Странствие Ойсина в Страну Юности
Предисловие
Поэма о посещении Ойсином, сыном Финна, «страны Юности» (точнее – «страны Юных», Tír na n-Óg) традиционно приписывается поэту, якобиту, но при этом – протестанту, общественному деятелю первой половины XVIII в. Майклу Комину (Mícheál Coimín, 1676–1760), названному Д. Коркери «одной из наиболее загадочных фигур истории ирландской культуры» [203].
Как пишет о нем в работе, призванной восстановить биографическую канву Комина, Бриан О’Далы, «имя Комина во многом сохранилось благодаря поэме “Ойсин в Стране Юности”, которую, может быть, он и не писал» [204]. Комин принадлежал к старинному роду выходцев из Англии, обосновавшихся в Ирландии еще в начале XIII в., в значительной степени гойделизованных и затем превратившихся в оппозиционный клан, противостоящий английскому давлению, как религиозному, так и культурному. Основные владения Коминов находились на западе Ирландии, в графстве Клэр, где к середине XVIII в. сохранялась одна из наиболее стойких зон сохранения национальной культуры Ирландии и ее языка. Правда, в основном – в виде фольклорных текстов, которые во многом послужили источником для создателя поэмы об Ойсине, кем бы он ни был. Майкл Комин, как показывает О’Далы на основе множества разрозненных и разбросанных в разных документах свидетельств, прожил жизнь долгую и довольно бурную, как с точки зрения политической, так и личной (он был трижды женат официально, но также известен шумными связями в традиционном «ирландском» стиле, то есть – похищения девушек и чужих жен), и – творческой. Главное его наследие, сейчас практически никому не известное, это в основном любовная поэзия, написанная на ирландском языке, о существовании которой отчасти можно судить по вторичным источникам: упоминаниям в стихах других поэтов, а также – спискам начала XIX в. с указанием имени автора [205].
Так, например, одним из наиболее известных стихов Комина можно назвать поэму, обращенную к некой Кейт (скорее всего, реальная девушка, в которую он был влюблен, моложе его почти на пятьдесят лет, см. подробнее – в работе О’Далы), в которой он называет ее «кедром, цветущим на поляне»:
Is Crann Cédar í a n-garruídhe féarmhar Sroithibh tréana uaig mealladh is fion —
Она – кедр посреди зеленой травы, крепкий ствол, истекающий медом и вином…
Стихотворение не вызывает сомнений в авторстве и, более того, датировано 1742 г.
То же можно сказать и о другом тексте, который с уверенностью приписывается тоже Майклу Комину – прозо-поэтической повести «Приключения Торольва, сына Старна». Она дошла до нас в списке, датированном 1830 г., но содержит отсылку на источник: «Переписано из Книги прорицаний, составленной в 1647 г. Комином». В повести рассказывается о любви сына норвежского короля (точнее – короля Лохланна) к ирландской девушке по имени Финнвар («светлая макушка»), которая увлекает его с собой в чудесную страну, находящуюся в Африке. Именно этот момент, в частности, оказывается своего рода толчком, приведшим исследователей к идее, что поэма о странствии Ойсина принадлежит тому же автору. Но, как отмечает О’Далы, интерес к Иному миру и описание любви смертного к обитательнице чудесной страны встречаются в ирландском фольклоре и саговых нарративах довольно часто, но размещение страны сидов в Африке выглядит странно и беспрецедентно. В тексте нашей поэмы этого нет.
Известен был Майкл Комин и многочисленными стихами политического характера, эпиграммами и памфлетами. Видимо, это послужило причиной того, что сразу после его смерти один из родственников сжег весь его архив, оставив нас таким образом без твердой уверенности в том, что тот или иной дошедший в поздних списках текст, приписываемый Комину, действительно был написан именно им.
Текст поэмы об Ойсине был опубликован в 1859 г. Брианом О’Луни в материалах «Общества Оссиана». В основе издания лежит рукопись, найденная им у кузнеца по имени Гриффин в городке Килруш (к западу от Лимерика). Владелец рукописи, как писал он О’Луни в 1858 г., полагал, что автором поэмы является некий Майкл Манган, сочинивший ее в 1848 г., однако тот не счел данное утверждения достойным доверия, полагая, что это может быть имя человека, сделавшего более раннюю копию поэмы. В небольшом предисловии к поэме издатель говорит о том, что считает ее автором Майкла Комина по трем причинам.
1. Поэтические фрагменты «Повести о Торлейве» по метрике и системе метафор похожи на поэму об Ойсине.
2. Пожилой крестьянин, владеющий искусством рассказа и живущий на западе графства Клэр, знал наизусть отдельные строфы из поэмы, которую он называл «Поэма Комина».
3. В одном из писем, которые О’Луни получил от человека, также владеющего фрагментами списка поэмы, указано, что текст был переписан с оригинала, составленного в 1747 г. на западе графства Клэр. Этот не дошедший до нас список он полагает записанным Майклом Комином лично.
Все эти аргументы кажутся О’Далы недостаточными для точного определения автора поэмы об Ойсине и он приходит к выводу, что автор поэмы, скорее всего жил в графстве Клэр, потому что именно там были найдены все дошедшие до нас списки, а кроме того, «был несомненно хорошо знаком с фольклорной традицией и рассказами о фениях, Финне и Ойсине» [206]. Однако этого явно недостаточно для того, чтобы твердо считать, что автором был Майкл Комин. Обращает на себя внимание и тот факт, что поэма сохранилась в нескольких списках, отличающихся друг от друга как объемом, так и трактовкой отдельных фрагментов. Иными словами, если Комин и был автором поэмы, то мы можем скорее говорить о написанной им проторедакции, но не о собственно тексте, изданном в «Обществе Оссиана».
Признаться, для нас также совокупность аргументов, приведенных издателем поэмы, не кажется достаточно убедительной. Однако в дальнейшем имя Комина стало настолько неразрывно связано с поэмой «Ойсин в Стране Юности», что данное «условное» авторство можно как бы считать и установленным.
Как пишет об этом Т. Роллестон, «эта легенда дошла до нас только благодаря поздней ирландской поэме, написанной Майклом Комином около 1750 г. Эту поэму можно назвать лебединой песней ирландской литературы. Несомненно, Комин опирался на некую традицию; но, хотя в древних повествованиях об Ойсине содержится рассказ о том, что он встретился со святым Патриком и поведал ему о фениях, о появлении Ниав и об их жизни в Стране Юности мы знаем только из произведения Майкла Комина» [207].
В книге Роллестона содержится много информации о преданиях о Финне и Ойсине, однако с данным его утверждением также нельзя полностью согласиться. Многочисленные фольклорные повести о Стране Юности и о контакте одного из фениев, и даже – других людей, с женщиной из Иного мира, вряд ли могут восходить к тексту поэмы, которая в конце XVIII – начале XIX в. ходила в списках на западе Ирландии. Скорее – напротив. Кроме того, поэма содержит некоторые мотивы, отсутствующие в фольклорных преданиях, которые, в свою очередь, отсутствуют «у Комина», что вполне естественно (см. Приложения).
Строго говоря, утверждение Роллестона о том, что о супруге Ойсина по имени Ниав мы знаем только из поэмы Комина, еще не означает того, что сам автор, кем бы он ни был, придумал не только весь этот сюжет, но и дал имя посланнице из Иного мира. Мы не знаем и не узнаем никогда о том, какие именно фольклорные повести могли быть услышаны им в середине XVIII в. на западе Ирландии. Но образ Ойсина-старца, который рассказывает святому Патрику не только о своем путешествии, длившемся триста лет, но и о Финне и его воинах, содержится в средневековых источниках. Главным, наверное, следует назвать среднеирландский текст, датируемый уже примерно XIII в. – «Разговоры старцев» [208] (Acallam na Senórach). Рассказ о посещении Ойсином Страны Юности как таковой в тексте не содержится, основная задача компилятора – описание ирландских древностей, в первую очередь – преданий о Финне и фиане, его воинстве, а также сообщение о топонимических преданиях, раскрывающих историю названия того или иного места. В качестве рассказчиков выступают Ойсин и его друг Кайльте, племянник Финна (который также побывал в Ином мире), а слушателем – святой Патрик, как и в нашей поэме. Отсутствие прямых упоминаний о Стране Юности приводит известного специалиста по ирландскому фольклору и преданиям о фениях Д. О’Хогайна к выводу, что «средневековые ирландские авторы не знали об объяснении, почему Ойсин смог прожить триста лет и встретиться с Патриком, по простой причине: оно было им неизвестно» [209]. С данным утверждением трудно согласиться, по крайней мере – полностью. Образ Ойсина-старца, жалеющего об ушедшей юности, встречается и в более ранних памятниках – в поэтических фрагментах, датируемых XI–XII вв. (см. Приложение). Первый фрагмент сохранился в рукописи XV в., компилятор которой, видимо знакомый с традицией «Разговоров старцев», предпослал ему слова: Oisin mac Find cecinit (см. первое издание – [Meyer 1883–1885: 186]), однако у нас нет уверенности в том, что исходный текст, датируемый XI в. (см. [Murphy 1956: 239]), изначально приписывался Ойсину. Строка A-tlochor don Dúilemain – «Я благодарю Создателя» действительно отсылает к христианской фразеологии, но это совершенно не означает, что здесь упоминается о том, что Ойсин, вернувшись в Ирландию, был окрещен святым Патриком. Скорее вновь речь идет об интерпретации позднего компилятора манускрипта. Кроме того, Ойсин в них не упоминает о супруге из Иного мира и о пребывании в Стране Юности, и старость в данном случае могла быть имплицитно осмыслена как естественный процесс. Второй фрагмент, как кажется, находит еще меньше связей с Ойсином, однако в данном случае мы имеем дело как бы с постоянным мотивом и постоянной потребностью приписывать то или иное стихотворение какому-то автору. Так, жалобы девушки, которая выдана замуж за старика, обычно автоматически приписываются Грайне, которая была женой Финна. А жалобы об ушедшей юности – Ойсину.
В то же время тема появления женщины из Страны Юности, которая увлекает за собой королевского сына (но не Ойсина), является центральной в саге «Приключение Коннлы» (датируется VIII в.) [210]. Она также говорит, что издали полюбила героя и также увлекает его в страну, где нет ни старости, ни смерти. Наверное, тема до конца далеко не исчерпана.
Утверждение Роллестона о том, что образ и имя Ниав (Niamh) содержатся только в поэме Комина, также не верно, точнее – не совсем верно. В «Разговорах старцев» уже присутствует образ Ниав, но там она называется дочерь Аэда Донна из Ульстера, а также, в другом эпизоде, дочерью Энгуса, короля Мунстера. Кальте рассказывает Патрику о том, как она полюбила Ойсина и заставила его бежать с ним на запад Мунстера. Они блуждали по острову вместе с тридцатью служанками Ниав, пока не оказались в Ульстере. Там их настигли отряды, посланные Энгусом. Увидев приближающихся воинов, Ниав упала на землю и умерла от горя [211]. В третьем эпизоде имя Ниав носит прекрасная дочь воина по имени Борбху, из-за любви к которой начинается вражда между братьями, кончающаяся их гибелью. Безусловно, все эти Ниав не идентичны Ниав Златоволосой, которая увозит Ойсина в Страну Юности, однако в данном случае мы имеем дело с мотивом: имя – красота девушки – роковые последствия для того, кто ее полюбит (или для нее самой).
Как пишет М. Грин, «Ниав и Клиона были двумя ирландскими богинями из Иного мира, вступившими в контакт со смертными героями» [Green 1997: 86], что также кажется слишком смелым утверждением. Имя королевы Страны Юности было Комином не изобретено, но скорее взято из «Разговоров старцев» и из фольклорных преданий, в которых, предположительно, она также могла фигурировать в этой функции. Ее значимое имя («сверкание, блеск, красота»), а также данный ей в поэме эпитет Cinn όir – «златовласая» (букв. «золотой головы») придают ей черты солярного божества. Это, можно сказать, и есть воплощение Солнца, которое всегда устремляется на запад, как и конь Ниав, и, следуя за ним, можно действительно как бы обмануть время. Но если все эти мотивы и прочитываются в поэме, то их появление в виде зафиксированных текстов имеет характер поздний. Видеть тут рефлексы архаического культа мы скорее не можем, вернее – можем лишь реконструировать его на уровне коллективного бессознательного.
Генетически проще образ белой лани, которая оказывается медиатором между мирами, сознательно увлекая Ойсина и других фениев на западный берег, где их ждет встреча с Ниав. Данный мотив широко представлен и в ирландской традиции, и в валлийской («Мабиногион», повесть о Пуйле, короле Диведа), в бретонских лэ, где также белая лань увлекает за собой героя в Иной мир, где его обычно ждет встреча с волшебной дамой [212]. С одной стороны, это типичный бродячий мотив, с другой – за этим стоит удивительная реальность: наличие в Европе и на Британских островах оленей-альбиносов, которые естественным образом привлекали внимание охотников. В настоящее время популяция сохранилась только в Германии, где эти олени находятся под охраной государства. Можно предположить, что олень, который представляет собой, по верному определению М. Фомина, «первоочередной жертвой охоты» [213], в мифопоэтическом контексте предстает уже как жертва, предназначенная для Иного мира и оттуда же возвращающаяся. Вспомним, например, заклание «белой маралихи» в романе Ч. Айтматова «Белый пароход». Но вспомним также образ оленя, который может унести героя «в свою страну оленью», «где быль живет и небыль» в песни на слова Ю. Энтина из советского фильма «Ох уж, эта Настя» (1971). Стойкости образа можно только поражаться.
Обращение к поэме Комина показывает, что странствие Ойсина не ограничивается посещением собственно Страны Юности (Tír na-όg). На своем пути он встречает замки и светлицы, видит скачущих прямо по волнам девушку и юношу, а затем прибывает в Страну Живых (Tír na m-beo), где спасает от посягательств фомора плененную им королеву. Источник этого вставного эпизода не совсем понятен, трудно представить себе, что Комин мог просто придумать этот сюжет, однако непосредственный источник в данном случае на поверхности не лежит. Возможно, здесь могло сказаться общее влияние куртуазного романа, герой которого часто спасает даму от опасности и вынужденного брака. В поэме Комина, однако, отсутствует тема их дальнейшего соединения, что противоречило бы магистральной сюжетной линии.
Где, согласно поэме, находится Страна Юности? Ответить на этот вопрос непросто. Поскольку путь в нее лежит по морю, казалось бы, она должна представать как один из чудесных островов ирландской традиции, однако это не совсем так. Белый конь несет Ойсина и Ниав по волнам, но скорее – в глубь моря. Но при этом нельзя сказать, что Страна Юности находится на дне океана (как, например, в традиционных китайских преданиях, да и не только в них). Можно сказать лишь то, что это – Иной мир, причем иной во всех смыслах, то есть не в полной мере поддающийся человеческому восприятию и описанию.
Принципы перевода
Поэма М. Комина написана поздним стихом, в жанре amhrán «песнь», в котором учитывается число ударных слогов в строке. Как правило, их четыре. Слоги в служебных словах не учитываются. В целом стих отдаленно напоминает наш четырехстопный ямб. Например:
Bhí fáine όir ar crochadh síos,
ar gach dual buíde d’a blaoigh mar όr;
a rosga gorma, glana gan smúid
mar braon drúchta ar bár an fheόir.
Букв.:
Было кольцо золотое свисая вниз
на каждом локоне желтом ее волос как золото
ее глаза синие, чистые без облаков
как капли росы на конце травы.
Аллитерации не выдержаны. Последнее слово второй строки рифмуется с последним словом четвертой. Последнее слово третьей строки, как правило, поддерживается внутренней рифмой в четвертой строке (smúid – deúchta). В переводе поэмы на английский язык (см. [Cross, Slover 1996: 440]) делается попытка эквометрически воспроизвести стих оригинала:
Her golden hair all fair to view
In golden curls on her shoulders fell —
Bright and pure were her eyes of blue
As drops of the dew in a blue harebell.
В целом, как мы видим, смысл передан при этом верно, но все-таки метрика уступает семантике. Так – упущена идея золотых колец, которые украшали волосы Ниав, если только переводчик не счел их метафорическим обозначением локонов.
В результате я пришла к выводу, что в переводе лучше следовать принципам А. Смирнова, который передавал поэтические вставки в ирландских сагах не столько стихом, но своего рода ритмизированой прозой. Например (из саги «Плавание Брана»):
Ветвь яблочного древа из Эмайн
Я несу, всем вам ведомую.
На ней веточки из белого серебра,
Бровки хрустальные с цветами.
В моем переводе строки так и записаны – как проза, в которой выделены лишь строфы. Особую проблему представляло часто встречающееся в тексте сочетание Tír na n-όg, Страна Юности, в котором в переводе постоянно возникает как бы метрический сдвиг на последний слог:
О Патрик, ты знаешь, правдива повесть, я все поведал, ни слова лжи, вот так я ездил и так я вернулся сюда навек из Страны Юности.
Данный «огрех» мною не был исправлен отчасти умышленно: так ключевое для всей поэмы (и для всего предания об Ойсине) слово, как мне кажется, автоматически заставляет сделать перед ним паузу, а следовательно – привлекает к себе внимание.
Песнь о странствии Ойсина в Страну Юности, как поведал он об этом святому Патрику[214]
Патрик:
О, честный Ойсин, сын короля, славный в боях, делах и победах, поведай нам теперь без печали, как жил ты после гибели фениев?
Ойсин:
Я расскажу, пришедший к нам Патрик, хоть и трудно мне вслух говорить об этом. Тяжкой была для нас битва при Гавра1, в которой пал славный Осгар.
В тот день мы вновь собрались все вместе, грустно нам было, печальная повесть, с нами был Финн и другие воины, бесславны мы были, познав пораженье.
Туманным утром мы пошли на охоту к нежным брегам озера Лох Лейн2, под ногами шептали цветы и травы, а птицы нам пели сладкие песни.
И тут мы нагнали безрогую лань, сильную, стройную, полную жизни, все наши псы и охотничьи своры, все устремились за ней по следу.
Вскоре увидели мы на западе, как спешит к нам навстречу всадник чудный, дева, прекрасная, ликом и обликом, на белом коне, легком и быстром.
Все мы забыли о нашей охоте, увидев царственный облик девы, не видали прежде ни Финн, ни фении, подобной красы в человечьем обличье.
Золотыми кольцами были украшены, пряди волос ее, златом сверкавшие, не знали тени глаза ее синие, сияли они, как капли росы.
Краснее роз были ее щеки, светлее лицо ее, чем лебедь над волною, и слаще были влажные губы, чем мед, размешанный в красном вине.
Широкий плащ, блестящий и гладкий, покрывал бока белого скакуна, было седло на нем из красного золота, в правой руке у нее – узда с золотыми удилами.
Подковы коня сверкали на солнце, были они из желтого золота, серебряный венок на его голове, по праву не бывало коня прекрасней.
Она подъехала близко к Финну и сказала голосом сладким и нежным: «О король фениев, Финн, был нынче мой путь тяжким и долгим».
«Кто же ты, юная королева, прекрасная обликом, светлая ликом, поведай же нам свою повесть, назови свое имя, и скажи – откуда?»
«Ниав златовласая – вот мое имя, о мудрый Финн, предводитель героев, средь женщин земных нет мне подобной, я ясная дочь Короля Юных».
«Поведай же нам, нежная королева, зачем прибыла ты к нам из-за моря, может покинул тебя супруг твой, или кто-то посмел тебя обидеть?»
«Не покидал меня супруг мой, в том не смела я никому признаться, о Финн, славный своими делами, но поразила меня любовь к твоему сыну».
«Кто ж из сынов моих, дочь цветущая, поразил твое сердце и вызвал любовь, скажи скорее, не таи правды, поведай, женщина, нам твою повесть».
«Обо всем я поведаю, Финн благородный. Твой славный сын, ловкий и смелый, мудрый Ойсин, вот герой, о ком я толкую».
«Какова же причина твоей любви, прекрасная дева, с гладкими косами, чем привлек тебя мой сын средь прочих воинов, живущих под солнцем?»
«Не без причины, Финн, король, сюда прибыла я издалека, привела меня слава о его деяниях, о его чести, о его смелости».
«Много сынов королевских и знатных мужей, мне обещали свою любовь, но ни к кому не склонялось сердце, с тех пор как узнало славного Ойсина».
«Вот тебе рука моя, Патрик, в повести нет урона чести, исполнился весь, с головы до пят, я любви к этой деве золотовласой».
«Я взял ее руку своими руками и сказал ей голосом сладким и нежным: я рад приветствовать в нашей стране королеву юную, прекрасную ликом».
«Не случалось мне ранее, правдива повесть, видеть девы светлее обличьем, и своею женой я готов назвать тебя, ты звезда на моем небосклоне».
«Отныне гейс на тебя наложу я, Ойсин, герой среди прочих героев, не сходи на землю с коня моего, пока не прибудем в Страну Юности».
«Поистине нет страны прекрасней, и не бывало еще под солнцем, деревья сгибаются от тяжелых плодов, листва и цветы украшают их ветви».
«Много в стране той вина и меда, всего, что только глаз пожелает, не придет к тебе ни дряхлость, ни старость, болезни и смерти мы там и не знаем».
«Вечен там пир, игры, питье, ты услышишь музыку звонких арф, получишь там золото и серебро, получишь уборы камней драгоценных».
«Получишь ты там, правдива повесть, сотню мечей, которым нет равных, а к ним еще сотню плащей из шелка, сотню коней и охотничьих псов».
«Ты получишь корону Короля Юных, не имел ее никто под солнцем, она защитит тебя ночью и днем в бою, в сраженье, в яростной схватке».
«Ты получишь броню крепкую и звонкий меч с золотой рукоятью, никто не уйдет от него живым, едва увидит сверканье клинка».
«Ты получишь сотню одежд и рубах из шелка, сотню коров получишь и сотню телят, получишь сотню овец золотого руна, и сотню уборов не из вашего мира».
«Сотню дев прекрасных и юных, ясных, сверкающих как солнечный луч, стройных, светлых обличьем и ликом, по праву песни их слаще птичьих».
«Сотня воинов будет с тобою, ловких, умелых, испытанных боем, дары великие ждут тебя в Стране Юности, коль поедешь со мною».
«Все ты получишь, о чем говорю я, а еще услады, о которых молчу, ты станешь прекрасным, стройным и сильным, а я буду твоею женою».
«Разве могу я тебе отказать, королева юная, златоволосая, ты мой выбор средь жен всего мира, с охотой поеду я в Страну Юности».
На спину коня мы уселись вместе, дева сидела передо мною, она сказала: «Ойсин, пора, поскачем же к берегу моря великого».
Быстрый конь поспешил в дорогу, вскоре мы прибыли к берегу моря, и чудный скакун продолжил свой бег, устремившись в бурные волны прилива.
Когда увидели Финн и фении3, как конь устремился в бурное море, рассекая грудью волны прилива, трижды вскричали горестным криком.
Промолвил Финн печально и грустно: «Знаю, меня ты покинул навеки, уж я не надеюсь тебя увидеть, ко мне вернувшимся с славной победой».
Лик исказился горем, и слезы текли обильно и падали наземь. А грудь исторгла печальный возглас: «Мой славный Ойсин меня покинул».
О Патрик, грустна правдивая повесть, рассказ о том, как мы расставались, разлука навеки отца и сына, исполнены оба мрака и боли.
Я обнял отца, прильнул к нему нежно, и меня обвили сильные руки, прощайте фении – я воскликнул, и слезы текли по моим щекам.
Много дней провели мы с Финном, с милыми фениями-друзьями, в играх, забавах, играя в фидхелл, вкушая музыки сладкую власть.
На охоту ходили по нежным равнинам, своры псов устремлялись за нами, случались и битвы, и наши герои побеждали врагов в боях и схватках.
Патрик:
Ойсин безумный, скажи нам скорее, забудь о фиане, поведай же дале, как ты прибыл в Страну Юности!
Ойсин:
Наш конь устремился в открытое море, к земле спиною, глядя на запад, вокруг шумели бурные волны, нас пропуская по водной равнине.
Много чудес пред нами предстало: селенья и замки, дворцы и башни, белые стены валов крепостных, за ними палаты, дворы и светлицы.
Еще я увидел дивное диво: безрогая лань, избежавшая лова, скакала пред нами, и свора псов, белых с пурпурными ушами, за ней летела веселой гонкой.
Еще я увидел, правдива повесть, юную деву на гнедом скакуне, с яблоком из чистого злата в руке, несущуюся по волнам.
Еще я увидел, как скачет за нею юный воин на белом коне, в легком плаще из алого шелка, с мечом златоверхим в правой руке.
«Кто эти двое, что скачут поодаль, моя королева, поведай о них мне, кто же эта прекрасная дева и кто этот всадник на белом коне?»
«На них не гляди, ты их и не видел, милый Ойсин, ты их не заметил, правду узнаешь, когда мы прибудем в Страну Юности»4.
Еще я увидел: предстал перед нами прекрасный замок, залитый светом, поверь, не случалось мне видеть раньше красивее дома, чем этот замок.
«Что это за замок, прекрасный и светлый? Туда ли мы едем? И кто живет в нем? И кто владеет чудесным замком, которому равных я раньше не видел?»
«Дочь короля Страны Живых владеет этим прекрасным замком. Ее похитил фомор Буллях, из Ледяной Горы, и держит там силой.
Но гейс наложила она на героя: не сможет он ее мужем стать, пока не появится храбрый воин и с ним не сразится рука об руку».
«Хвала же тебе, златовласая Ниав, поверь, не слышал я музыки слаще, чем речь твоя и твой нежный голос, хоть и печальна была твоя речь.
Сейчас мы поедем к плененной деве и, может статься, судьба решила, что мне достанется этот подвиг, и выпал мне жребий свершить деянье».
И мы поспешили в прекрасный замок, навстречу нам вышла светлая дева, подобная солнцу лицом и обличьем, с улыбкой промолвив нам сто приветов.
На ней был плащ из желтого шелка, на королеве, прекрасной ликом, подобно лебедю над волною была ее кожа, а щеки – как розы.
Были волосы ее золотыми, были синими очи ее без изъяна, были сладкими губы, как ягоды летом, и темные брови в чудесном изгибе.
Мы сели рядом на золоченых скамьях, нам слуги вынесли много еды, а пиво пенилось светлой пеной и выливалось из тонких чаш.
Мы вдоволь поели и выпили вдоволь, горького пива и сладкого вина, и тут промолвила нам королева: «Теперь же послушайте повесть мою».
Она нам поведала горькую повесть, и слезы текли по ее щекам, она сказала: «Мне не вернуться в мою страну, пока жив Мудрец».
«Молчи, о юная королевна, свою печаль ты доверила мне, я же, клянусь – вот моя рука, – сумею силою зло победить».
«Не встречалось раньше такого героя, под солнцем, под небом и на земле, кто вышел со славою и с победой, сразившись с ним рука об руку».
«Поверь же мне, королевна милая, меня не страшит встреча с героем, либо он падет от руки моей сильной, либо я погибну, спасая тебя».
Недолго мы ждали, как он появился, прежде таких я и не видел, на нем был плащ из шкуры оленьей, железный чекан он сжимал в руке.
Он нас не приветствовал, не кивнул, лишь вгляделся в лицо юной девы, к битве он звал, к поединку стремился, храбро я вышел ему навстречу.
Три ночи мы бились, три дня сражались, поверь, то была великая схватка, хоть и был он силен, но мне удалось ударом срубить его голову с плеч.
Когда увидели юные девы, как могучий герой лежит и недвижим, трижды вскричали они и радость смешалась со страхом в этом их крике.
Мы поспешили в прекрасный замок, еле я шел, ослаблен битвой, алая кровь текла рекою из ран моих, нанесенных героем.
Но дочь Короля Живых излечила раны мои чудесным бальзамом, травы волшебные к ним приложила, и скоро я был здоров, как и ране.
Мы вдоволь поели, нам весело стало, в прекрасном замке нас ждали покои, расставлены были мягкие ложа с перинами теплыми нежного пуха.
Герою сильному, что был повержен, мы приготовили смертное ложе: под камнем широким, гладким и светлым, где я написал его имя огамом.
Ранним утром, лишь солнце сверкнуло, меня разбудила прекрасная дева. «Пора, просыпайся, покинь свое ложе, пора нам ехать в нашу страну».
И мы поспешили в путь, лишь успели слова привета сказать королеве Страны Живых. Печально мне было прощаться с девой, подобной солнцу.
И я не знаю, поверь мне, Патрик, что было далее с той королевной. Смогла ли вернуться в Страну Живых, увы, я больше ее не видел.
Патрик:
Но ты не сказал нам, любезный Ойсин, как назывался край, где вы были, открой нам скорее имя страны, а после продолжишь ты свою повесть.
Ойсин:
Край тот зовется: Страна Победы, не напрасно свое получил он имя, славен героями, битвами славен, хвала и слава – восхвалим же Господа.
Наш белый скакун понес нас дале, легкий, как ветер, что дует в марте, свежий, как ветер, что сгибает к земле цветы наперстянки на горных вершинах.
Темнело море и меркло небо, ветер нас нес среди облаков, и скоро мы оказались во мраке, где не было видно солнца лучей.
Но мы устремились вверх и достигли покойных небес, где не было бури, где солнце сверкало, и звезды светили, и Феб озарял нас светом своим.
И тут предстал у нас на пути, край цветущих душистых цветов, теплый ветер играл лучами и замок стоял на пологом холме.
Все цвета, привычные глазу, синий, зеленый, белый, пурпурный, все сверкали в убранстве замка, прежде подобного я и не видел.
Рядом с замком стояли поодаль покои светлые из гладкого камня, видно искусным был мастер, который сумел их украсить венком самоцветов.
К нам вышли навстречу с добрым приветом трижды пятьдесят славных героев, статных, красивых, ловких в сраженьях, открыли ворота.
«Что за прекрасный невиданный край, дева юная златоволосая, это ли место, куда мы спешили, это ли – Страна Юности?»
«Ты не ошибся, о мудрый Ойсин, теперь ты видишь своими глазами обещанный край, нет ему равных, и все, что видишь, твое навеки».
К нам вышли из замка прекрасные девы, одетые в шелк, блестящий на солнце. Ровно сотня была их, поверь мне, и все сияли красой и убранством.
За ними спешили статные воины, в блестящих доспехах, прекрасные ликом, и славный правитель, юный и мудрый был среди них, король Страны Юности.
В желтой рубахе из тонкого шелка, в легком плаще, расшитом камнями, с чудом сверкающим – дивной короной, что как солнце сияла на его кудрях.
И тут я увидел: ступает за ним вослед королева чудной страны. Юным было ее лицо, и юные девы окружали ее.
Они приблизились, и мне улыбнулся король Страны Юности и сказал мне: «Вижу, что прибыл к нам Ойсин сын Финна, милый супруг златовласой Ниав».
Он взял меня за руку и провозгласил так громко, что слышали все вокруг: «О храбрый Ойсин, сын короля, сто тысяч приветов от нас тебе.
Эта страна, куда ты прибыл, не скрою – правдива повесть моя, – дарует живущим долгую жизнь и вечно юным пребудешь ты».
«Взгляни на лицо моей королевы и на облик Ниав, дочери моей, что привезла тебя через море, чтоб стал ты навеки супругом ей».
Я поклонился перед королевой, я ниже склонился пред Королем, и, взявшись за руки, мы поспешили к дому Короля Страны Юности.
А нам навстречу спешили слуги, статные воины, прекрасные девы, и в доме было накрыто для пира на десять дней и десять ночей.
Так я стал мужем прекрасной Ниав, о Патрик, пришедший из Рима к нам, о том не смею тебе поведать, о грешных усладах Страны Юности.
Патрик:
Поведай же нам твою грешную повесть, блистательный Ойсин твердой руки, скажи, почему ты решил покинуть волшебный край – Страну Юности?
Поведай же нам правдивую повесть о детях, рожденных от юной Ниав, скажи нам правду, скажи без печали, как долго ты пробыл в Стране Юности?
Ойсин:
Мне принесла златовласая Ниав детей прекрасных ликом своим, детей, подобных цветам на лугу: двоих сыновей и красавицу-дочь.
Так жил я там – а время летело, – прошли незаметно три сотни лет, пока я не понял, что должен снова увидеть Финна и фениев.
Патрик:
О милый Ойсин, поведай нам дале повесть о детях прекрасных твоих, скажи нам скорее, как их назвали и где сейчас они, в каком краю?
Ойсин:
Их воспитала жена моя Ниав в Стране Живых, в Стране Юности, дала им в дар короны, и злато, и самоцветы, всего не упомню.
Дала Ниав моим сыновьям имена отца моего и сына, храброго Финна, вождя фианы, и Осгара злато-красной руки.
Сам же я дал в согласии с Ниав, златовласой женой моей, имя дочери нашей милой, ее назвал я Плур-на-ман5.
Я просил короля меня отпустить, я просил жену мою, прекрасную Ниав, в Эрин вновь я хотел вернуться, увидеть Финна и славное войско.
«Тебя мы отпустим – сказала мне дочь6, – хоть и грустно мне расставаться с тобою, хоть и страшно мне, что не сможешь вернуться в прекрасный наш край, благородный Ойсин!»
«Того не страшись, королева цветов, ведь белый конь мне сослужит службу, найдет он путь и меня принесет к тебе обратно, в ваш милый край».
«Запомни же, Ойсин, она сказала, уж коли ты ступишь ногой на землю, то знай, что уже никогда не вернешься в наш милый край и меня не увидишь.
Запомни, Ойсин, правдивую повесть, всегда оставайся у коня на спине, иначе, мой благородный Ойсин, не сможешь вернуться в Страну Юности».
