[39] и гибеллинами[40] сохранялась. В своей страстной борьбе с Фридрихом II Гогенштауфеном[41] и его преемниками папы слишком часто низводили себя до уровня партийных лидеров и даже военачальников. Иногда они проявляли недобросовестность, двуличие и недостаток человечности, недостойные тиары. Необходимо было срочно восстановить моральный и духовный авторитет Святого Престола. Кардиналы наконец-то признали это, несмотря на свои личные амбиции. Собравшись на конклав в Витербо, они избрали прелата, который из-за своей удаленности оставался чужим в этой борьбе. Это был Тебальдо Висконти[42], патриарх Иерусалимский. Он принял имя Григория X и вернулся в Европу с единственной мыслью: примирить князей, чтобы организовать всеобщий крестовый поход и спасти Святую землю от полного завоевания мусульманами. Он как никто другой знал об отчаянном положении маленького Иерусалимского королевства, или того, что от него осталось! Исходя из этого, он инициировал воссоединение греческой и латинской церквей. Вселенский собор, на который он пригласил императора Константинополя Михаила Палеолога[43] и королей Запада, должен был закрепить примирение.
В Италии он пытался утихомирить конфликты, отменив даже термины "гвельф" и "гибеллин", которые, по его мнению, напоминали об застаревшей ненависти. Затем он обратил свое внимание на дела Германии. До 1271 года во главе Германской конфедерации стояли два соперничающих императора: Ричард Корнуольский[44] и Альфонс X Кастильский, оба они были избраны не легитимно и поэтому не имели реальной власти. После смерти Ричарда остался только Альфонсо X, которого немцы не хотели признавать королем. Григорий X смог убедить выборщиков выбрать кандидата, способного исправить ситуацию. По настоянию своего дяди Карла Анжуйского, чье политическое влияние преобладало при французском дворе, Филипп III пытался, хотя и без рвения поучаствовать в выборах. Григорий X не хотел, чтобы Франция правила и Германией, и Италией. Он вежливо, но твердо отговаривал посланников Филиппа. Избран был Рудольф Габсбургский[45], при условии, что он откажется от прав, которые предыдущие императоры имели над Италией. Филипп III не был злопамятным; он охотно уступил Святой Церкви графство Венессен[46] без какой-либо компенсации! Церковь претендовала на эти земли с момента окончания войны против альбигойцев[47]. Остается только удивляться, почему король отказался от графства. Факт остается фактом: без этой уступки папы не смогли бы впоследствии обосноваться в Авиньоне…
Собор, которого желал Григорий X, собрался в Лионе[48], в соборе Святого Иоанна. Его важность, его блеск, его результаты — к сожалению, эфемерные — поразили общественное мнение. В ней приняли участие пятнадцать сотен прелатов в присутствии представителей всех государей. Красноречие святого Бонавентуры[49] завоевало поддержку тезисов Григория X. Константинопольский и Антиохийский патриархи отреклись от восточного раскола. Решение о всеобщем крестовом походе было принято с энтузиазмом. Папа ликовал; он не мог поверить, что игра выиграна. После собора он приступил к сглаживанию последних разногласий. Он добился от Альфонсо X Кастильского отказа от претензий на Германию, оставив ему фиктивный титул императора. После ликвидации раскола больше не было причин откладывать крестовый поход, о котором мечтал Григорий X, в нем должна была участвовать вся воинская элита христианства во главе с двумя императорами (Рудольфом Габсбургским и Михаилом Палеологом), с королями Франции и Неаполя! Но по возвращении Константинопольский патриарх отрекся от своего народа, и Михаил Палеолог, не желая столкнуться с религиозной войной, восстановил раскол. Что касается западных государей, то возникает вопрос, было ли у них твердое намерение совершить "Святое паломничество", несмотря на их эффектное взятие креста и рвение, с которым они собирали decima[50], пожалованную для этой цели. В любом случае, когда Григорий X умер в 1276 году, проект крестового похода, казалось, был оставлен; согласие между государями, с таким трудом завоеванное, уже было под вопросом.
Король Наварры Генрих III[51], граф Шампани и Бри, умер 22 июля 1274 года в Памплоне, как говорят, задохнувшись от жира. Его единственной наследницей была Жанна де Наварра[52], "такая маленькая, что лежала в колыбели": она родилась в 1273 году. Вдова короля, Бланка д'Артуа[53], племянница Святого Людовика, должна была принять регентство. Будущее Наварры, очевидно, зависело от брака, который впоследствии заключит маленькая Жанна. Арагонцы и кастильцы вступили в соревнование без лишних слов! Наваррские кортесы были враждебны Франции; они выбрали арагонского принца. Когда регентша узнала об этом, она вместе с дочерью попросила убежища во Франции. Она справедливо опасалась буйства наваррских баронов и, еще больше, близости Арагона и Кастилии, которые также стремились присоединить Наваррское королевство. Следует признать, что Филипп III (или его советники) прекрасно понимал ситуацию. Примас рассказывает: "Девочку нежно и охотно приняли при дворе в Париже, и воспитывали вместе с королевскими детьми, пока она не стала достаточно взрослой, чтобы быть выданной замуж за высокородного человека". "Высокородным человеком" стал естественно будущий Филипп Красивый. Его отец поспешил обратиться к Святому Престолу за разрешением, в результате чего молодой принц был обручен с наследницей Наварры. Этот неожиданный брак увеличил бы королевские владения не только в Наварре, но и в графствах Шампань и Бри, которые были желанными для Капетингов на протяжении веков! В то же время Бланка Артуа уступила регентство Филиппу III. Он немедленно отправил Эсташа де Бомарше, сенешаля Тулузы, в Наварру, для приведения к присяге баронов и восстановления порядока. У сенешаля была жесткая хватка; но он не сумел, укротить гордых наваррцев и оказать уважение местным обычаям. Часть населения подняла восстание. Бомарше пришлось запереться в крепости Памплона. Когда Филипп III узнал об этом, он послал Роберта Артуа с сильной армией. Восстание было подавлено (в 1276 году), и французы окончательно обосновались в Наварре.
Король Франции мог справедливо жаловаться на помощь, оказанную повстанцам рыцарями Кастилии с согласия Альфонсо X. Последнее вскоре принесло ему более серьезную обиду, что послужило поводом для Филиппа III совершить свое первое преступление. Фердинанд де Ла Серда умер в 1275 году. Он оставил двух детей[54], племянников Филиппа через их мать Бланку Французскую. Дон Санчо[55], по прозвищу "Храбрый", младший брат Фердинанда, претендовал на наследство престола. Он утверждал, что право представительства не существовало в Кастилии до составления кодекса "siete partidas", автором которого был его отец, и что это право все еще носило случайный характер. Поэтому он попросил применить кастильский обычай, согласно которому трон переходил к ближайшему родственнику умершего короля: он был ближе к Альфонсу X на одну ступень, чем инфанты де Ла Серда. Дон Санчо также ссылался на свои многочисленные победы над королями Гранады и Марокко. Он сделал так много, что кортесы Кастилии, собравшиеся в Сеговии, назначили его наследником короны.
Филипп III протестовал против этого решения. Он отправил посла в Бургос, чтобы потребовать от Альфонса X выполнения обязательств, взятых на себя во время бракосочетания Бланки и Фердинанда де Ла Серда. Альфонс X воспринял эти требования очень плохо. Разрыв был неизбежен. Рыцарственный Филипп III считал, что будет опозорен, если не вступится за своих племянников. Плохо информированный, плохо соображающий (и не желающий слушать никаких советов), он пустился в самое дикое из приключений без малейшей подготовки! Собрав свою армию, уверенный в победе, он поспешил к Пиренеям. Полагая, что он сможет легко соединиться с силами Роберта Артуа, размещенными в Наварре, он не сомневался, что разобьет кастильскую армию. Сложность заключалась в том, чтобы пересечь горы, прежде чем вторгнуться в королевство Альфонса X. Превосходная армия остановилась у Советер-де-Беарн, она хотела, но не могла двигаться дальше. Не хватало еды. Для кавалерии не хватало фуража. Осадная техника и боеприпасы отстали. Короче говоря, не хватало всего! Наступила зима с ее порывами ледяного дождя. "Предатели" посоветовали королю распустить армию, отложить экспедицию до следующей весны, на этот раз позаботившись о припасах. Филипп согласился, его гнев утих. Примас пишет, что это было очень жаль, потому что, по его мнению, вся Испания могла быть легко завоевана… Однако Альфонс X испугался. Неожиданно он сдался, согласился освободить своих подданных от клятвы, которую они принесли его сыну, и вновь представить права сыновей де Ла Серды на рассмотрение Кортесов. Увидев это, Санчо Храбрый восстал против него и захватил власть. Несчастных детей забрал к себе король Арагона Педро III[56], который держал их в качестве заложников.
Филипп III предъявил на них свои права и получил отказ. Произошел конфликт с королем Арагона, который через королеву Изабеллу был его шурином. У Филиппа III были все основания искать союза с Арагоном против Кастилии, поскольку все знали о соперничестве между этими двумя королевствами. Однако Филипп предпочел оттолкнуть Арагон. Возможно, он был не совсем неспособен учитывать свои собственные интересы. Но под влиянием Карла Анжуйского французская политика поворачивалась в сторону Средиземноморья. Более того, бедный король, постоянно разрывавшийся между матерью и женой, не был хозяином своих решений; он управлял в соответствии со своими сиюминутными настроениями. Это был ужасный урок для будущего Филиппа Красивого, который, предположительно, уже обладал достаточным умом и проницательностью, чтобы воспользоваться им! Старая королева стремилась во что бы то ни стало навредить Карлу Анжуйскому, которому она не простила захват провансальского наследства в прошлом. Чтобы помешать своей свекрови, Мария Брабантская интриговала в пользу Карла. Именно она одержала верх. Педро III Арагонский только что предъявил претензии на Сицилию по праву своей жены, Констанции Гогенштауфен