Феномен Локотской республики — страница 33 из 49

Неожиданно разговор был прерван резким стуком в дверь. Павел встал, посмотрел в окно и увидел фигуру знакомого полицая. Тот был в форме и с винтовкой.

— Да это Колька Блюденов! Какой леший притащил этого пьяного зверюгу в неурочный час?! Вероятно, есть раненые из полицейских и меня требуют в больницу. Но почему прислали именно этого типа?

В доме заволновались…

Павел вышел во двор. Ухмыляясь, полицай подтвердил, что доктора немедля вызывают.

— В больницу? — спросил он.

— Нет, в управу. Да поскорее, Павел Гаврилович, начальство ждать не любит.

— Хорошо, скоро приду. Иди!

— Нет, — заупрямился Блюденов, — приказано сопроводить лично и без проволочек.

Доктор, не торопясь, стал одеваться, мучительно думая, чем вызвана такая спешка. До сих пор еще никто из полицаев не осмеливался говорить с ним так непочтительно и настойчиво.

Сомнения развеялись сразу. Павла Гавриловича схватили у здания управы, затолкали в машину и доставили в Локоть. В тюрьме зверски избивали. Там он впервые увидел надзирательницу, известную среди узников под кличкой Тонька-пулеметчица. Эта продажная девка, добровольно служившая немцам, изощрялась в пытках, расстреливала мирных жителей. Много позже, спустя три с лишним десятилетия, ее разыщут чекисты и суд воздаст ей должное. Тогда же она с остервенением колотила по щекам молодого врача, жгла раскаленными щипцами его бороду. Пытали Павла и другие тюремщики-садисты: следователи Процюк и Морозов, тюремный комендант Данила Агеев. Но Незымаев не проронил ни слова. На допросах неизменно присутствовали и избивали арестованного заместитель «комбрига» Мосин и военные контрразведчики из «Виддера», ибо даже гестаповские ищейки оберштурмфюрера Генри Леляйта и доктор герр Бруннер не сразу могли поверить, что такой «германофил», как Пауль Незымаев, мог изменить их доверию и возглавить подпольную организацию «красных бандитов».

Особенно бесновался Бронислав Каминский. Эта скандальная история грозила выбить из-под него кресло «комбрига» и обер-бургомистра, учитывая, что ряд его непосредственных подчиненных из бригады РОНА входили в руководящее ядро группы Незымаева. Упреки сыпались на него со всех сторон, а над головой уже нависал меч главного шефа генерал-полковника Рудольфа Шмидта, часть штабов которого предполагалось переместить в Локоть. На выручку Каминскому из-за отказа Незымаева давать показания поспешил майор Гринбаум. Военная разведка и контрразведка (абвер) нередко враждовали и соперничали с гестапо в своем рвении доказать преданность Рейху и фюреру. В качестве главного козыря против Павла Гавриловича Незымаева и его соратников был предъявлен недавно завербованный агент «Виддера».

На очной ставке с провокатором Павел вначале оцепенел, потом с гневом плюнул в его физиономию. Это был Алексей Кытчин, участник обсуждения плана «Переход». Рой мыслей пронесся в голове врача. Неужели это тот самый Кытчин, некогда тяжело раненный окруженец, которого с риском для жизни сотни километров протащил на своих плечах и спас от смерти лейтенант Костя Никишин? Тот Кытчин, которого и он, доктор Незымаев, тоже с риском для жизни тайком выходил в больнице, поставил на ноги и неосмотрительно пригласил в последний ответственный момент участвовать в обсуждении плана «Переход»?

Павел так и не успел узнать, что этот мерзавец — классовый враг, купеческий отпрыск, уголовник, осужденный и высланный в свое время в отдаленные края. Во время войны он втерся в ряды Красной армии и с нетерпением ждал случая перейти к врагу. Об этом позже узнали верные друзья Павла…

Памятуя о недавних симпатиях и доверии к главному врачу со стороны оберштурмфюрера Леляйта с железнодорожного узла и доктора Герберта Бруннера и опасаясь конфликта с этими влиятельными офицерами, Каминский решил лично встретиться с арестованным. Так заключенный камеры-одиночки № 6 локотской тюрьмы предстал перед самим «комбригом». Перед встречей тюремщики отмыли и припудрили его раны, накормили и приодели.

— Не ожидал, Павел Гаврилович, никак не ожидал от вас такой дерзости и неблагодарности к новым властям, — вкрадчиво начал он. — Вы умный человек, интеллигент, хороший врач, свободно владеете немецким языком. Мы с вами специалисты, в которых нуждается германское командование. Живем в реальном мире. Каждому ясно, что дело Советов проиграно. Не сегодня-завтра падет Сталинград, германская армия переберется за Волгу, отрежет Урал. На юге решается судьба Кавказа. Японцы и турки с нетерпением ждут этого момента. Одни из них захватят Сибирь и Дальний Восток, другие рассчитывают на Закавказье и Крым. У вас была блестящая карьера, чего вам не хватало? Если бы даже на миг вообразить, что большевики вернутся на время в наши края, то чекисты казнят вас одним из первых. От вас требуется немногое: сообщить, кто еще помимо одиннадцати участников совещания 27 октября в вашей больнице причастен к заговору? Где ваши филиалы, конспиративные квартиры, явки? Назовите пароли для связи с партизанами и подпольными райкомами. И тогда я дарую вам жизнь.

