Аня дежурила в больнице в ночь с субботы на воскресенье (с 31 октября на 1 ноября). Настало утро. Почему-то раньше обычного в больницу пришел Незымаев, усталый, осунувшийся, неспокойный.
— Вы что так сегодня рано, Павел Гаврилович? — спросила Аня.
— Знаешь, что-то тревожно на душе, — ответил он и тут же постарался замять этот разговор. — Иди, Аня, к моим старикам и отдохни, а я здесь останусь. Может, дождемся связных, тебе надо быть отдохнувшей.
День начался как обычно. Подошел обеденный перерыв, и Павел пошел домой. Хотелось кушать, он ведь сегодня был без завтрака. Волнение несколько улеглось.
Когда подходил к своему дому, его догнал полицейский Блюденов и сказал:
— Вас вызывают в полицию.
Приняв этот вызов за обычный — так ведь и раньше бывало не раз, — врач ответил:
— Хорошо, идите. Я сейчас немного перехвачу и приду.
— Нет. Сказали приходить вместе.
Павел посмотрел на полицейского. Все было как прежде. Только на этот раз он почему-то был с винтовкой.
«Да мало ли почему?» — стараясь себя успокоить, подумал Незымаев и вслух сказал своим родным и Ане, находившейся здесь же: — Я скоро приду.
Чем ближе подходил к полицейскому штабу, тем тревожнее билось сердце. У здания полиции стояла машина. Видимо, из Локтя. Возле нее были незнакомые полицейские и гитлеровцы. Когда Павел поравнялся с машиной, его неожиданно грубо толкнули в нее. Теперь было ясно, что все кончено…
Дома мать подготовила обед, поставила его на стол, и он уже остывал, а сын все не возвращался. Аня решила узнать, в чем дело. Пошла в полицию. Навстречу ей попался писарь Минаков, который и сообщил об аресте Фандющенкова, Егорова, Никишина и что сейчас врача тоже арестовали. Аня старалась не выдать себя и быстро возвратилась к старикам Незымаевым. Сообщила им, о чем узнала, и поспешила в больницу. Гавриил Иванович, отец Павла, понимая, что сейчас могут прийти с обыском, зашел в спальню, вытащил радиоприемник и воспользовался единственной возможностью — выбросил его в уборную. Аня застала Енюкова в больнице. Рассказала ему о случившемся.
— Мне надо уходить, — сказал Енюков. — Тебе, пожалуй, можно остаться, ведь ты была у нас в секрете. Оставайся на месте и выполняй обязанности руководителя организации. А теперь, Аня, беги скорее и предупреди об аресте Стефановского, Арсенова и Драгунова. Видно, кто-то предал. Ну, прощай!
Аня ушла выполнять задание, но вдруг вспомнила про радиоприемник. А что если старики Незымаевы не догадались спрятать его? Вначале к ним. Надо уничтожить улики.
Но она не дошла до дома. Ей встретилась машина, из которой спросили, где живет Енюков. Она показала. В это время увидела, что к Незымаевым хода нет. Там полицейские, уже шел обыск. Ничего не найдя, предатели неистовствовали, ставили старика и мать к стенке, грозили убить, требовали показать, где спрятано оружие сына и радиоприемник.
Борисова вновь прибежала в больницу и еще застала Енюкова.
— Александр Ильич! Что же вы медлите? За вами уже машина пошла.
Он бросил все. Захватил список личного состава полка полиции, план огневых позиций и охраны Комаричей, самой станции и ушел. В одном из переулков он натолкнулся на вооруженного полицейского. Хотел побыстрее пройти мимо, но тот его остановил:
— Вы не видели завхоза больницы?
— Это Енюкова, что ли?
— Да, да, Енюкова.
— По-моему, это он совсем недавно пошел вот в том направлении, на Радогощь, — и показал совершенно в противоположную сторону.
Енюков добрался до Бочарова, где его укрыли на явочной квартире Василий Савин и Тикунов. Отсюда он и ушел в лес с партизанской разведкой.
Между тем Аня Борисова старалась успеть предупредить об опасности остальных подпольщиков. Дома застала Степана Арсенова. Тот хотел уйти под видом поездки на мельницу, но был схвачен. Стефановского и Драгунова дома не застала. Они тоже были схвачены на дороге. Успел уйти от ареста Михаил Суконцев, вступивший затем в Дмитриевский партизанский отряд Первой Курской бригады.
Всего было арестовано восемь членов подпольной организации. Из состава этой организации остались на месте и продолжали работать Аня Борисова, Петя Тикунов, Валя Маржукова, Василий Савин (уже пожилой мужчина) и несколько человек из полиции. В силу конспирации тот, кто выдал организацию, не успел полностью узнать ее состава.
Страшным пыткам подвергали арестованных, особенно Незымаева и Фандющенкова. Но они держались стойко, не выдавали друг друга. Ведь документальных улик не было. Но из хода допроса заключенные поняли, что гестапо знает о плане сдачи трех батальонов полиции партизанам и о распространении ими листовок и сводок Совинформбюро. Когда следователи убедились, что никакими пытками не вырвать у арестованных признания, они организовали очную ставку.
Первым был вызван Павел Незымаев. Он еле поднялся и с трудом вышел из камеры на очередной допрос. В кабинете следователь опросил:
— Ну что, Незымаев, все упорствуешь? А зря. Твои дружки уже все рассказали. За это им сохраним жизнь, а тебя придется казнить. Подумай! Если опомнишься и все расскажешь, то останешься и ты жить. Не расскажешь — самого повесим и старикам место найдем на виселице.
— Это все ложь. Я ничего не знаю и, уверен, никто ничего не мог сказать.
— Введите на очную ставку, — дал распоряжение следователь, и в кабинет вошел Кытчин.
Но Павел стоял на своем. Он сказал, что с Кытчиным не знаком и то, что он говорит, это провокация.
Взбесившись, следователь подошел и изо всех сил ударил Незымаева. Он пошатнулся, но не упал. Изо рта сочилась кровь. Он собрал ее во рту и плюнул в лицо следователю. Тот стал бить его, потом вызвал полицейских.
— Эту красную сволочь — на пытки. Получше поправьте ему бородку с шевелюрой, а то не очень красивый будет болтаться на виселице.
7 ноября 1942 года в Локотской тюрьме стояла тишина. Не сбылись мечты подпольщиков этот праздник встретить с победой в рядах народных мстителей. 8 ноября на рассвете Незымаев П. Г., Фандющенков П. В., Никишин К. А., Арсенов С. Т., Драгунов С. М., Стефановский И. И., Егоров С. и Семенцев были выведены из камер со связанными проволокой руками. Они были еще связаны за руки попарно.
Их посадили на грузовую автомашину, принудили лечь на дно кузова лицом вниз и увезли в Комаричи. Здесь уже были приготовлены виселицы. Полицейские согнали на площадь население. Под сильным конвоем к месту казни привели арестованных.
Первым отделили Павла Незымаева и подвели к виселице. Его нельзя было узнать. Бородка была выдрана с мясом. Вместо красивых белокурых кудрей болтались запекшиеся кровавые комья. Он был в изодранной одежде — на одной ноге лапоть, на другой — чуня.
Павел сам подошел к виселице. Когда ему на шею надели петлю, он в последний раз обратил свой взгляд к собравшимся людям и громко сказал:
— Прощайте, дорогие друзья! Верьте, товарищи, скоро придут наши! Фашистские мерзавцы будут изгнаны с нашей земли! А предателям не уйти от народного возмездия! Да здравствует Родина!..
В это время из-под его ног был выбит ящик, виселица покачнулась.
Вторым рядом с Незымаевым повесили Фандющенкова, а потом всех остальных. Как солдаты в бою, умерли верные сыны Родины.
Трое суток висели их трупы для устрашения населения. В скорбном молчании проходили односельчане мимо. На четвертый день в большой воронке от бомбы возле линии железной дороги, на северной окраине поселка, зарыли трупы повешенных.
Родным и близким не пришлось увидеть мужественную смерть героев. Они были арестованы целыми семьями и вместе с малолетними детьми брошены в заточение вначале в Локотскую, а затем в Севскую тюрьму.
Казнь не запугала оставшихся членов подпольной организации. Борьба продолжалась. Подпольная организация помогла партизанской разведке получить точные данные об охране, вооружении и численности войск в поселке и на станции Комаричи. И вот в ночь с 14 на 15 декабря 1942 года партизанские отряды Комаричского и Суземского районов осуществили успешный налет на станцию. В бою было истреблено более двухсот вражеских солдат, офицеров и полицейских, взорваны стрелки, пути, сожжено три вагона с продовольствием, семь грузовых автомашин, выведены из строя две пушки, освобождено из тюрьмы 68 советских граждан. Это был ответ на зверства фашистов.
Уже много лет минуло с тех пор. Залечены глубокие раны войны. Но не забыты герои, отдавшие свои жизни за нашу победу. Светлую память земляков-подпольщиков чтят и жители Комаричей. На кладбище в одной ограде — рядом две братские могилы, над которыми возвышаются два скромных памятника с пятиконечными звездами на вершине. В одной похоронены бойцы Советской армии, а в другой — подпольщики. Вечную славу и память о скромных героях, павших в боях за Родину, хранят эти дорогие могилы!
В. К. Морозов[89]Врагу от нас не уйти
…Работники органов безопасности, находившиеся в партизанских бригадах, осуществляли значительную работу не только по обезвреживанию вражеской агентуры, но и по пресечению враждебной советскому народу деятельности изменников Родины.
Среди таких предателей выделялся некий К. П. Воскобойник, в прошлом преподаватель Брасовского лесохимического техникума. Это был очень коварный и хитрый враг. В декабре 1941 года он уже был обер-бургомистром созданного фашистами Локотского округа — начальником полиции и руководителем военной антисоветской организации.
Подлинное лицо этого немецкого холуя было раскрыто на допросе показаниями его жены.
Еще в 1921 году Воскобойник вступил в отряд белобандита Попова и активно выступал против советской власти[90]. Ему удалось скрыться и обосноваться в Астрахани. Там по документам на имя Лошакова поступил на работу, получил квартиру. С целью изменения фамилии жены на Лошакову супруги вторично зарегистрировали брак. Родившаяся дочь тоже получила фамилию Лошакова.