— Профессор Любомудров и его ассистенты будут вас курировать, — добавил коммивояжер.
— Что? Я не потерплю вмешательства в мои работы непрофессионалов и дураков. Я отказываюсь работать при таких условиях!
— Прекратите кричать! Хорошо, — коммивояжер устало вытер платком лоб. — Уф… Он будет наблюдать за вашими чудодействиями издали. Нам нужны гарантии, что вы будете сотрудничать с нами.
— После всего того, что вы обещали мне и моему племяннику, я дам любые гарантии. Единственное, что прошу, — после окончания операции в Карибском море оставить нас в покое.
— Дядя, сегодня утром твой покой отошел на вечный упокой, — я хмуро улыбнулся.
— Все-все, — коммивояжер миролюбиво постучал по папке. — Достаточно, считайте, что вам повезло с нами. Вам предоставлена свобода действий — в рамках этого дома и его двора. Для справки: район оцеплен спецподразделением.
— Демократическое решение, — заметил я.
— Я всегда говорил, что наука и политика… — начал дядя.
— Вас никто не спрашивает. У вас есть свободные комнаты?
— Что?
— Мы будем с вами жить, пока не закончится эксперимент, — ответил коммивояжер.
— Прекрасно! — воскликнул я.
Коммивояжер благосклонно улыбнулся.
— Меня зовут Зубрик Валентин Самуилович.
— Власов Борис Иванович, — отчеканил по-военному Черный Человек. Он вскинул подбородок, но каблуками щелкнуть позабыл.
И они развернули кипучую, оживленную деятельность…
Вот так в одно несчастливое, солнечное, весеннее утро в нашем доме начала тарахтеть, пыхтеть, раздувать пары политическая машинка — приспособление для добычи неучтенного золота конкистадоров и флибустьеров.
2
На следующий день, прильнув к щели забора, я разглядел приткнувшийся к озерному берегу большой красно-белый катер. Старая, рассохшаяся деревянная лодка, кинутая на берегу, рядом с ним казалась пескарем.
Грозным часовым на носу катера стоял крупнокалиберный пулемет — вооружение современных флибустьеров. На палубе лежали брезентовые мешки, зеленые деревянные ящики, можно было только догадываться, что в них хранится.
Возле пулемета, облокотясь на борт, стоял широкоплечий громила сержант, облаченный в пятнистую леопардовую униформу. Зеленый берет он заткнул за ремень. Сержант скучно посмотрел сторону забора, с досадой плюнул в воду и достал сигареты.
— Нехорошо подглядывать, — раздался надо мною голос.
Я отпрянул от забора. Рядом стоял, улыбаясь, дядя. Заговорщицки оглядевшись, он сунул мне в руку бронзовый скифский браслет. На нем были выгравированы несущиеся во всю прыть привередливые кони и над ними хитрое лицо царя Таргитая.
— Надень. Быстро.
— Зачем? Что это?
— У тебя вчера отняли медальон-искатель?
— Да, его забрал Черный Человек по фамилии Власов.
— Он отдал медальон Любомудрову, — дядя захихикал, — значит, в надежных руках. Ничего не поймут, я его дезактивировал. — Дядя кивнул на бронзовый браслет: — Мой подарок — браслет-детонатор. Когда будет надо, он тебя вернет.
— А когда будет надо?
Дядя пожал плечами.
— Он одностороннего действия?
— Все искатели одностороннего действия.
— А если Власов прикажет снять?
— Под рукавом он не виден.
— Но если?
— Попробуй, сними.
Я попробовал, но раз защелкнувшись, браслет не хотел покидать запястья.
— Убедился?
— Убедился, что Власов его может снять, если вырвет или отрежет руку.
— Сочини историю, ведь ты это любишь, — сказал с ехидцей дядя.
— Ночью в трейлере доставили катер, — я стукнул по забору ногой. — Там полно оружия.
— Это все из-за тебя, — обвинил дядя.
— Почему из-за меня?
— Если б не твои рассказы…
— Дядя, если б не твое изобретение и не твоя коллекция вещей из иномирья…
— Ты помогал её собирать…
— Можно подумать, что мы все время жили бы так припеваючи? Рано или поздно нам все равно бы предъявили счет.
— У них своя игра, у меня своя, — дядя улыбнулся и подмигнул.
— Что ты задумал? Они никогда не отстанут от нас. Уверен, что этот эксперимент — пробный камешек.
— Посмотрим…
— Нет, ты расскажи, что ты задумал?
— Не твое дело, — дядя отодвинул меня в сторону и заглянул в щель. Глухо забормотал:
— Они все учли. Озеро сгодится для того, чтобы превратиться в зеркальные ворота, ведущие в иномирья. Их ошибка, как и пустышки Любомудрова, что они считают прошлое живым. Что прошло, то ушло. Существуют иномирья, и если правильно рассчитать координатные точки проникновения, задать правильные параметры, то можно попасть в мир, напоминающий наше прошлое. Но похожее — не значит такое же. — Артур Львович оторвался от дырки.