— Чекистами меня не испугаете, господин обер-бургомистр. Они борются с врагами моей Родины и тех, кого разоблачают в измене и шпионаже, судят по военным законам страны, — спокойно ответил Павел Гаврилович. — А вы и ваши хозяева готовы уничтожить всех, кто препятствует вашим бредовым планам надеть ярмо на советский народ, гноите людей в тюрьмах и лагерях, уничтожаете невинных мирных людей, не щадя детей и стариков, гоните нашу молодежь на каторгу в Германию. Я не жду милости от прислужника палачей, — возвышая голос, продолжал Павел, — от вас, сына панского пилсудчика из Познани, изменника и наемника вермахта. Ваша песенка спета. Если вас не уничтожат партизаны, как вашего приятеля Воскобойникова, то вы, холоп оккупантов, примете смерть от своего же барина. Запомните мои слова! Расплата близка!

— Убрать! — заорал в бешенстве Каминский, и конвоиры поволокли Павла в камеру.

1 ноября 1942 года на улицах Комаричей и в соседних деревнях и поселках непрестанно курсировал крытый грузовик.

Охранка Каминского и немецкие жандармы по списку провокатора Кытчина рыскали в поисках участников совещания 27 октября, на котором был принят план «Переход». Ивана Стефановского и Михаила Семенцова схватили на пути у деревни Быхово, куда они ехали на подводе для встречи с партизанскими «маяками». Семен Егоров был арестован и обезоружен у кирпичного завода близ села Лопандина. Павел Фандющенков и Константин Никишин отстреливались до последнего патрона, но были блокированы группой гитлеровцев и полицаев бывшего махновского бандита Процюка. Их жестоко избили, связали и бросили в кузов. Не удалось скрыться и бежать к партизанам и Степану Арсенову, — его два дня подстерегала засада. Уже будучи схваченным, он успел сказать сестре: «Мы с Павлушей поклялись друг другу вместе бороться до победы или с честью отдать жизнь за правое дело. Пусть враги знают, как умирают коммунисты и комсомольцы. Я буду с Незымаевым рядом до конца. Прощайте!»

Степана Драгунова выволокли из дома родственников. В тот день, опасаясь, что фашисты захватят заложниками его жену Шуру и дочку Альбину, он сам вышел из убежища. На уговоры родных скрыться — ответил отказом. Попрощавшись с женой и пятилетней дочуркой, Драгунов с гордо поднятой головой вышел навстречу полицейским.

Сразу после ухода из дома Павла Гавриловича Анна Борисова побежала в управу. В пути встретила знакомого писаря полиции.

— Куда торопишься, сестрица? — спросил он.

— За доктором Незымаевым. Его ждут в больнице.

— Напрасно идешь, его увезли на «черном вороне» в Локоть.

Ошеломленная известием, медсестра вернулась на Привокзальную улицу. Вместе с родителями Павла они стали рвать и сжигать в печи разные бумаги врача. Поспешно выбросили в туалет запасные части к радиоприемнику. С обыском могли нагрянуть каждую минуту. Уничтожив улики, Анна побежала в больницу, чтобы успеть предупредить об аресте Енюкова. Опытный подпольщик, предчувствуя недоброе и заметив, как Анна Борисова подает ему знаки из окна больницы, понял, что надо немедленно уходить. У калитки он лицом к лицу столкнулся с агентами полиции.

— Где найти здешнего завхоза? — спросил один из них, не зная в лицо Енюкова.

— Завхоз дома, находится дома, — не раздумывая, ответил Александр Ильич и, не оглядываясь, пошел прочь.

Укрывшись временно у надежных людей в деревне Пигарево, Енюков перебрался в Бочарово, где вначале его приютили на доме родителей Петра Тикунова, а затем переправили на конспиративную квартиру Василия Карповича Савина. В тайнике под печью в избе кузнеца он прожил двадцать суток. Затем связные из леса сопроводили его в партизанский отряд имени Чкалова. Там он стал комиссаром особой разведгруппы и сражался до полного освобождения Брянщины. В семейном архиве Александра Ильича хранится характеристика, выданная командованием партизанской бригады, действовавшей в числе других соединений в южном массиве Брянских лесов. Вот ее текст:

«А. И. Енюков, рождения 1912 года, русский, член ВКП(б) с 1939 года, образование среднее. До оккупации работал заведующим Бежицким горфинотделом Орловской области. В период захвата Комаричского района был направлен в тыл к немцам, где организовал подпольную антифашистскую группу, которая вела работу по разложению тыла противника путем выпуска антифашистских листовок, диверсий и провоцирования оккупационных властей и местных руководящих фашистских управлений. В ноябре 1942 года подпольная организация была предана провокатором, а тов. Енюкову удалось бежать в партизанский отряд, с которым он был ранее связан по подпольной работе. Находясь в партизанском отряде имени Чкалова, тов. Енюков А. И. нес службу политрука разведгруппы, неоднократно проникал в качестве разведчика в глубокий тыл противника, доставлял ценные сведения, участвовал во всех боевых операциях отряда, а также выполнял особые задания 4-го отдела У НКВД Орловской области… За период пребывания в отряде тов. Енюков А. И. проявил себя мужественным и отважным партизаном в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами.