну тетеньку от тюрьмы спасла. А также разрешила себе гнать по трассе Москва - Санкт-Петербург со скоростью 200 км в час. (Меня остановили - и отпустили с поклонами). Но не суть.
Участковый пришел лютовать во всей своей славе: фуражка, все дела. На лицо напустил казенную строгость и непроницаемость. Мы распахнули пошире дверь и дали ему вобрать в себя голубую рубашечку, шевелившую на теплом ветру короткими летними рукавами. Когда он понял и охнул, я показала на вытянутой руке разверстые корочки.
"Вопросы есть?" - ласково спросила я. - "Нет, нет", - забормотал дядечка. - "Как вообще живется? Как служится?" - наступала я. - "Мы эта... Мы не побеспокоим!.. Мы спросить, не надо ли чего..." - он заврался, махнул рукой и ссыпался вниз по ступенькам.
Видя во мне сообщника и заговорщика, Сергей Иваныч доверился мне и много рассказывал о способах обогащаться за счет доверчивости заказчика, тепло беседовал о методах коррупции, предлагал вместе зарабатывать на таможенном конфискате. Делясь со мной схемами грабежа в промышленном строительстве, он словно бы не замечал, что я тоже заказчик и становлюсь все внимательнее и настороженнее с каждым его рассказом; это не помешало ему хорошо меня обобрать. Так в голливудских фильмах злодей связывает жертву и подробно докладывает ей, как он будет ее мучить, и потом так и мучает.
Воровство было настолько естественным, природным свойством и состоянием Сергея Иваныча, что он сам не замечал его. Так, скажем, интеллигент, по природе своей, находится в перманентном протесте против тирании и в любом заборе видит запрет и несправедливость; Сергей же Иваныч, по природе своей, двигался по миру подобно включенному пылесосу, засасывая все предметы, которые плохо лежали; а если они лежали хорошо, то он отдирал их и тоже засасывал: если встречал забор, то дожидался сумерек, крал его и увозил на какую-то там свою дачку.
Другим свойством Сергея Иваныча была вера в чудеса, магию, глаз, порчу, карму, водосвятие, чернокнижие, столоверчение, пасхальный огонь, домового, барабашку, сон, чох и вороний грай. (Он чуть не плакал, когда я отказалась очищать свежеотремонтированную квартиру котом. Он предлагал принести своего - даром. Думаю, он хотел, чтобы кот принял на себя все строительные недоделки.)
У него была знакомая ведьма, к которой он регулярно ездил не только снимать с себя порчу, коей было немало, но и заказывать наведение порчи на своих должников; так, один мужик задолжал ему, не соврать, десять тысяч долларов, а возвращать не хотел, и Сергей Иваныч безжалостно пожелал ему язву желудочно-кишечного тракта, хотя приятели его, - делился он, - его и отговаривали: гитлер ты, Серега! Но он - нет, хочу именно так. А ведьме что, ей платят, она и опухоли наводит, ничего личного.
Самого же Сергея Иваныча, по его словам, ведьма эта излечила от загадочной порчи, от которой, за несколько лет до того, у него полностью исчез волосяной покров, то есть не только голова облысела, но и "ноги, представляете, Татьяна Никитична, стали совершенно гладкие, как у девушки. А я выпивал с одним майором, он тоже по строительству, кафель, керамическое покрытие, - я ему говорю: ну совершенно ни одной волосинки, смотрите; брюки засучил и показываю; а он так смотрит, смотрит, потом хвать меня за ногу и гладить начал: люби меня! - говорит, - люби меня! Еле отбился, Татьяна Никитична".
Себя Сергей Иваныч считал философом; в авиаотряде его так и прозвали: философ, потому что он старался говорить книжно, полными предложениями и по мере возможности употребляя пяти-шестисложные слова. Ему понравилась моя красивая сестра, и он выразился с малороссийским говорком: "Александра Никитична, бум так хховорить, произвела блаххоприятное впечатление".
Вообще же, женщины как таковые, реальные и воображаемые, мучили его неотступно, и он желал всех. "Я, Татьяна Никитична, женщину знаю с шестого класса. У родителей была подписка на журнал "Здоровье", я внимательно изучил подшивку за несколько лет от корки до корки. Всё знаю. Могу, без ложной скромности скажу, удовлетворить любую. Если есть знакомые у вас, познакомьте меня с ними, Татьяна Никитична, настойчиво прошу".
Страшно было представить себе кругозор Сергея Иваныча. Какие селезенки открывались его воображению? Какие гигиенические процедуры? Какие юридические?..
"В Америке, Татьяна Никитична, есть такой закон. Если женщина выпила с мужчиной водки в ресторане, а потом ему не дала - он имеет право пустить ей пулю в лоб". - "Это еще почему, Сергей Иваныч?!" - " А потому что у мужчины яйца синие становятся! Вот потому! Такой закон!"
Фотографию своей жены Сергей Иваныч показывал, но с осуждением: бывшая тростинка, она за десять лет брака прибавила несколько лишних килограммов, и поэтому больше он ее любить не м