— Они отрицают вероятность деления нашей вселенной на бесконечное множество параллельных миров, — в глазах дяди появились знакомые сумасшедшие искорки. — Мы — ветви одного дерева, и нам не надо лететь к звездам, когда все находится рядом. Я вывел формулу перехода из нашего мира в другую вселенную. Она однопроводима. Но я до сих пор не могу решить задачу, как из одного иномирья попасть в другое, минуя нашу вселенную…
«Понесло, — обреченно подумал я. — Отступать некуда. За дядиной спиной забор, а в дом возвращаться нет желания после того, как он подвергся интервенции. Прощайте, пасхальные праздники: крашеные яйца, гусь и шоколадный торт». Торту досталось еще вчера — коммивояжер Зубрик оказался сластеной. Его напарник Власов — любителем копченых колбас и пива.
— Ты задумался? Я к чему говорю: если наш мир занимает главное положение в оси пространственно-временного континиума, значит, он всегда постоянен и неизменен. Тогда моя формула — единственное верное решение…
Я перебил:
— Все знают, что после Эйнштейна Артур Львович Журба — второй человек. Твоя теория, как и теория вероятности, будет понятна лишь автору. Дядя, тебя срочно необходимо наградить орденом Почетного легиона, Мальтийским крестом, орденом Григория Победоносца и выдать несколько Нобелевских премий.
Дядя презрительно и величественно отмахнулся от моей лести, его нелегко сбить с гениальных идей.
— Сережа, если рассуждать логически, все миры должны пересекаться в одной точке. Скажем, единственные ворота для всех миров, или воронка, из которой можно попасть в любой другой возможный и желанный мир. Парадокс? Нет, в этом вся соль. Эрго, кроме формулы, которую я вывел, есть еще одна, универсальная. И так как все гениальное просто…
— Приятно видеть вас за работой, профессор, — к нам приближался Власов.
Артур Львович с досадой поморщился. Власов кивнул на щель в заборе.
— Видели?
— Видел, — ответил дядя.
— И как?
— Чушь собачья, — дядя заторопился к дому.
— Кстати, по вашему желанию профессор Любомудров размещен на острове в рыбачьем шалашике с двумя ассистентками.
— Я ничего не хочу о нем слышать, — крикнул дядя, скрываясь в оранжерее. Сквозь стекла поплыла размытая долговязая фигура в белом халате.
Власов расхохотался, оглянулся на меня:
— Где вы купили такого гуся? Вкусный и жирный.
— Вам понравилось?
— Очень. — Власов сунул в рот спичку, поковырялся в зубах. — А вам понравился катер?
Я пожал плечами.
— Отличное судно, напичкано самым современным оборудованием. Катер приспособлен для моря, имеет большой запас топлива, сборную мачту и парус, устойчив на больших волнах.
— Мне не интересны его характеристики.
— Жаль и зря. — Власов иронично усмехнулся, — вы зачислены на него матросом-инструктором.
— Я не буду участвовать в боевых операциях.
— Пацифист, или религия не позволяет?
— Воспитание.
— Боевых действий не будет, но ты обязан выполнять мои команды, салага.
— Каков состав команды?
— Что?
— Спрашиваю, сколько человек будет на борту катера?
— Десять, с нами двенадцать. — Власов взял меня за руку, крепко стиснул запястье. — Что это? — брови удивленно изогнулись над черными стеклами очков.
— Скифский браслет, — я успокаивающе улыбнулся. — Это мой амулет, к дядиным подделкам он не имеет никаких отношений. Вам не надо волноваться, вы отобрали у меня медальон.
— Хорошо, — Власов улыбнулся и отпустил мою руку, — пусть так и будет. — По голосу я понял, что он мне не поверил. — Идем, хочу представить тебя команде. Ровно в полдень твой дядя обещал закинуть нас в прошлое. Ты должен рассказать ребятам о том, как они будут себя чувствовать во время перехода. Успокой их.
— Тогда я не матрос-инструктор, а сержант.
— Хорошо, боцман.
В небе раздался шум вертолета. Он пролетел над нами и завис над рыбачьим островом.
— Это Любомудрову привезли аппаратуру, для контроля и замеров, — пояснил Власов. — Послушай, ты не знаешь, почему твой дядя не любит Любомудрова?
— Может быть, за острый ум? Не знаю, у них старые счеты, еще со студенческой скамьи.
3
Команда и ваш покорный слуга построились на борту катера. Лица спецназовцев окаменели. Почему-то все смотрели в сторону островка, на котором суетился профессор Любомудров с лысой, конусообразной головой, в окружении двух симпатичных молоденьких ассистенток в белых коротеньких халатиках, напоминающих нам сестер милосердия.
Мой бодрый спецназовский экипаж считал проводимую акцию засекреченным экспериментом злобных яйцеголовых ученых.
— От них все беды, — проворчал сержант, которого я видел раньше, когда подглядывал в дырку забора.
Зубрик по рации начал вести отсчет:
— Десять, девять, восемь…
Я заметил, как крупные руки Власова, покрытые непробиваемыми мозолями, впились в борт катера.
— Семь, шесть…
— Он сказал: «Поехали!», — проговорил я, улыбаясь и махая ручкой ассистенткам Любомудрова, как самый спокойный из участников экспедиционного корпуса.
— Четыре, три…
Власов оглянулся, снял очки, подмигнул ребятам, вновь нацепил очки.
Один из солдат, не выдержав воскликнул: «Черт возьми!»
Черт, в образе Артура Львовича Журбы, его услышал. Зубрик сказал: