– Финли? Это ты? – спросила она.
Я скользнула ей за спину, сказала «тсс» и через ее плечо рассмотрела всех, кто стоял за прилавком. Не обнаружив там ни Минди-менеджера, ни каких-либо знакомых кассиров, я заткнула мешающие пряди за ухо.
– Прости, что мы не смогли пересечься в центре, – сказала я. – Утром у меня случился цейтнот.
– Вижу. – Теперь Сильвия изучала меня с тем же видом, с которым изучала меню. Длинным красным ногтем она поправила очки на переносице. – Зачем ты это надела?
– Долгая история.
Мои отношения с «Панерой» были сложными. Мне нравился их суп. Им не нравилось, что я выливаю его на головы других клиентов. В свое оправдание могу сказать, что Тереза первая начала, попытавшись оправдать причины, по которым она спала с моим мужем.
– У тебя что-то на брюках, – поморщилась Сильвия, указывая на волоски, прилипшие к сиропу.
Я сжала губы. Попыталась улыбнуться. Сильвия была воплощением всех ньюйоркцев, которых вы могли видеть по телевизору. Возможно, потому, что она была из Джерси. Она работала в офисе на Манхэттене. Носила туфли из Милана. Ее макияж выглядел так, будто она прилетела на «ДеЛориане» из 1980-х, а одежда – будто она сняла шкуру с леопарда.
– Готов вам помочь, – окликнул нас молодой человек из-за свободной кассы. Сильвия подошла к стойке, допросила его о безглютеновых вариантах и заказала багет с тунцом и чашку французского лукового супа.
Когда пришла моя очередь, я нашла самое дешевое блюдо – «суп дня». Сильвия протянула кредитку и сказала: «Я угощаю», – поэтому я добавила в заказ сэндвич с ветчиной и бри и еще кусок чизкейка.
Мы взяли подносы и пошли искать свободный столик. По дороге я рассказала Сильвии кровавые подробности утренних событий. Давным-давно у нее самой были дети, так что она была не совсем лишена сочувствия, но ее не слишком тронули мои перипетии матери-одиночки.
Все диванчики были заняты, поэтому мы нацелились на последний пустой столик на двоих посреди шумного помещения. С одной стороны какая-то студентка в наушниках смотрела на экран своего «мака». С другой стороны женщина средних лет в одиночестве ела макароны с сыром. Сильвия проскользнула между столами и с крайне раздраженным видом уселась на стул с твердой спинкой. Я бросила бумажник в сумку и поставила ее на пол, на пустой пятачок рядом со стулом. Женщина, сидевшая за соседним столиком, посмотрела на сумку и, моргнув, посмотрела на меня. Я чуть улыбнулась ей, потягивая чай со льдом, пока она наконец не вернулась к своей еде. Сильвия скривилась, глядя на свой сэндвич.
– Скажи мне еще раз, почему мы выбрали это место?
– Потому что нужна целая вечность, чтоб промыть раны на голове. Прости, что опоздала.
– Так что у нас с твоим дедлайном? – спросила она, запихнув в рот приличный кусок тунца. – Пожалуйста, скажи мне, что я не зря проделала весь этот путь и у тебя хорошие новости.
– Не совсем.
Она жевала и смотрела на меня:
– Скажи, что у тебя хотя бы план готов.
Я уставилась на свой поднос и принялась ковырять еду.
– Вроде того.
– Тебе заплатили половину авансом. Скажи, что скоро все будет сделано.
Я перегнулась через стол и понизила голос (спасибо, хоть студентка за соседним столиком была в наушниках):
– Сил, мои последние убийства так неоригинальны. Я становлюсь слишком предсказуемой. Будто иду по проторенной дорожке.
– Так смени подход, – она небрежно махнула ложкой. Будто придумать сюжет – пара пустяков. – В контракте не сказано, как именно все должно произойти, лишь бы все было закончено к следующему месяцу. Ты ведь сможешь это сделать?
Я отхватила кусок сэндвича, чтобы не отвечать на этот вопрос. Если сильно напрячься, я могла бы написать черновой вариант за восемь недель. Край – за шесть.
– Разве это так сложно? Раньше ты укладывалась.
– Да, но на этот раз все запутано. – Я набрала в рот супа. Картон. После развода все на вкус напоминало картон. – Убила бы за ложку острого соуса, – пробормотала я, осматривая соседний столик. Соль, сахар, перец и салфетки. И никакого соуса.
Но женщина за соседним столиком ничего не заметила. Она глазела на мою открытую сумку. Я запихнула бумажник подальше внутрь и сложила ручки сумки, спрятав содержимое от посторонних глаз. Но она продолжала пялиться, и я смерила ее ледяным взглядом.
– Что здесь такого сложного, не понимаю. Есть милая, красивая, чуткая женщина, которую нужно спасти от действительно плохого парня. С плохим парнем разбираются, наша красавица показывает всю глубину своей благодарности, все живут долго и счастливо, а ты получаешь жирный чек.
Я отщипнула кусочек багета.
– Насчет чека…
– И не думай, – Сильвия помахала ложкой. – Я не пойду просить у них еще один аванс.
– Знаю. Но приходится изучать кучу деталей, – тихо проговорила я. – Эти захудалые ночные клубы, пыточные инструменты, секретные коды… Все это далеко за пределами моего опыта. Я консерватор, ты знаешь. У меня обычно все чистенько. Ничего эдакого… Но на этот раз… – Я отрезала кусок от чизкейка. – На этот раз мне нужна настоящая бомба, Сил. Если я сделаю это, стану новой звездой этого бизнеса.
– Делай что хочешь, но шевелись. Давай уже покончим с этим и возьмемся за следующий заказ.
Я покачала головой:
– Не хочу торопиться. На этот раз все по-другому. Эти двух-, трехтысячедолларовые авансы не стоят ни времени, ни усилий. Либо в следующий раз ставки вырастут, либо я выхожу из игры, – заявила я, поглощая чизкейк. – Если все пройдет как надо, в новом контракте потребую семь-десять тысяч, не меньше.
– Отлично. Порази их наповал, тогда и поговорим. – У Сильвии завибрировал мобильный. Она поморщилась, разглядев, кто звонит. – Извини, мне нужно ответить, – сказала она, просачиваясь между столиками. Пока я извивалась, чтобы пропустить Сильвию, женщина, сидевшая рядом, снова привлекла мое внимание. Вилка застыла над миской холодных макарон с сыром, женщина разглядывала меня ужасно долго, так что я принялась гадать, не узнала ли она меня, несмотря на макияж и парик. Или, может быть, она узнала парик.
У меня еще ни разу не просили автограф. Если бы она попросила подписать салфетку, я точно поперхнулась бы. Поэтому, когда она отвела взгляд и потянулась к своей сумочке, я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. Я вернулась к поеданию сэндвича, проглядывая между тем пропущенные сообщения. Одно от Стивена: он интересовался, скоро ли я буду. Два напоминали о просроченных платежах по кредиткам. И письмо от редактора с вопросом, как продвигается новая книга. У меня было странное чувство, что за мной наблюдают, но та женщина, не поднимая глаз, что-то писала на клочке бумаги.
Через несколько минут в кафе снова застучали каблуки Сильвии. Мое сердце сжалось, когда я поняла, что она не собирается садиться.
– Извини, дорогая. Мне нужно успеть на поезд. – Она потянулась за портфелем. – Надо срочно вернуться в город. Есть крупное предложение для другого клиента, все нужно провернуть за сорок восемь часов. Надо поспешить, чтобы сделка не накрылась.
Она перекинула сумку через плечо.
– Хотелось бы, чтобы у нас было больше времени поболтать.
– Все в порядке, – заверила я ее. Но это было не так. Все было не так. – Это я виновата.
– Да, это точно, – согласилась она, надевая дизайнерские солнцезащитные очки и оставляя на меня свою посуду. – Теперь отправляйся работать над этой бомбой и дай мне знать, когда все будет готово.
Я изобразила улыбку и встала, чтобы обменяться неловкими поцелуями в щечки. Мы выглядели как подружки, которым не хочется прикасаться друг к другу. Когда Сильвия выходила, она уже снова разговаривала по мобильнику.
Я плюхнулась обратно на стул. Соседний столик был пуст – женщина ушла. Глянув вниз, я с облегчением обнаружила, что сумка с бумажником все еще спокойно стоит на месте. Тогда я убрала за Сильвией поднос с грязной посудой – отнесла его к мусорному баку, рассортировала по мусорным контейнерам тарелки и столовые приборы. Когда я вернулась, под моей тарелкой оказался сложенный листок бумаги. Я поискала глазами ту женщину, но ее нигде не было. Тогда я развернула записку.
70 000 $ наличными
Харрис Миклер,
Арлингтон,
Норт-Ливингстон-стрит, 49
И номер телефона.
Я скомкала бумажку и занесла руку над мусорной корзиной. Но знак доллара и все эти нули перед ним разбудили мое любопытство. Кто такой Харрис Миклер? Почему у него так много налички? И зачем женщина, которая сидела за соседним столиком, подбросила эту записку на мой поднос, ведь она легко могла сама избавиться от нее?
Я сунула странную записку в карман и подхватила сумку.
Снаружи было целое море машин, и полуденное солнце слепило отражениями от лобовых стекол. Я пыталась нашарить в сумке ключи, заодно вспоминая, где припарковалась. Ключи все еще не нашлись, когда я оказалась возле химчистки и запертого минивэна. Пока я ковырялась в недрах сумки, отрезанные волоски Делии щекотали мое запястье, затем к пальцам прицепился рулон клейкой ленты, которой я пробовала скрепить ее волосы. Когда я попыталась стряхнуть его, что-то словно ужалило меня. Взвыв, я выдернула руку из сумки. По пальцам текла тонкая струйка крови. Я осторожно вытащила запятнанный кровью слюнявчик, которым утром вытирала лоб Делии. Под ним обнаружился тупой кухонный нож, который я сунула вдогонку, и ключи от машины. Я приложила слюнявчик к порезу и стала ждать, пока кровь остановится, тем временем включив кондиционер на полную мощность.
Снаружи было прохладно, по-осеннему бодряще, но внутри автомобиля под полуденным солнцем воздух нагрелся, словно кипяток, и под париком голова уже вспотела и начала чесаться. Я стянула его и бросила в сумку вместе с солнцезащитными очками.
Из зеркала заднего вида на меня пристально смотрела ярко накрашенная женщина с собранными в пучок волосами. Я стерла бордовую помаду слюнявчиком, чувствуя себя самозванкой. Кого я обманываю? Мне ни за что не закончить эту книгу за месяц. Каждый день, который я провожу, притворяясь, что смогу зарабатывать на жизнь писательским трудом, только приближает меня к потере детей. Я должна была бы позвонить Сильвии прямо сейчас и все ей рассказать.