Эй, голос, лук отдай, пока ты слышен,
Я десять лет учился в школе греков,
Да, видно, не пошло ученье впрок.
Оставь меня стервятникам моим.
Неоптолем
Я больше лгать не в силах. Слушай правду.
Без войска твоего не рухнет Троя.
И только ты твое удержишь войско
В походе нашем. Чтоб вернуть тебя
Из долгих лет страданья к вечной славе,
Вспахал я море. Не хотел я лгать.
Обманывать тебя – я сам обманут.
Но путь один был – лгать во имя долга.
Узнай же правду, Лемноса хозяин,
Хоть горечь от нее на языке.
Твой враг и мой враг ждет на берегу –
Хоть в этом я не лгал; пусть рухнет Троя,
И я убью его своей рукой,
Иль вместе мы итакца умертвим.
Пускай скорей война и он подохнут.
Иди за нами в битву. Ей нужны
Рука и голос силой в тыщу рук.
Больную ногу вылечит Асклепий.
Идем же. Лук твой жжет мою ладонь –
У слабого он слишком хитро отнят.
Филоктет
Ты от стыда краснеешь, победитель?
Не надо, ты работы не стыдись.
Ловушку ты отличную расставил –
Со вкусом я приманку проглотил.
А тот, кто лгал и лгать тебя учил,
Вор и грабитель, что тебя ограбил,
Мой-враг-и-твой, тебя похвалит он.
Чего еще ты хочешь, в руки взяв
Колчан, в котором жизнь моя и пища.
Ты победил – дави же, победитель,
Дави меня ногой, учи меня,
Униженный, как надо унижаться.
Поверженный, как надо падать ниц,
Учи, как слизывать врага слюну,
Как перед ним на брюхе мерить землю –
Ведь он меня прижал ногой к земле,
Когда горячка шею мне согнула,
А он был целым войском защищен.
Ты, враг моих врагов, учи меня
Испытывать блаженство оскорбленья,
Топчи меня. Еще один пинок.
О счастье – прахом под подошву лечь,
Что прежде в прах втоптала мне подобных.
Лжец с песьим сердцем, грязное отродье,
Тебя в свинарнике зачал сатир,
Скакавший вперегонки с жирным хряком.
Ты брошен был коровницей в навоз,
Где пьяный царь сблевал на недоноска,
А после подобрал его по пьяни,
Увенчанного желчью и дерьмом.
Из глаз моих ты вынь свое лицо,
А из ушей – все лживые слова,
Засунь ты их себе обратно в глотку.
Я в голос сладкой лжи твоей поверил,
Звучавший из утробы этой лживой.
Ты выплюнь в море скверный свой язык,
Пусть рыб он учит лгать; вынь воздух свой,
Которым ты мой воздух отравляешь,
И задохнись в зловонии своем.
О море. Небеса. Безглазый камень.
Ногою собственной к земле прикован
И собственною глупостью сражен,
Лежу на солнце, а передо мной
На расстоянии стрелы полета
Маячит то, что я бы растоптал.
Ты послан у стервятников отнять
То, что стервятникам он прежде бросил.
На новой службе подхалим-слуга
Ждет, что приманка в сеть затащит рыбу,
Чья вонь одним лишь коршунам по праву,
А рыба коршунам простить не может,
Что коршунам другим она досталась,
Хоть рыба эта все еще воняет,
Ловца дурного не смущает вонь,
Ведь пользуется он хорошей славой,
А без улова он уж не рыбак.
Всего зловонней собственная падаль,
Хотя ее зловония не слышишь.
Еще мне сделай милость, сын Ахилла,
Коль ты и в этом не солгал, а судя
По милостям твоим – ничейный сын.
Ты отнял лук и стрелы, а теперь
Возьми и грудь – колчаном для стрелы.
Твоей добычи часть мне одолжи,
Ограбленному уступи хоть малость
Длиною в путь меча от кожи к сердцу,
Потом железо вынешь из груди –
Смолчит свидетель твоего позора –
И сообщи сообщникам твоим,
Всем этим грекам, первому – итакцу,
Ведь он тебе всех ближе и родней,
Поскольку отнял у тебя наследство,
И всем своим потомкам сообщи,
Коль семя сохранит тебе война
И хватит мира, чтоб его посеять,
Что умер Филоктет, глупец великий,
На Милосе рожденный, что погиб он,
Дурак из дураков, поверив греку,
Что стал колчаном для своей стрелы,
Что смертью пал от собственного лука,
Что сам просил он расстрелять себя,
Что эту просьбу выполнил глупец,
Приплывший на пустынный остров Лемнос,
Где их обоих обуяла глупость,
Что этот остров, красный камень этот –
Для дураков и коршунов приют.
Здесь пожирают коршунов глупцы
И попадают на обед к обеду.
