[26], рубежи к югу от Пиренеев были намного более неопределенными. Каталония, в принципе, все еще входила в состав королевства, несмотря на то что совет Таррагоны в 1180 году постановил больше не упоминать имя короля Франции в своих официальных актах[27]. На исходе XII столетия во Франции проживало примерно 10 миллионов человек, тогда как численность населения королевства Английского не достигала и двух миллионов.
Между тем король Франции был далек от того, чтобы располагать реальной властью над всеми обитателями своего королевства. Формально он правил везде, но распоряжался по-настоящему только в своих графствах Орлеанском и Парижском, которые принадлежали династии Капетингов, а также в областях Лана и Санлиса, составлявших каролингское наследие. Там он был одновременно и графом, и королем, что ставило его в явно двусмысленное положение. Поэтому одна из важнейших реформ Филиппа II будет направлена именно на то, чтобы положить этому конец. Впрочем, даже в своем домене королю приходилось иметь дело с богатыми городами, которые уже получили коммунальные привилегии и пользовались правом самоуправления (Нуайон, Санлис, Суассон, Компьень и т.д.), и в особенности с влиятельными церковными землевладельцами, такими как капитул собора Парижской Богоматери и великие парижские аббатства (Сен-Жермен-де-Пре, Сент-Женевьев, Сен-Виктор), которые ревниво оберегали свою финансовую, административную и юридическую автономию. Однако всюду в пределах домена король мог мобилизовать людей, как из простонародья, так и из своих вассалов, когда имел в них нужду, чтобы совершить какой-нибудь поход.
В большей части его королевства дело обстояло иначе. Конечно, уже миновали те времена, когда владельцы замков стремились самоуправно хозяйничать на малых территориях, включавших в себя каких-нибудь двадцать деревень. В самом деле, уже твердо оформились такие могущественные региональные владения, как герцогство Бургундское, графства Тулузское, Бретонское, Шампанское, Фландрское, Шартрское, Блуаское, Неверское, не говоря уже о герцогствах Нормандском, Аквитанском и графстве Анжу, которыми король Англии владел как вассал французской короны[28]. В пределах своих земель герцоги и графы желали распоряжаться как им вздумается: вершить суд, вводить налоги, издавать законы, собирать войска и вести войну. Они заключали между собой союзы против короля, а когда тот требовал от них военной помощи, торговались с ним по поводу численности своих отрядов.
Хотя нельзя сказать, что страна была раздроблена на мелкие кусочки, юный Филипп все же унаследовал королевство, поделенное между несколькими силами. Однако он не был обделенным королем. Он был самым богатым и могущественным среди магнатов своего королевства. Он владел самым населенным на Западе городом, Парижем, и мог собрать больше рыцарей и пехотинцев, чем его противники[29]. Кроме того, его предки сохранили контроль над многими сеньориями королевства благодаря прево, которых они долгое время назначали по своему усмотрению и которые все больше и больше становились арендаторами у них на службе на короткий промежуток времени (три года)[30]. Филипп располагал верным союзником, Церковью. Доброе согласие с церковнослужителями облегчало использование необходимых для власти социальных категорий, тех, кого можно квалифицировать как интеллектуалов и содержателей госпиталей. Его предшественники, Людовик VI и Людовик VII, показали ему, насколько это важно — извлекать выгоду из демографического подъема и динамичного развития экономики того времени, даруя привилегии переселенцам, распахивавшим целину[31], подавая примеры освобождения от серважа, предоставляя деловым людям возможность распоряжаться в своих городах благодаря коммунальному праву[32]. Наконец, великие феодалы, которые часто смотрели на короля как на свою ровню, все же не могли не признавать за ним определенный престиж, связанный с миропомазанием и коронацией.
Первые месяцы правления
Итак, дар, полученный юным королем Филиппом, не был отравленным. Король Франции и те, кто помогал ему править, имели в запасе большие козыри, но лишь от их ума и способностей зависело, смогут ли они наилучшим образом использовать их в интересах королевской власти, королевства и, если возможно, его обитателей. С главами могущественных феодальных кланов, стремившихся подмять под себя королевскую власть, соперничество обещало быть жестоким. Но вокруг Филиппа уже сплачивались верные сторонники династии Капетингов. Рыцари, епископы и аббаты из пределов домена, то есть из Иль-де-Франса, Орлеана и южных областей Пикардии, образовали прочный блок вокруг юного короля.
Подле него постоянно находился шамбеллан Готье, поступивший на службу к Людовику VII еще в 1151 году. Он открыл Филиппу важные тонкости и секреты государственного управления. Опытный воин и политик, маршал Робер Клеман, который прежде руководил обучением Филиппа, находился при нем и на самом раннем, трудном и рискованном этапе его правления. После смерти маршала, наступившей 10 мая 1181 года, его брат Жиль занял освободившееся место в королевском совете и постепенно приобрел там большое влияние. Ответственный за регалии, то есть за распоряжение к выгоде для короля мирскими доходами аббатств и епископств, временно оставшихся без своих церковных глав, Жиль использовал эту возможность, чтобы в январе 1182 года обеспечить избрание на пост епископа Осерского своему брату Гармунду, аббату Понтиви. Однако уже в августе 1182 года избранный епископ скончался, находясь с миссией в Риме по поручению королевского правительства. Немного времени спустя Жиль был избран настоятелем аббатства Сент-Женевьев. Это первое повышение позволило ему остаться при короле. Второе повышение — избрание епископом Турне — обеспечило ему почетную должность наблюдателя за Фландрией и ее графом. Однако это могло означать и некоторую утрату королевского благоволения, поскольку теперь Жиль находился вдали от двора[33].
Шамбеллан Готье и маршал Робер Клеман были своеобразным наследием Людовика VII, который подготовил окружение для своего преемника, сделав хороший выбор из людей скромного происхождения. Теперь наступала очередь Филиппа II усвоить урок и доказать, что он способен назначать компетентных и верных советников, оказывать им доверие и хорошо их награждать согласно заслугам. Однако он был еще слишком молод, чтобы самостоятельно выбирать и назначать советников.
Среди тех, кто помогал юному королю отстаивать его власть и зачатки государственного единства, нельзя забывать о представителях рода Капетингов. Это значило бы пойти против исторической правды. В самые критические моменты рядом с королем были представители фамилии Дрё: брат Людовика VII, граф Робер де Дрё, и его сыновья — Робер, наследник, Филипп, епископ Бове с 1175 по 1217 год, и Генрих, который стал епископом Орлеанским в 1186 году. Они внушали юному королю, чтобы он не позволял верховодить собой ни графу Фландрскому, ни представителям шампанского клана, которые имели покровительницу и самого эффективного агента влияния в лице собственной матери Филиппа, королевы Адели.
Итак, миропомазание 1 ноября 1179 года дало Франции второго короля, в котором у нее была большая нужда. Разбитый односторонним параличом, Людовик VII всё больше и больше отстранялся от дел. Будучи уже не в силах держать бразды правления, он ожидал смерти, которая наступила 18 сентября 1180 года. Английский хронист Рауль де Дицето явно позволил себе злословить, когда написал, что юный король выкрал у своего отца королевскую печать — ту самую, большую государственную печать, на лицевой стороне которой был изображен король с короной на голове, восседающий на троне, с одним цветком лилии и скипетром в руках, тогда как другая сторона была усеяна цветками лилии. Но разве прежде Людовик VII не дал понять со всей очевидностью, что он желает короновать своего сына и назначает графа Фландрского ему в помощники для управления королевством? Кроме того, печать не являлась личной собственностью короля. Ответственность за нее нес канцлер или, в его отсутствие, хранитель печати. Это разделение функций между королем и сановником, отвечавшим за подлинность официальных актов, было мудрой предосторожностью. Слишком боялись произвольных решений монарха, который мог впасть в безумие или стать жестоким и кровожадным в приступе гнева.
Что же по этому поводу сообщают документальные источники? После смерти канцлера Гуго де Шанфлёри в 1172 году эта должность оставалась вакантной долгое время. Только в 1179 году на нее был назначен Гуго де Пюизе. Когда Филипп был коронован, новый канцлер остался подле него с согласия его отца. Следовательно, юный принц не мог украсть королевскую печать, которая была доверена канцлеру. Не следует также усматривать в присутствии хранителя королевской печати подле Филиппа какой-нибудь знак серьезного недоверия. Таково было общее правило, и новый король должен был ему следовать.
Проверка королевских актов подтверждает спокойный переход власти от отца к сыну. С ноября 1179 года по сентябрь 1180 года несколько документов было составлено от имени двух королей, и корреспонденция, поступавшая из провинции, была адресована, как правило, Людовику VII и его сыну. Между тем, начиная с апреля 1180 года, большая часть официальных актов содержит только имя Филиппа, однако юный король часто ограничивался тем, что подтверждал прежние дарения и постановления своего отца, например, по поводу освобождения королевских сервов в округе Орлеана[34].
Впрочем, миропомазание Филиппа и присутствие подле него канцлера с королевской печатью не были достаточными условиями для того, чтобы обеспечить ему реальную власть. Все источники сходятся в одном: крестный отец короля, граф Фландрский, Филипп Эльзасский, верховодил в правительстве. Людовик VII назначил графа Фландрского опекуном при своем сыне по согласованию с представителями фамилии Дрё и Робером Клеманом, которые больше не желали терпеть удушающего влияния шампанцев. Они придумали это средство, чтобы оттеснить от власти шампанский клан. В связи с этим раздосадованные англичане высказывали опасения, как бы французы не пострадали слишком сильно от тирании графа Фландрского. Адель и ее братья были еще более недовольны.