И в третий раз она мне сказала: «Коль ты сойдешь со спины коня, ты превратишься в седого старца, больного, слабого, прыгать не сможешь.
Мне грустно слышать, любимый мой Ойсин, что ты стремишься в зеленый Эрин, там все не так, как там раньше было, и милых фениев ты не увидишь.
Там все не так, как там раньше было, там правит Отец и его Святые, поцелуй же, Ойсин, меня на прощанье, ведь ты не вернешься в Страну Юности».
Я взглянул на лицо ее, залитое слезами, и слезы хлынули из глаз моих. О Патрик, и ты бы ее пожалел, глядя на мокрые кудри девы.
Гейсы она на меня наложила: я не должен ступать ногой на землю, если я их нарушу, уже никогда не вернусь к моей милой супруге.
Я ей поклялся, правдива повесть, что все исполню по ее указу. Я сел на коня и сердечно простился с теми, кто были моими друзьями.
Я целовал жену мою милую, как грустно было ее покинуть, ее и моих сыновей и дочь, и слезы текли по моим щекам.
Но путь меня ждал. Я сел на коня, повернувшись спиной к Стране Юности. И конь рванулся, унося меня от Ниав Златоволосой.
Длинна моя повесть, всего не упомню, что мне встречалось на моем пути, как быстро я мчался, стремясь обратно, и как вернулся в зеленый Эрин.
О, Патрик закона и все святые, правдива повесть, ни слова лжи, тебе я поведаю свою повесть, о том, как покинул Страну Юности.
Когда б моя воля была, о Патрик, когда бы вернулся в тот самый день, весь клир я назначил бы скорой смерти, лишившись на этом своей головы.
Когда б у меня было довольно хлеба, как бывало при Финне, моем отце, я все бы отдал и молил Царя сохранить тебе жизнь, одному из всех.
Патрик:
У тебя будет довольно хлеба, питья и всего – от меня самого, приятно мне слушать, сладка твоя речь, поведай же нам, что было потом.
Ойсин:
Когда я вернулся в мой край родимый, я огляделся вокруг себя. Поверь, никого я там не увидел, и Финна там не было, даже следа.
Недолго я ждал, как увидел: с запада ко мне приближалась группа людей, мужи могучие, статные жены, они подошли, окружили меня.
Они привечали меня церемонно, но видно, вид мой их изумлял, все было во мне необычно и странно, мой облик, лицо и одежда моя.
И мне было странно их видеть, однако решился спросить я, что знают они о Финне, он жив ли, и где его войско, что с ними случилось и где их найти.
«Мы слышали повесть о Финне могучем, храбром герое, честном, правдивом, таких не бывало потом и поныне все помнят о славных деяньях его.
Все подвиги Финна записаны в книгах, и сладкие песни поются о нем, он – слава Гойделов, всего и не скажешь, так много о нем наша память хранит.
Мы слышали, сын был у славного Финна, храбрый в деяньях, прекрасный лицом, но его увлекла неземная дева, он с нею уехал в Страну Юности».
И тут я понял, что нет уж фианы, и Финна мне не увидеть вовек, грусть и печаль меня охватили, весь я замер в темной тоске.
Коня я пришпорил, вперед поскакал, и мчался не глядя, пока не доехал до Алвуна7 в Лейнстере, поля победного.
Я огляделся вокруг, но ни Финна, ни славного воинства я не увидел, все было пустынно, на месте палат росли сорняки, крапива и мох.
О Патрик, смогу ли тебе поведать о горе, что охватило меня, когда я понял, что мне не увидеть, ни Финна, ни войска фианы моей.
Патрик:
Ойсин, отныне забудь свое горе, есть Слава, что выше славы побед, есть Царь, что сильнее Финна, ему ты отныне будешь служить теперь.
Ойсин:
Как мне забыть свое горе, о Патрик, скорблю о Финне, о смерти его. Как он погиб, наверное был он убит врагом, вот судьба героя!
Патрик:
Над Финном властен один лишь Господь, ни враг, ни недруг ему не страшны, ему, как и храброму войску его, назначено вечно гореть в аду.
Ойсин:
О Патрик, скажи мне, где этот ад? Что это за место, и как найти? Я помню Финна, и я не верю, что кто-то смог бы его одолеть.
Я помню Осгара, славного сына, и сечу жестокую, где он погиб. Мы ада не знали, герои, что пали, гуляли свободно в Небесных лугах.
Патрик:
Оставим споры, хотя бы на время, скажи скорее, поведай нам, что было дальше, куда ты поехал и что же, Ойсин, случилось с тобой?
Ойсин:
Я сам спешу поведать, о Патрик, спешу рассказать, как отправился я на поиски Финна, покинув Алвун, где старые тропы быльем поросли.
Я в путь пустился и возле долины, что Гленасмол8 зовется теперь, заметил толпу, три сотни их было, стояли они на зеленом лугу.
Один обратился ко мне и с почтеньем сказал: «О герой, нам помощь нужна, уверен, ты нам сейчас не откажешь, от злой беды ты избавишь нас».
Смотрю и глазам своим я не верю: лежит на лугу мраморный столп, он пал и всем своим телом тяжким к земле придавил несчастных людей.
Они стенали от ран и боли, они метались в ловушке своей, иные из них, утратив рассудок от ужаса стали подобны зверям.
Ко мне обратился один из свиты: «Я вижу, ты могучий герой, прошу, помоги несчастным воинам, спаси их от смерти и долгих мук».
Я поразился, я устыдился, видя толпу здоровых мужей, стоящих на поле, безвольных и слабых, что не могли тот столп приподнять.
Когда бы не умер сын мой Осгар, одною рукой он смог бы поднять тот мраморный столп, поверь мне, Патрик, всегда правдива повесть моя.
Я быстро подъехал, нагнулся, схватился за столп своею правой рукой, собрал свои силы, но лишь немного смог от земли его приподнять.
Я снова нагнулся, но тут золотая подпруга на белом моем коне, лопнула, я же на бок скатился, и вот мои ноги стоят на земле!
И в то же мгновенье мой верный помощник, мой белый скакун устремился прочь. А я остался, сменился мой облик, я слабым и немощным стал в тот же миг.
Мой ум помутился, мой лик изменился, в одно мгновенье я стал стариком, седым и слабым, дрожали руки, сгибались колени, и взгляд мой угас.
О Патрик, ты знаешь, правдива повесть, я все поведал, ни слова лжи, вот так я ездил и так я вернулся сюда навек из Страны Юности.
Комментарии
1Битва при Гавра – одно из сражений, в котором фении потерпели поражение. Поводом для битвы послужил конфликт с королем Кайрбре Лифехарем, рожденным простой девушкой из Лейнстера от короля Кормака, сына Арта (см. сагу «Песни дома Бухета»). Поводом для сражения считается то, что Финн, сын Кувала, потребовал провести первую ночь с дочерью Кайрбре, когда та собиралась замуж. Кайрбре был возмущен этим требованием и направил войска против фениев. Ему удалось победить, но сам он был убит в сражении Осгаром, сыном Ойсина, также погибшим в сражении. «Анналы четырех мастеров» датируют битву 284 г., однако не надо понимать это буквально: скорее это дань мифологической традиции. С упоминания о поражении в битве при Гавра начинается повествование в «Разговорах старцев». Гавра – реальное место, предположительно долина к северу от Дублина, совр. Гарристоун. Предания о смерти Осгара сохранились в более поздних фольклорных преданиях Ирландии и Шотландии (см. [Campbell 1862].
2 Озеро Лох Лейн – озеро в графстве Вестмит, в Центральной Ирландии.
3 Когда увидели Финн и фении – в данном случае сюжетное противоречие: Финн и его воины находятся на берегу озера, но не у моря. Если белый конь унес Ойсина и Ниав на запад к морскому берегу, фении не должны были его увидеть.
4 В дальнейшем эпизод не находит продолжения.
5 В оригинале Plur na mbán, букв. «цветок (среди) женщин».
6…дочь – видимо, не дочь Ойсина, но Ниав – дочь короля Страны Юности.
7 Almhuin – совр. Hill of Allen, графство Килдар. Там, согласно преданиям, находился главный замок Финна (см. [FitzGerald 1907]).
8 Гленасмол – совр. Гленасмол – совр. Glenasmole (Gleann an smόil, ‘долина пепла’), небольшое селение к югу от Дублина.
Литература
Михайлов 2011 – Михайлов А. Д. Фантастический универсум бретонских лэ // Михайлов А. Д. До Франсуа Вийона, до Марселя Пруста. М.: ЯСК, 2011. С. 463–536.
Роллестон s. a. – Роллестон Т. Мифы, легенды и предания кельтов. М.: Центрполиграф, s. a.
Campbell 1862 – Campbell J. F. Popular Tales of the West Highlands. Vol. III. Edinburgh: Edmonston and Douglas, 1862.
Corkery 1923 – Corkery D. The Hidden Ireland, Dublin 1923 (repr. 1979).
Cross & Slover 1996 – Cross T. P., Slover C. H. Ancient Irish Tales. New York: Barnes & Noble books, 1996.
Dooley 2004 – Dooley A. The date and purpose of Acallam na senórach // Éigse. 2004. Vol. 34. P. 97–126.
Dooley, Roe 1999 – Dooley A., Roe H. (eds.) Tales of the Elders of Ireland. Oxford: Oxford University Press, 1999.
FitzGerald 1907 – FitzGerald W. Notes on the Feena-Erin, Finn MacCoole, and the Latter’s Principal above: The Hill of Allen in the Country Kildare // Journal of the Country Louth Archaeological Society. Vol. 1. № 4. 1907. P. 5–22.
Fomin 2018 – Fomin M. Hunting the Deer in Celtic and Indo-European Mythological Contexts // Lyle E. (ed.) Celtic Myth in the 21st Century. The Gods and their Stories in a Global Perspective. Cardiff: University of Wales Press, 2018. P. 73–88.
Green 1997 – Green M. Celtic Goddesses: Warriors, Virgins and Mothers. Bath: British Museum Press, 1997.
McCone 2000 – McCone K. (ed.) Echtrae Chonnmai and the Beginning of Vernacular Narrative Writing in Ireland: A Critical Edition. Maynooth: National University of Ireland, 2000.
Murphy 1956 – Murphy G. (ed.) Early Irish Lyrics. Oxford: Oxford Univeristy Press, 1956.
О’hAnluain 1977 – О’hAnluain E. ‘Mícheál Coimín: stracfhéachaint ar ghéithne dá shaol // Comhar, Meán Fómhair. 1977. № 13.
О’Dálaigh 2006–2007 – О’Dálaigh Br. Mícheál Coimín: Jacobite, Protestant and Gaelic Poet (1676–1760) // Studia Hibernica. Vol. 34. 2006–2007. P. 123–150.
О’hÓgáin 1988 – О’hÓgáin D. Fionn mac Cumhaill. Images of the hero. London: Gill and Macmillan, 1988.
O’Looney 1859 – O’Looney Br. (ed.), ‘Tir na nÓg: the land of youth’, Transactions of the Ossianic Society. 1859. 4. P. 227–279.
Stokes 1900 – Stokes W. (ed.). Acallamh na Senórach // Irische texte. Bd. IV. Haft 1. Leipzig: Verlaf Von S. Hirzel, 1900. S. 1–225.