Не надо хоронить мой труп в земле
Чужой или своей, я не хочу,
Чтоб прах мой с вашим прахом рядом лег,
Когда могилу камнепад разрушит.
Не надо труп мой на костре сжигать
И по ветру разбрасывать мой пепел,
Я не хочу, чтоб с вашим он смешался.
Не надо коршунам меня бросать,
Ведь коршуны так любят мертвечину.
И рыб кормить не надо мной. Вдруг рыба
Моя окажется и вашим портом?
И в солончак меня кидать не стоит –
Такое развлеченье предстоит,
Быть может, вам, как мне, но чуть попозже,
И соль разъест и вашу плоть, и кости,
И станете вы солью, как и я,
И мы навечно теми же пребудем.
Снесите труп мой к кратеру вулкана.
Туда, где дым стремится вверх от солнца,
А солнце полыхает под ногами,
Не зная ни закатов, ни восходов,
Швырните же меня с размаху в жерло –
С одной ногой я упаду быстрее,
Чем смог бы убежать на тыще ног
В то пламя безучастное сквозь дым.
Я все сказал. Теперь стреляй в меня.
Неоптолем
О, если б из войны иной был путь,
Чем над врагом врагов победа наших,
Иной был к славе путь, чем путь позора,
Которым я сейчас иду на берег
Докладывать о вылганной победе,
Краснея, черными руками выдаю
Врагу добычу, вылганную подло,
Мы с ним вернемся, чтоб связать тебя
И притащить на берег, к кораблю.
Когда уперся ты, лезть не желая в долг,
Я под ярмо свою подставил шею.
Уж лучше бы твоя стрела в груди,
Чем этот лук – в запятнанных руках.
(Уходит с луком.)
Филоктет
О, если б стать мне самому стрелой
И, убивая, чувствовать смерть жертвы.
О, если б остров на врага свалить
И, солью захлебнувшись, ощущать,
Как мой смертельный враг хлебает соль.
Кто сделал нас, тот лишь полдела сделал.
Рука, метнувшая так много стрел,
Не в силах самого меня метнуть,
Нога, что растоптала столько стран,
Ступать не может, если почвы нет.
Чему не нужен я – то нужно мне.
Без неба, и земли, и кругозора,
И без всего – меня на свете нет.
Послушай, Филоктет, мне надоело
Твои стенанья слушать. Пасть заткни.
Довольно криков. Хватит ожиданий.
Кобыла, запрягись опять в ярмо.
Учись жить снова, мясником под Троей.
(Встает.)
Ты снова нужен, снова сети стоишь,
Так бейся же за место в петлях сети.
Пускай чума от смрада задохнется.
Для их носов ты больше не воняешь.
Ты что, нога? Не хочешь на корабль?
Уж десять лет, как нет у нас другой.
Другого нет. Другого и не будет.
В оковах есть дыра лишь для оков,
И у тебя, кроме врага, нет друга.
И ненависть, прожеванную пищу,
Приправу к коршунам, сглотни скорей.
Врага благодари, став на колени,
За то, что он тебе ее давал,
И сохрани ее в чуланах плоти,
Пока не утолит твой голод месть.
Ты жил надеждой, что погибнет враг,
Жди дальше, ведь теперь надежда больше.
Пусть тысяча твоих смертельных стрел
Хранит для смерти от тысяча первой
То, что по праву ей принадлежит.
Когда б другой твоею плотью был –
Зловонною, больной, рычащей плотью.
Он ничего другого бы не сделал.
Я раной был сплошной, и я кричал
Вслед флоту и вслед пенью парусов,
Я жрал стервятников, и я годами жил
Под страхом растерзанья. Я, я, я.
За ненависть сполна я заплатил,
Моя нога нащупает дорогу,
Что обещает ногу ей под пару,
Когда ее Асклепий исцелит.
Свинцовый боли вес дает ей крылья,
Приманка волочет больное мясо.
Иди, под их подошвой место есть,
Займи же место, гниль, под их подошвой,
Живи, еще пинок получишь скоро.
Приятно быть слугою кровопийц.
Пинок – их ласка, а плевок – их хлеб.
Беги же, одноногий, в грязь ложись,
Зловонье битвы вонь твою излечит.
(Идет.)
Чьи там шаги?
Одиссей, Неоптолем.
Одиссей
Они тебе знакомы.
Филоктет
Чей голос незабвенный слышу я?
Одиссей
Того, кто голос твой не мог забыть
С тех пор, как отдал коршунам его
По долгу службы.
Филоктет
Той же самой службы,
Где получил я рану.
Одиссей
И не мог уж
С такою раной выполнять свой долг.
Филоктет
Ты помнишь Филоктета.
Одиссей
Да, тебя.
Филоктет
Меня? А это – я? Кто ты такой?
Одиссей
Я Одиссей. Не притворяйся дурнем.
Филоктет
Но Одиссей был лжец. Коль это ты,