Грянул хохот. Даже у хозяина вырвался короткий смешок, а оравший на него преподаватель смолк, и уголки губ у него смешливо задрожали. Евтюхов побелел. Схватился за торчащие дыбом волосы, перевел взгляд на улыбающегося со сдержанным торжеством стильного очкарика и…
– Евтюхов! – первым неладное заметил атаман. – Ты что делаешь?! А ну прекра…
Белый… нет, грязно-серый и от пыли, и от унижения Евтюхов вскинул автомат… и… пули полетели в толпу зрителей!
Первая ударила Вадьке Тихонову в грудь. Парня швырнуло назад, и… на его рубашке расцвело алое пятно.
– Вадька-а! – бросилась к нему сестра. Пуля попала ей в спину, алым плеснуло во все стороны, кровавыми брызгами орошая руки и лица остальных ребят. Девчонка покачнулась… замерла… ноги ее подогнулись, она зашаталась и… гневно заорала:
– Идиот! Это же не отстирывается! Ты знаешь, сколько такая футболка стоит!
– Бац-бац-бац! – Евтюхов стрелял.
– А-а-аиииии! – девчонки прикрывались от алой краски, кого-то неразорвавшийся шарик ударил по руке, раздался пронзительный крик боли…
– Мочи «физиков»! – заорали парни в балаклавах, и новые красящие снаряды полетели в толпу. – Бей их, побратимы! – Длинный нескладный парень рванул к сложенному под навесом оружию…
– Не трожь это, Лесник! – атаман кинулся к краю трибуны. – Оно же настоя…
Тот, кого назвали Лесником, вскинул к плечу трубу гранатомета. Атаман завизжал – тоненько и пронзительно, как попавший в волчью пасть заяц… Лесник нажал курок…
Но бабахнуло секундой раньше! Перила трибуны треснули – будто выстрел! – и…
– А-а-а-а! – растопырившись как жаба, атаман полетел вниз…
Лесник дернулся, труба гранатомета в его руках задралась…
Бабах! – Окутанная огнем и дымом граната вырвалась из дула… и со свистом пошла вверх, сшибая навес…
– Бабах-бах! – Разметанные гранатой доски брызнули во все стороны. Прогнивший деревянный настил подломился, и стрелок вместе с гранатометом ухнул под землю.
Трах-тарарах! Трибуна начала заваливаться набок, как подбитый корабль.
– А-а-а-а! – Зрители посыпались на кучу битой глины и досок… а сверху их накрыло грубо сколоченной платформой.
– Ложись! – заорал Тихонов и, прижимая к себе сестру, рухнул в пыль.
Вииииии… Сноп огня расцвел на фоне неба и тут же исчез за облаком пыли, а остовы ветхих стен начали оседать один за другим, словно их сбивал невидимый снайпер. Бах! Бах! Бах! Стенка, на которой еще недавно сидели зрители, осыпалась глиняной трухой, и все стихло. С моря потянуло ветерком, и облако над развалинами медленно и неохотно начало расползаться.
– Кха! Кха-кха-кха! – Надрывный кашель доносился со всех сторон.
Сквозь пыльную пелену проступили две смутные фигуры, грохнула отброшенная доска… и охранники натужно, как репку из грядки, выдернули хозяина из-под кучи глины.
– Настоящее оружие… с ума сошел?! – упираясь ладонями в колени и тяжело дыша, прохрипел тот.
– Так то ж для выставки, Валентин Афанасьевич! – донесся снизу плачущий голос.
По кивку хозяина охранники принялись разбрасывать доски и обломки глины… из-под завала показался круглый живот. Битая глина зашевелилась, и атаман сел.
– Статья двести шестьдесят третья… – Под ногами захрустели черепки – поддерживая друг друга, прибрела парочка полицейских. – Незаконное хранение оружия… Или незаконный оборот… – уже сомневаясь, пробормотал парень. – Короче, от двух до пяти лет!
– Кажется… – неуверенно пискнула его напарница.
– Какое «незаконное»?! – Атаман вскочил, обрушив лавину глины и пыли. – Побратимы привезли… в подарок!
– И вы решили пострелять из него по детям? – Преподаватель ухватил атамана за грудки… поднять не смог и принялся трясти.
– Кто ж знал, что он заряжен?! – отбрехивался атаман.
– А проверить?! Не судьба?!
– Так это… боязно… оружие все ж таки… – вдруг смутился атаман. – Не трогал никто, сюда только взяли – показать. Если бы Лесник, придурок, не схватился…
– Где этот ненормальный?! – рыкнул хозяин.
Пыль расползлась совсем. Руины у стен пансионата превратились в холмистый «пятачок», изрытый ямами и усыпанный щебнем, обломками, мелкой щепой, ломаной доской… Вадька Тихонов шарил в пыли, видимо в поисках очков. От его недавней стильности не осталось и следа.
– Повезло, что эту дрянь надели, – оттягивая край пыльной футболки с Чебурашкой, пробормотала крепкая деваха, ее наряженная в такие же полудетские вещи подружка согласно закивала. Зато Катька, разглядывая свои бриджи, всхлипнула.
Парни в балаклавах столпились на другой стороне развалин. Кажется, им очень хотелось убраться самим или, на худой конец, убрать пейнтбольные автоматы, но они не осмеливались. Только Евтюхов прижимал к себе автомат, словно любимого плюшевого мишку.
– Тут, нашли! – Охранники, как две землеройки, закапывались под свежий холмик.
– Пустите меня-а-а-а! – донесся истеричный вопль, и охранники выдернули из-под земли Лесника: грязного, расхристанного и ободранного. – Взяли, менты позорные?!
– Ментов позорных больше нет, – строго сказала полисменша. – Это позорная страница нашего прошлого законч… Ой, а что у него?
Лесник держал под мышкой саквояж. Явно старинный, с защелкивающимся замочком, в ветхом тканом чехле, из-под завязок которого проглядывала сейчас перепрелая, а когда-то наверняка великолепная кожа.
– Ты где это взял? А ну дай…
– Не дам! Это я нашел! – заорал Лесник, вцепляясь в саквояж обеими руками.
Охранники рванули с двух сторон – Лесник с рычанием вцепился в ручку… Саквояж кракнул… прогнившая боковинка отвалилась… и в пыль хлынул сверкающий поток. Осыпанные бриллиантами ордена, колье и броши; как орехи из прорвавшегося пакета, сыпались драгоценные перстни. На кучку глиняных черепков упала сапфировая диадема. Брызжа огнем бриллиантов, переливаясь сапфирово-изумрудной волной, рдея кровавым пламенем рубинов, в пыли лежала груда драгоценностей, самой скромной из которых был отделанный золотом бювар[1] с жемчужиной в защелке.
Казалось, тишину можно было пощупать руками… и даже отломить кусочек.
Захрустела пыль – хозяин вскарабкался на кучу щебня, заглянул под разбитый в щепу настил. У самых его ног открывался глубокий провал – вдоль стен тянулись остатки старых деревянных полок.
– Дом тут был, а это погреб, – заключил он.
– Дореволюционное. – Преподаватель покрутил брошенный саквояж. – С монограммой. – Он сощурился, разбирая хитрую вязь букв на замочке. – «М», «В»
– Ой! А нам сегодня рассказывали о Мишке Япончике! Ну который Винницкий[2]… – выпалила Катька. – И про атамана Григорьева[3]!
– Думаете, в Гражданскую спрятали, а вернуться не смогли? – Ребята столпились у преподавателя за спиной. Кто-то из девчонок робко потянулся к диадеме…
– Не трожь! – заорал Лесник, животом плюхаясь на драгоценности и подгребая их под себя. – Мое! Я нашел!
– Здесь моя земля! – рявкнул хозяин. – И что в ней – тоже мое!
– Извиняюсь! – влез атаман. – Мой боец нашел – значит, двадцать пять процентов его! А остальное – государству… на формирование добровольческих батальонов! У нас вон вооружение не закуплено, медикаменты…
– Правда государству? – пискнула девушка-полицейская. – Нам про клады не рассказывали.
– Не наше дело – клады! – перебил ее напарник.
– Вот именно! – рявкнул атаман. – Не боись, Лесник, мы твои права защитим!
Камуфляжники ответили слаженным гулом.
– Вот вам права! – под нос атаману ткнулась фига. – Забыл, на кого работаешь? Взять! – Лающая команда хозяина швырнула его охранников между кучей драгоценностей и претендентами. – Если что, стреляйте – отмажу! – Под прикрытием их спин он опустился на колени, сорвал с себя льняной пиджак и, по-волчьи кося глазом на конкурентов, принялся сгребать в него драгоценности вперемешку со щебнем и желто-черными трупиками то ли ос, то ли пчел… Наскоро обтер руку о штаны – трупики оказались неожиданно липкими…
Нарастающий гул походил на звук идущих в атаку бомбардировщиков. Хозяин отмахнулся от закружившей перед носом пчелы. Пронзительный девчоночий визг заставил его вскинуть голову. Сперва он не понял, что за темная тучка несется над руинам. Острая боль дернула резко и неожиданно. Хозяин с размаху шлепнул себя по шее… с опасливым удивлением глянул на размазанную по ладони пчелу… и вот тогда туча перестала гудеть и буквально взвыла! Боль полыхнула во лбу, в щеке, за ухом. Он принялся лупить себя по лицу, выплясывая в туче пчел.
– Бегом в здание! – закричал преподаватель. Вопящая толпа рванула к пансионату – камуфляжники смешались с учениками летней школы. Впереди мчалась девушка в полицейской форме, лишь изредка отставая от рыжей в камуфляжном топе, последним скакал Евтюхов. Зато Лесник кинулся назад. Будто в воду, нырнул в пчелиную тучу – заорал от боли и… рванул увязанные в пиджак драгоценности к себе.
– Стой! – Хозяин бросился за ним… пчелы полетели следом. – Держи его, парни!
Охранники неуверенно переглянулись… Пчела впилась одному из них в щеку. Вопя и отмахиваясь, оба сорвались с места. Лесник споткнулся, ноги его разъехались на битой глине… налетевший сзади хозяин прыгнул ему на спину, как обезьяна на дерево, и, не расцепляя «объятий», оба скатились в дыру старого подпола. Пчелиный рой нырнул следом…
Набежавшие охранники сиганули в подпол – вопли, ругань, звуки ударов… Охранники вынырнули из провала и помчались к пансионату. Между ними, ухваченный с двух сторон под мышки, кулем висел хозяин… прижимая к груди сверток с драгоценностями. Следом летел рой, а за ним, вопя и ругаясь, мчался окончательно ополоумевший Лесник.
– Сюда! Скорее!
Двери пансионата распахнулись, охранники ворвались внутрь, а прямо им в спины впечатался Лесник. Все четверо кубарем вкатились в холл пансионата… Лесник кинулся на хозяина, с рычанием выдирая у него из рук сверток.