Форпост — страница 6 из 12

Море

Глава 1В которой Иван отдыхает, оглядывается на пройденный путь и — словно Россия — прирастает Сибирью

Ты помнишь, как всё начиналось…

А.Макаревич

Вся весна, лето и осень прошли в страшной суете и беготне. Всё-таки строительство и переезд на новое место — это точно как половина пожара. И пусть Иван ещё и не успел как следует обрасти вещами, но всё равно — муторное это было дело.

Зато Маша расцвела!

Каждая женщина тайно или явно, в полный голос, мечтает о своём гнезде, где она смогла бы вывести птенцов. Вот именно этим Мария и занималась — обустройством семейного гнёздышка. Строители уже потихоньку стали постанывать под её чутким и мудрым руководством, достраивая новенький каменный особняк на берегу моря. Только хорошие личные отношения бригадиров: Серого и Семёныча с "самим", не позволяли хозяйке развернуться в полную силу. "Самого" хозяйка любила, уважала и всегда слушалась. Хотя и то, что в итоге получилось, впечатлило Ваню до глубины души. Признаться, когда он затевал всю эту стройку, он ожидал получить на выходе… ну домик. С забором. Да причал в затоне и сарай для лодки. И сарай для вОрота позади сарая для лодки. И всё!

А тут… Маляренко аккуратно причалил к дощатому пирсу, уходящему в затон почти на двадцать метров, и Саня шустро принялся привязывать "Беду" к торчащим из воды брёвнам. Иван снова, как в первый раз, не веря своим глазам, посмотрел на свой дом. Это был ДОМ! О таком он и мечтать не мог и в том, прошлом мире. А уж тут…

Посмотреть было на что: дощатая дорожка с пирса бежала по песку пляжа до самого лодочного сарая — монументального сооружения десяти метров в длину и пяти метров в ширину. Две каменные параллельные стены, сложенные из блоков известняка, привезённых Иваном из бывшего посёлка рыбаков, были покрыты основательной черепичной крышей. Лодочный сарай "под ключ" бригада Звонарёва сложила всего за десять дней — как потом выяснилось, дед накрутил всем хвосты, заявив, что лодка "она же из дерева, её беречь надо!", и мама Надя дала команду всячески ускорить строительство места хранения аппарата. А потом как-то само собой получилось так, что принятый ударный темп сохранился. Этому очень поспособствовала хозяйка, жёстко взяв за одно место всех мужиков разом.

За полусараем-полунавесом стоял ещё один маленький домик, в котором пока жил Борис, и в нём же был установлен ворот, с помощью которого лодку нет-нет да и вытаскивали на берег, посмотреть, что там да как.

Справа от "портовой инфраструктуры", в десятке метров, высилась громада дома. Ивану припомнилась та, первая "громада" из рощи, крытая камышом и набитая сеном, и он довольно заулыбался. Новый дом действительно был огромен!!

Звонарёв, перетерев с Марией и получив согласие Ивана, построил двухэтажный особняк. Ну как, двухэтажный… скорее, полутораэтажный. Цокольный этаж был довольно низким и с утрамбованным земляным полом. Там располагалась здоровенная кухня, огромная печка и какие-то чуланы. Была ещё комнатка для Сашки, и всё. Зато бельэтаж был хорош! С высокими потолками и просторными комнатами, которых было аж шесть штук. Зачем столько, Иван пока не представлял, но, как верно заметила жена, "запас карман не тянет", и десяток строителей, надрываясь, выстроил за четыре месяца эдакую помесь средневекового замка и курортной виллы. Осень заканчивалась, на небе вновь появились тёмные и тяжелые облака, но черепичная крыша была уже закончена, а двери — навешены, и даже ставни к окнам успели приделать. Жаль только, что стёкол нигде так найти и не удалось. Снимать окна с коттеджа, несмотря на уговоры жены, Иван не захотел, и сейчас внутри дома полным ходом шли отделочные работы. Мария каким-то непостижимым образом уговорила маму Надю задержать бригаду ещё на "самые-самые последние" десять дней, и громко матерящиеся мужики принялись штукатурить и белить стены.

Всю эту красоту обнесли довольно хилым и невысоким частоколом с плетёнкой, в самом дальнем углу двора стояла маленькая бревенчатая банька, а за ней, так сказать, "удобства".

Самым интересным в доме Маляренко было отнюдь не количество комнат, а то, что в одной из комнатушек цокольного этажа вырыли неглубокий колодец, который, несмотря на близость моря, снабжал жильцов отличной питьевой водой. На будущий сезон Иван планировал строительство двух домишек для Бориса и Александра и возведение капитальной каменной стены.

Подумав о крепостной стене, Иван, автоматом сматывающий цепи на палубе "Беды", призадумался — камня надо будет привезти столько…

"Ой, мама! Снимите с меня коньки!"

Для того, чтобы обеспечить бесперебойную работу строителей за весну, лето и осень, "Беда", с экипажем из капитана-рулевого и матроса-моториста, совершила к разгромленному посёлку рыбаков почти пятьдесят рейсов. Вывезли оттуда всё. Вплоть до самого распоследнего колышка. Сейчас, намотав по воде в общей сложности, не одну неделю, Иван только улыбался, вспоминая свои первые морские шаги.

Первый "морской" поход от любимого пляжа до затона, расстоянием в четыре километра, до сих пор снился Маляренко в кошамарных снах. Кораблик мотало и мотыляло в разные стороны, лодка плыла куда угодно, только не туда, куда было нужно. Мотор никак не раскочегаривался. Весла, суки, были тяжеленными. Парус — вообще "левым". Качка — сильной. Вдобавок ко всему, корпус лодки, хоть и отличался невероятным качеством изготовления и тщательностью подгонки досок, рассохся и весело фильтровал в трюм воду. Иван всю дорогу пробегал между рулём и насосом, проклиная себя за дурацкую мысль стать мореходом. Апофигеем всей этой катавасии стал движок, который внезапно ожил и показал такую прыть, что лодка едва не вылетела на песчаную косу. Как он умудрился тогда вырулить и попасть в затон — Ваня до сих пор не понимал. Это было чудо. Не иначе.

Дальше началась учёба. В полном смысле этого слова. Через месяц Ваня рискнул и сходил до Рыбачьего. Всё получилось. Они с Сашкой понимали друг друга с полуслова. Лодка слушалась. Дело выгорело.

— Шеф! — Саня уже перебрался на пирс. — Думаю, это всё. Шторма начинаются.

Иван посмотрел на серое небо и согласно кивнул.

— Разгружаемся, и лодку — в сарай! Двигатель посмотри. Законсервируй, как сможешь. Ну и вообще.

Маляренко сделал неопределённый жест рукой, перескочил на причал и двинул к дому. Навстречу ему, заливаясь весёлым лаем, уже спешил Бим.

"Ё-моё! И это всё, всё МОЁ!"

Смена строителей уходила в Бахчисарай завтра поутру, и женщины приготовили грандиозный праздничный ужин.

Юркина фазенда, ошарашенная мозгами и руками агронома Сергея Александровича, поднатужилась и выдала на-гора такой урожаище, что сам хозяин схватился за голову — куда это всё девать? Немного спасали рабочие, которых кормили от пуза, да два новых огромных погреба. Кузнецов постоянно мечтал вслух о том, как Иван "отвезёт всё это добро куда-нибудь на продажу". Иван отмахивался — стройка съедала всё время, но, в целом, мысль была дельная.

"Интересно, что пара этих гавриков задумала?"

Иван с любопытством поглядывал на сидевших с другой стороны стола Олега и Семёныча. Боевик и строитель сидели бок обок, частенько перешёптываясь и буравя взглядами Маляренко.

Никакой опасности Ваня не ощущал — за прошедший год он хорошо узнал этих крепких и основательных мужчин, и неприятных сюрпризов от них не ждал. Наконец Олег не выдержал и глазами указал на выход.

"Ну что ж, мужчины, послушаем вас!"

Тридцатилетний, здоровый, словно шкаф, налысо бритый Олег и толстый, бородатый и низенький Семёныч вместе смотрелись довольно комично. Но вот люди они были очень даже серьёзные и требовали к себе такого же серьёзного отношения.

Выйдя из дому, вся троица, не спеша, прогулялась к морю и устроилась прямо на пирсе. Холодная тёмная вода затона почти не шевелилась, хотя от косы доносился могучий рёв прибоя.

— Хорошее место выбрал. Шеф. — Олег старательно смотрел куда-то в сторону.

"Шеф? Интересно, интересно…"

— Значит так, — Семёныч плюнул в воду и "взял быка за рога", — мы с Олегом подумали, посовещались и решили сюда, к тебе переселиться. Примешь нас, Иван Андреич? — Бригадир заглянул в глаза Ивану, Олег тоже выжидающе обернулся.

На лице Маляренко не дрогнул ни один мускул, хотя душа запела, и захотелось подпрыгнуть и заорать: "конечно, мои дорогие, конечно же!"

— Почему? — Иван спокойно смотрел в точку за горизонтом.

— Мы там — лишние. — Олег тоже был спокоен. — Перспектив — никаких.

Семёныч горячо закивал.

— За морем — будущее. Здесь вам, Иван Андреевич, одному никак не управиться. И строиться надо, и за порядком присмотреть, и на кораблике вашем третий человек нужен.

"Прибью Сашку! Трепач муев.

Хм… уже "на вы"… быстро!"

Иван на самом деле задумался. В словах бригадира строителей был резон, но это дело надо хорошенько ПРОДУМАТЬ.

— Дальше.

— Там мне только в землекопы идти, или на лесопилку, — Олег тяжело вздохнул, — ну, не мастеровой я человек. Морду кому набить — легко, службу нести — запросто, а в земле ковыряться не хочу. Могу, но ведь так, как у того же агронома, Александрыча — не получится! А в бандиты уходить я не хочу. Я ведь человек, а не скотина какая. — Голос у бывшего омоновца был тоскливый.

"Не примет, и здесь не нужен".

— А там только и дел, что разнорабочим на побегушках у Звонарёва быть. Спору нет, он — отличный мужик, но мне-то от этого не легче. А девочки мои? Жёнами батраков будут? Попробовал джип оживить и перевозками заняться — не получилось, сдох движок совсем, окончательно. Да и машина-то эта — Стаса.

— Мы, Иван Андреевич, и там, в посёлке, всё это время без дела не сидели. Ну не десять домов построили, как запланировали, а всего четыре, но дело-то идёт. За зиму добьём. А потом? Я вот тоже за сына задумался. Полгодика ему.

— Поздравляю.

— Спасибо. А у него какое будущее? Дострою я дома, а потом? Я не знаю, чем буду заниматься, Иван Андреевич. На лесопилку или на камень только.

— А тут? — В голосе Ивана сквозила неприкрытая ирония. — А тут? Тут офисов нет. Да и дома ваши в Бахчисарае как же?

"Не примет!"

— А здесь, если я не ошибаюсь, стройки хватит и мне, и сыну моему. Порт этот только развиваться будет!

"Хм… ну-ну…"

— На будущий год ведь рабочие уже не придут.

"Та-а-ак! Интересно".

— Лужины — те ни да, ни нет. Они вроде как согласные были, что вам надо помогать до упора. Звонарёв — тот вообще за вас горой. А вот остальные мужики недовольны.

— Ага, — встрял Олег, — мы их долго убеждали, что это для них необходимо. И для детей их. Но им их хаты — ближе к телу. А наши дома там… семьи пока там останутся — с мамой Надей договоримся. А мы с Семёнычем — сюда. А будущим летом и семьи перевезём. Жена моя, Татьяна, уже согласная. Я им дом — там, они мне дом — тут. Нормальный размен.

"Не врут".

Семёныч кивнул — моя, мол, тоже согласна.

Из освещённого дома выскочила Маша и принялась высматривать в сумерках мужа.

— Я здесь, милая. — Иван помахал рукой и поднялся. — Завтра утром поговорим. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, шеф.

Амбициозность мужчин, не пожелавших гнить в болоте захолустья, а решивших попытать счастья в новом проекте, Ивану понравилась. Это были правильные люди, вместе с которыми можно чего-то добиться. Сашка и Боря, слов нет, хорошие ребята, но они… Иван, лёжа на охапке травы в своей свежевыбеленной спальне, поморщился, они так — "по хозяйству". Иван пока не чувствовал в них желания "двигаться", созидать и творить. Впрочем, и такие люди, конечно же, тоже необходимы. Как и Юра, как и агроном. Как Настя.

Ваня улыбнулся. Юрий Владимирович позавчера порадовал — Настя снова беременна.

"Пора бы уже и нам".

Иван посмотрел на спящую Машу. Дыхание молодой женщины было спокойным и ровным. Иван снова улыбнулся.

"Займусь-ка я этим вплотную! Пора. А мужики… ладно, пусть приходят"

Маляренко, довольный тем, что принципиально решил два сложных вопроса, повернулся на бок и заснул.

Новость о том, что муж наконец готов обзавестись наследником, Маша восприняла с внутренним ликованием, но, вопреки ожиданиям Ивана, без писка, визга и сюсюканья. Это Ваню, честно говоря, изрядно удивило. Женщина спокойно сверилась с календариком и нежно поцеловала мужа.

— Через неделю я буду готова. Копи силы.

— А-а-а-а! — Иван, не в силах сдержать в себе рвущееся наружу счастье, захохотал, подхватил жену на руки и закружил её по комнате. Вместе с ним, крепко обняв его за шею, счастливо смеялась Маша.

— А Олег и Николай Семёнович здесь очень даже нам полезны будут. Я вот хочу за зиму на первом этаже пол камнем замостить. — Маша мечтательно перечисляла ещё десять минут, что она хотела бы сделать в доме, и как эти ребята смогут ей в этом помочь. Иван щурился, хмыкал и улыбался.

"Домовитая!"

Маляренко припомнил жену с арбалетом в руках.

"Ну кто бы мог подумать!"

Глава 2В которой у Ивана начинается "сбыча мечт" и появляется цель в жизни

Я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться

М.Пьюзо

Третья по счёту зима сильно отличалась от двух предыдущих. Если первая была дождливой и тёплой, а вторая — сухой и холодной, то третья оказалась и сухой и тёплой одновременно. Без дождей и заморозков. Заготовленные дворней дрова совершенно не понадобились — в каменном доме было на удивление тепло и уютно, и если бы не почти полное отсутствие мебели и разваливающаяся на глазах одежда, то быт можно было бы считать устроенным.

— Ты чего такая? А?

— Какая?

— Загадочная. А? Что?

— Хм!

— Да? Да? Дааа?!

— Мгм.

— Точно?

— Мгмммм…

— Урра-а-а!

Уже целую неделю ошалевший от счастья Иван ходил с глупой улыбкой на лице. Мужики без устали поздравляли, подмигивали и ободряюще хлопали по плечу, Маша с деловитым видом перебирала тряпки, шуршала по хозяйству и вообще — всячески готовилась к расширению семьи, при этом, однако, не забывая командовать не только Борисом и Сашкой, но и недавно пришедшими с кое-какими пожитками Олегом и Семёнычем. Необжитая территория вокруг дома с кучами строительного мусора махом превратилась в сияющий чистотой двор. Запряжённые в тележку рабочие привезли ещё немного камня и крупной гальки и принялись мостить площадку между домом и лодочным сараем. Отправленный вместе с ними агроном притащил саженцы сосенок и кипарисов и взялся озеленять разбитые хозяйкой палисадники. Ваня только головой крутил, слушая, как его супруга чётко и ясно ставит Сергею Александровичу задачи. Отсель досель — цветы. Вот тут — кусты. А вот тут, тут и тут — кипарисы. И чтоб росло. И так далее. И вообще — найди и посади дикий виноград. Будем стены заплетать. Чтоб, значит, в английском стиле.

"Нет, мать, в итальянском стиле! Виноградом — в итальянском!"

Море Ивана не радовало: небольшие, но частые шторма, с рёвом бившие в косу-волнорез весь последний месяц, переросли в одну сплошную непрекращающуюся бурю, которая бушевала уже две недели и даже не думала заканчиваться. Со стороны моря постоянно доносился тяжёлый гул, словно тысячи товарняков проносились по кромке прибоя. Ветер нёс параллельно земле мельчайшие брызги, отчего стена дома, обращенная к воде, была всегда мокрая.

Маляренко провёл ладонью по влажному песчанику.

"Мда. Виноград или плющ тут точно не помешают".

Укутавшись поплотней в старую кожаную куртку и помянув добрым словом Иваныча, Маляренко двинул в дом.

"Home. Sweet home!"

— Марья! Ужин!

Проснувшись ещё затемно, Иван понял, что оглох. Вокруг стояла нереальная тишина. Спросонья Ваня испугался. Сердце заколотилось в груди и, мгновенно прогнав остатки сна, мужчина вскочил с ложа.

Тик-так, тик-так.

"Фух! Часы"

Во сне что-то неразборчиво пробормотала Маша. Где-то скрипнула под напором ветра дверь.

"Не может быть!"

Маляренко подскочил к окну и распахнул ставни. Горизонт на востоке едва начал сереть, но Иван прекрасно рассмотрел море. Тихое и спокойное, оно ничем не напоминало вчерашнюю буйную стихию. Шторм закончился.

Переговоры в Бахчисарае насчёт дальнейшего строительства, к полнейшему изумлению и Ивана и приехавшего с ним Олега, оказались совсем непростыми. Почти все "рядовые" мужики организовали профсоюз. За Стасом, помимо Звонарёва, Дока, мамы Нади и Анюты, не было никого. Жители посёлка, признавая заслуги Семьи, тем не менее, со всей любовью и уважением, популярно объяснили Лужиным, что они не являются их собственностью и отказались уходить на работы к морю "за так". На вполне резонный вопрос Ивана насчёт оснащённой именно им кузницы и мастерской, лидер профсоюза, тот самый качок Андрюха, не менее резонно ответил, что это всё — собственность семьи Лужиных, которую они свято чтут и уважают. Вот, типа, "пусть Стас с дядей Герой вам дома и строят".

Глядя, как наливается кровью лицо его служивого, Маляренко успокаивающе похлопал Олега по плечу. Переход к рыночным отношениям в посёлке завершился, и бороться с этим было бесполезно.

"Но Стас-то, каков, а! Молодец! Держит себя. Понимает, что кулаками ничего тут не добиться"

— Ребята. А вы — молодцы. — Иван уважительно поднял большой палец. Олег и Стас растеряно переглянулись. — Тот, кто себя уважает, и от остальных уважения достоин.

Андрюха неуверенно заёрзал — от Маляренко он ждал другого. Разборок и наездов. Кемеровчанин ждал этого со страхом, но отступать ему было некуда — жена на сносях и никаких жилищных условий.

— Ну, на нет — и суда нет. — Маляренко широко и "искренне" улыбался своей фирменной "мёртвой" улыбкой. Деятели профсоюза побледнели — среди малознакомых с ним людей у Ивана была репутация непредсказуемого отморозка. Не обращая больше никакого внимания на десяток притихших мужиков, Иван повернулся к Звонарёву.

— Как дом, семья, сын? Как Ксюша?

Из дальнейшего публично громкого диалога все присутствующие уяснили, что, во-первых, Звонарёву-младшему срочно нужен крёстный отец. Тут Сергей Геннадьевич обвёл всех взглядом а-ля "только попробуйте косо на мою семью посмотреть!" Как относится к своему первому крестнику Маляренко — знали все. Дураков здесь не было.

Во-вторых, из неторопливого диалога "на публику" выяснилось, что первый заместитель мамы Нади вовсе не прочь стать самым крупным владельцем недвижимости в Крыму, ибо и большой дом Олега в "кремле", и дом Семёныча, "в престижном пригороде" — очень даже лакомые куски. Олег, напряжённо стоявший за спиной шефа, с заметным облегчением выдохнул — лично за Звонарёвым точно не заржавеет. Народ вокруг заволновался. И Лужины, и все остальные. Каждый из присутствующих явно имел свои виды на эти два прекрасных больших обжитых дома.

В-третьих, Маляренко и Звонарёв пришли к выводу, что было бы неплохо всё-таки дом Семёныча "продать". Например, за стройматериалы и их доставку. За каменные блоки и сосновые брёвна. И за кипарисовые доски. На этом месте диалога Серый отметил чрезвычайную важность тех пил, которые в посёлок доставил Иван. А поскольку самодельная пилорама, работающая от водяного колеса, находилась в полной собственности Звонарёва, то с его стороны было бы огромным свинством не сделать "моего лучшего друга Ивана" совладельцем данного предприятия. Лужины громко выдохнули, мужики зашептались, а Ваня отмутил себе неиссякаемый источник пиломатериалов.

"Серый, ты — умница!"

— Знаешь, Стас, честно тебе скажу. Я тебя по-настоящему зауважал. — Иван первым протянул руку. — Ты, парень, сильно повзрослел.

Ужин у Звонарёвых удался. И поговорили, и выпили, и закусили. А ещё — дружно посмеялись над своими пустыми и никчёмными страхами. Доверительные и открытые отношения никуда не делись.

А утром Ивана нашёл Андрей и предложил поговорить насчёт дома Семёныча и доставки стройматериалов.

Через неделю к усадьбе Маляренко пришла первая смена строителей.

Опять, как и год тому назад, строительство началось с суеты и беготни — надо было раздать кучу указаний и проконтролировать кучу дел. Побегав в бешеном темпе по растущей территории своей усадьбы и порта пару недель, Маляренко окончательно задолбался и, свалив все заботы на Семёныча, принялся готовить к походу лодку.

Первый, по-настоящему большой поход на "Беде" состоялся лишь через месяц, когда весна окончательно вступила в свои права, а море — полностью успокоилось.

Из затона вышли на вёслах. Медленно, зато верно. Моторист Сашка был довольно щуплым, хотя и жилистым парнем, поэтому пару Олегу пришлось составить лично капитану.

— И, раз!

— И, раз!

— Сашка, когда ты уже свою бандуру раскочегаришь, а?

— Греется уже!

— И, раз!

Спор о том, куда плыть не утихал несколько дней. Олег и Саша тыкали пальцем на юг, в сторону гор, и утверждали, что там природа и климат лучше, и люди там точно должны быть. Маша и Борис им возражали, заявляя, что на плоском берегу будет проще разглядеть поселения, тем более что бинокля у них нет, и поэтому надо двигаться на север. Оставшись наедине, Иван просто бросил монетку — выпал юг.

Двигатель понемногу раскрутился, и лодка заметно ускорилась. Работала эта штука почти бесшумно и без всякой вибрации, выдавая скорость приблизительно в девять километров в час. Волна была совсем небольшая, и восьмиметровая лодка уверенно шла навстречу солнцу. Олег валялся на палубе, смазывая жиром мачете, Сашка напросился рулить, а Иван, велев мужикам поглядывать на проплывающий по левую руку берег, завалился спать. Дорога до бывшего посёлка рыбаков занимала пять часов, была отлично известна и никакого интереса у капитана не вызывала.

— Мама, а можно я птичек хлебушком покормлю?

Маленький Ванечка стоял на корме прогулочного теплохода, крепко держался за мамину руку и смотрел на висящих в воздухе чаек. Крикливые птицы ловко ловили кусочки хлеба, которые им кидали люди. Самые наглые умудрялись выхватывать пищу прямо из рук. Стоявшую рядом с ним женщину Ванечка не видел, всё его внимание было поглощено диковинными белыми птицами. Но он маму ЧУВСТВОВАЛ. Тёплая и ласковая ДОБРОТА нежно потрепала малыша на макушке.

— Конечно, милый.

Родной запах на секунду затмил запахи моря и ветра.

— Мама?

Иван резко, рывком сел и продрал глаза. Сердце снова, как тогда, в прошлый раз, гулко бухало в груди.

"Это знак. Всё будет хорошо!"

Маляренко задумался, вспоминая эти два года своей жизни.

Сначала он просто выживал. Физически. Потом вживался в социум. Потом изменил социум под себя. И ни разу, при этом, никого не предал, ни разу просто так никого не обидел.

"Я — хороший человек? Я — правильный? У меня есть семья, дом, дело. Даже родня появилась. Вокруг меня живут мои люди. Я им нужен? Наверное, да. Программа минимум выполнена. Почти. Осенью совсем будет выполнена. Что дальше? Просто жить?"

Бездонное синее небо притягивало взор. Ивану казалось, что он сейчас упадёт вверх. "Просто жить" почему-то не хотелось.

"Цель. Мне нужна цель в этой жизни. Прошлую жизнь я уже прожил впустую. Хватит!"

— Вот, Сашок. Шах тебе и мат! — Радостный бас Олега вернул капитана к действительности.

"Я подумаю об этом завтра".

Путешествие на юг прошло впустую. Собственно, Иван и не надеялся, вот так сразу найти кучу контрагентов, с которыми можно будет вести выгодную торговлю. Или просто переселенцев. За три дня, не торопясь и останавливаясь на ночь у берега, Маляренко добрался до самой южной оконечности полуострова. Дальше путь лежал на восток. Берег из просто гористого превратился в самый натуральный горный хребет, высота которого, даже у Ивана вызывала искреннее уважение. Все склоны были так густо облеплены растительностью, что толком разглядеть землю никак не получалось. И нигде ни дымка, ни блеска стёкол. Ничего.

Вечером, похлебав супчику и прикинув имеющиеся запасы еды и воды, Маляренко решил пройтись ещё немного дальше на восток, вдоль берега. Места здесь были обильные и для жизни очень даже приспособленные, и в глубине души Иван очень надеялся хоть кого-нибудь встретить. Потому как, кому, нахрен, нужен порт, если он, этот порт, на всём белом свете ОДИН? Прошарашившись у южных берегов ещё пару дней и так никого и не встретив, горе-путешественники повернули домой.

Первый блин вышел комом.

Олег сидел на палубе, молча поглядывая на шефа. Этот человек, который дал ему и его семье будущее, вызывал в душе мужчины противоречивые чувства. С одной стороны — благодарность за жизни дочерей и жены, а с другой — было у бывшего прапорщика чувство, что он связался с чем-то, что ему не по зубам. Это — как ручной лев. Сегодня добрый-добрый, а завтра голову оторвёт. И понять его, предугадать его действия было совершенно невозможно, а ещё шеф частенько "зависал" с отрешённым видом, о чём-то тяжело задумавшись. Лицо его при этом изменялось так, что двухметровый милиционер в эти минуты мечтал только об одном — оказаться от него подальше. Иван, уставившись стеклянными глазами за горизонт, что-то шептал себе под нос и ласково поглаживал рукоятку мачете, явно кому-то обещая нечто очень нехорошее. Омоновца передёрнуло.

"Хорошо, что это не я!"

Олег был из той породы людей, которых принято называть "честный служака", сначала он тянул лямку в армии, потом — в ОМОНе, а потом попал сюда. Где каждый сам за себя и нет СИСТЕМЫ. Никакой системы. Что делать и как себя вести в новых условиях, Олег не понимал. И вот он снова на службе. Бывший прапорщик подтянулся, выкинул все мысли из головы и "автоматом" оправил свою заношенную одежду. Шеф был рядом, и надо соответствовать.

— Кхм. Иван Андреевич, а какие у нас планы на лето?

Из рулевой рубки с интересом высунулся Сашка.

— Да. Мне тоже интересно.

Иван долго молчал. Так долго, что мужики уже и не надеялись получить ответ.

— Планы? Мои планы? — Иван, прищурясь, посмотрел на Олега. Эти мужчины составляли его ближайшее окружение, и с ними планами поделиться стоило. Маляренко припомнил экзамен на зачисление у Ермакова. Экзамен на профпригодность у Николая. Сейчас ему предстояло сдать самый тяжёлый экзамен. Экзамен на право НАЗЫВАТЬСЯ шефом. По факту он им был, но…

"Как там китайцы говорят? Несказанного — не существует? Я придумал себе цель в жизни, мама. Даже если я её и не добьюсь, я всегда буду к этому стремиться".

— Планы простые, парни. Первое — не утонуть.

Мужики заулыбались.

— Второе — искать людей, а через них — прибыток нашим семьям. Да и тебе, Саш, женщину найти надо. И Борису с агрономом.

Сашка заулыбался в два раза шире и бодро закивал. Женщина ему нужна была очень-очень. Хозяйка, привыкшая передвигаться по усадьбе и дому в очень легко одетом виде, измотала парню нервы по самое "не могу".

— Третье — самим кому-нибудь не попасться. А то схарчат и не подавятся. Лодка — это слишком лакомый кусок.

Олег мрачно кивнул. За имущество шефа и будущее своих дочерей он готов был драться насмерть.

"Блин! Косяк! Арбалет-то — в рубке! Надеюсь, шеф не заметит".

Ваня поймал взгляд прапора и понимающе усмехнулся — Олег понурил голову.

— Больше такого не повторится.

"Служи, служивый!"

— Хорошо. Но всё это — не главное. Ни наши жизни, ни лодка, ни прибыток и достаток семей.

Лица экипажа выразили полное непонимание.

"Несказанное — не существует".

— Калиточку искать будем. Калиточку домой.

Глава 3В которой Иван убеждается в правильности своих решений, которые, наконец-то, начинают приносить прибыль

— Эй, ты! Шпрехен зе инглиш?

— Ну-у-у-у, шпрехен.

М/ф "Мадагаскар"

Первый поход показал слабые места в подготовке и экипировке экспедиции.

Во-первых, начисто отсутствовали средства наблюдения. У одного из ребят, живших в Бахчисарае, был слабенький китайский бинокль, но продать или обменять его он наотрез отказался.

Во-вторых, карты, имевшиеся у Ивана, подозрительно неточно показывали береговую линию. Покумекав, мужики пришли к выводу, что уровень моря заметно изменился. Агроном, припомнив уроки географии, высказал идею, что Крым теперь — остров.

"Остров Крым. Где-то я это уже слышал".

И самое главное — ни у кого не было ни малейшего представления, где надо искать. Прошлая экспедиция, направленная монеткой, это красноречиво доказывала. По прибытию в порт, отныне именуемым гордым именем Севастополь, произошла очередная планёрка из серии "мы посовещались, и я решил". На этот раз все без исключения тыкали пальцем в северном направлении, уверяя шефа, что уж там-то точно "абсолютно точно всё будет, зуб даю!". Иван поморщился. Эти горе-советчики вечно советовали не то, что нужно.

— Так. Хватит. Сядьте там и слушайте сюда. — Цитата из Жванецкого выскочила сама собой. Судя по полуулыбке, понял шефа только Юра. Народ примолк.

— Пойдём снова на юг. Сами, может, и не разглядим ничего, но, может быть, дадим возможность увидеть НАС. Поплывём медленно. На корме устроим дым. Олег, озаботься сырой травой. Ночью, на стоянке, будем факелы жечь.

Маша тревожно посмотрела на мужа. Маляренко мягко улыбнулся.

— Мы аккуратненько.

Травы и камыша погрузили целую копну. Плюнув на вёсла, Иван велел Сашке сразу начинать "кочегарить" движок — идти на вёслах пару километров по затону не хотелось абсолютно. Несмотря на раннюю весну, солнышко припекало нещадно, и ворочать тяжеленные дубовые вёсла не было никакого желания. Провожающие дружно столпились на берегу и пирсе и пожелали счастливого пути. Потом, обождав пару минут, пожелали ещё раз. Через пять минут томительного ожидания Маша ещё разок послала воздушный поцелуй мужу и ушла домой. Ещё через пять минут на пирсе возле намертво стоявшей лодки остался лишь верный Бим.

— Сашка!

— Греется, Иван Андреич, греется!

Мысль о том, что можно попробовать "засветиться", оправдала себя на все сто процентов. Снова, как и в прошлый раз, "Беда" дошла до южной оконечности острова и, повернув налево, устремилась на восток, вдоль горного хребта. Все запасы травы и камыша сожгли уже через два дня пути, так что пришлось искать укромную бухту, высаживаться на берег и заниматься сенозаготовками. Эта непредвиденная операция отняла у Ивана два дня, но дело того стоило.

— Шеф, — Сашка, вылезший из трюма, выглядел весьма озабоченным. — Там один бочонок с водой протёк. Так что у нас только полбочонка осталось!

"Вот тебе, блин, и космические технологии!"

— Уронил, небось?

— Да что вы! Иван Андреевич!

Маляренко с досадой оглядел неторопливо изменяющиеся виды берега. До него было рукой подать — метров двести. Можно было рассмотреть каждую сосенку, каждый кипарис. Кроме них, на склонах иногда встречались здоровенные раскидистые деревья неизвестного вида. Наверное, агроном смог бы их узнать, но его тут не было. Лодка бодро шла вперёд, море было спокойным — плыви себе и плыви. Иван скрипнул зубами.

— Олег, разворачивай! Идём домой.

"Что за невезуха!"

Солнце падало в море, отчего, казалось, вода горела огнём. Иван на секунду представил себя средневековым пиратом.

"Ёлки-палки, какая непредсказуемая штука жизнь! Офис, квартира, одиночество. И вдруг — БАЦ! И я — капитан. Плыву совершать географические открытия. Охренеть!"

Лодка шла почти бесшумно, только немного поскрипывала палуба, когда по ней вышагивал мающийся от безделья Олег, да волны негромко бились в борт. Маляренко, убаюканный, монотонным движением, совсем уж было собрался отдать приказ становиться на ночёвку.

— Сашка, глуши…

Два выстрела разорвали тишину, словно гром.

— Ложись!

Иван ничего ещё не успел понять, а Олег уже сбил его с ног.

— В трюм! Сашка — гони, бля! — Прапорщик зашвырнул шефа в открытый проём трюма и рыбкой нырнул следом. — Сашок, пригнись и не высовывайся!

— Это в нас стреляли? Все целы? Олег?

— Норма.

— Саня?

— Я тут. Всё в порядке.

— Я посмотрю.

— Сиди ты! — Иван отпихнул от проёма Олега и осторожно выглянул. Лодка, с закрепленным штурвалом продолжала сама собой плыть на запад, мимо берега. Стволы сосен, густо облепивших высокий склон, в закатном солнце казались ярко оранжевыми, а хвоя — жёлтой.

— А-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а!

У самой кромки воды, на камнях, суматошно прыгал человечек, размахивая зажатым в руках оружием. Подняв ствол, человек снова дважды пальнул в воздух. Рядом с Иваном, тяжело дыша, появился Олег. В руках у него уже был заряженный арбалет.

— Похоже, просто внимание привлечь хочет.

— Похоже на то. — Иван предостерегающе положил руку на плечо служивого и осторожно приподнялся над фальшбортом.

— А-а-а-а-а-а-а-а!

Человечек, увидев Ваню, осторожно положил оружие на камень и принялся усиленно орать нечто непонятное, при этом размахивая руками, словно мельница.

— Сашка. Стоп машина! Олег, не высовывайся. Тебя не должны видеть.

Впрочем, бывший омоновец уже и сам это сообразил и растянулся на палубе, подтянув к себе поближе арбалет и мачете.

— Сашка. Якорь.

Иван изо всех сил всматривался в берег. Солнце ушло за горизонт, и быстро наступающие сумерки мешали как следует рассмотреть, что же там происходило.

Увидев, что лодка остановилась, маленький человечек заметался по берегу, что-то крича. Усилившийся ветер свистел в ушах и сносил звуки в сторону. Понять, о чём им кричали, было невозможно.

— Чего это с ним? — Сашка с любопытством разглядывал незнакомца.

— Похоже, плыть собирается. — Иван скосил глаза на Олега. Тот с готовностью кивнул, мол, я наготове.

— Саша, приготовь-ка камеру с верёвкой. На всякий случай.

Человечек быстро разделся, сделал небольшую разминку и сиганул в воду.

— Доплывёт?

— Захочет — доплывёт. Олег, поднимайся. Этот товарищ ружьецо на берегу оставил.

— А если…

— А если бы нас хотели перестрелять, то давно уж перестреляли бы. Есть там у него напарник или нет — уже не важно.

Олег вздохнул.

— Это точно. Судя по звуку — у него что-то автоматическое. Но не "калаш" точно. Импорт. Триста метров это для таких аппаратов — не расстояние. А уж если с оптикой…

Человечком оказалась совсем юная девица. Коротко, по-мальчишечьи, стриженная, загорелая и худая. Триста метров по открытому и всё ещё довольно холодному морю она проплыла, на неискушённый взгляд Ивана, ну очень быстро.

— Ни хрена себе, это ж — баба!

Повинуясь приказу шефа, Саша с огромным энтузиазмом выбросил за борт автомобильную камеру с привязанной к ней верёвкой. Пловчиха сообразила, что лестницу ей не подадут, вцепилась в спасательный круг, натянула его на себя и принялась судорожно дышать. Воздух с хрипом и свистом вырывался из её глотки, девушка явно была не способна вымолвить ни слова. Иван припомнил рассказы Маши о болезнях, сопровождавших её группу, и присмотрелся внимательнее: кроме излишней худобы, лицо и руки ничем особым не отличались.

— Ну, привет. Ты кто?

Девчонка замерла. Даже дышать перестала. В её глазах на миг промелькнула растерянность.

— Вас?

— Вася? — Иван удивлённо посмотрел на "Васю". Та немедленно разразилась длинной речью на немецком языке. По-немецки Ваня не понимал, но не узнать язык было невозможно.

— Гансуха! — Маляренко удивлённо присвистнул. Все, кого он тут встречал, были или русскими, или русскоязычными.

— На борт просится. — Олег внимательно наблюдал за тёмным берегом. — Мля, не видать ни хрена. Что делать будем?

Немка, болтавшаяся за бортом в холодной воде, жалобно залепетала и указала пальцем на лодку.

"Ну ты, "Вася", шустрая!"

— Сашка! Факел!

— Олег, отложи арбалет и тащи верёвку. Вытяни её из воды, но на палубу не вытаскивай. Мало ли. Сашка, твою мать, факел где?

Внешний осмотр "Васи" никаких подозрительных язв или пятен не выявил. Впрочем, это могло ещё ничего и не значить. Девушка покорно и молча болталась над водой, пока Иван дотошно её рассматривал, подсвечивая себе факелом. Красивая, стройная девчонка. Излишне плоская. Рёбра торчат, как у цыганской лошади. Мосластая и ноги "от ушей". Представить себе такое Ивану было трудно, но, пожалуй, эти ноги были даже длиннее, чем у Марии.

— Ладно. Затаскивай.

Олег поднатужился и одним рывком втянул озябшую пловчиху на палубу. Немка оказалась тощей, высоченной моделькой лет двадцати. Замёрзла он капитально — озноб колотил её так, что всё тело ходило ходуном, а зубы стучали так громко, что заглушали всё вокруг.

— Ну что, парни. Кто у нас тут полиглот?

Из немецкого Иван помнил лишь расхожие фразы из фильмов про войну.

— Хенде хох!

Немка явно испугалась, но, тем не менее, послушно задрала руки. Следом немедленно влез Олег.

— Гитлер капут!

Немка от удивления даже перестала стучать зубами. Парни дружно расхохотались, а "Вася" неуверенно заулыбалась и опустила руки. Своей почти полной наготы она совершенно не стеснялась и, усиленно растирая себе ноги, снова начала что-то лопотать.

Олег сразу заявил, что никаких языков, кроме русского и плохого русского, он не знает. Саша задумчиво сказал, что сначала учил английский в школе, а потом в институте и… в общем, "нет, не владею". Иван припомнил свои переводы сопроводительной документации к импортным продуктам и приступил к расспросам.

Девица, замотанная в кусок брезента и залитая горячим чаем, ожила и, путаясь в английских словах, принялась о себе рассказывать.

— Утро красит, нежным цветом… или светом? — Настроение у Ивана было просто отличным. Если эта "Вася" с русским именем Таня не наврала, то их ждёт обалденно большой приз. Гран-При, так сказать. Целый, в смысле поломанный, транспортный самолёт бундесвера. А Танька эта оказалась самой натуральной военнослужащей, отправленной начальством послужить фатерлянду и антитеррористической коалиции на авиабазе в Киргизии. Самолёт, доверху набитый всякими невоенными грузами, вроде обмундирования, мыла и прочих памперсов, спокойно пересёк воздушное пространство Украины, но над Россией попал в жуткую грозу и оказался неизвестно где. Пилоты четыре часа мотались над непонятно откуда взявшимся морем, пытаясь сориентироваться, а потом, заметив тёмную полоску гор на горизонте, на последних каплях горючего дотянули до земли, где и сели. Ну, как сели… гробанулись, одним словом. Из пятнадцати человек бывших на борту, после приземления осталось в живых только трое. Из которых только Танька и могла передвигаться. Двое инженеров по водоочистительному оборудованию, которых ждали в Афганистане, сильно переломались и до сих пор лежали. Ванина идея с сигналами сработала — именно по дыму Танюха их и обнаружила. К сожалению, она не успела на берег, когда "Беда" шла на юг, подавая дымовые сигналы, но, подумав, девчонка сообразила, что "мейби ю вилби бяк". И через четыре дня её ожидание увенчалось успехом. Самым интересным в Танином рассказе было то, что залетели сюда эти "дойче зольдатен" всего два месяца тому назад! Хотя дата их пропажи "там" совпадала с датой пропажи Ивана с точностью до минуты.

"Неизвестные явления природы, иху мать!"

— Сашка, да отлипни ты от неё! Успеешь ещё знаки внимания оказать!

— Иван Андреич! Я её русскому обучаю!

— Тьфу, зараза! Никуда она от тебя теперь не денется. Если глупить не будешь и думать будешь башкой, а не яйцами! И ещё — никакого насилия! Понял?

— Иван Андреич! — Александр обиженно засопел.

Слова босса возымели действие и моторист, поулыбавшись на прощание, занялся своими прямыми обязанностями.

Лодка встала на якорь всего в тридцати метрах от берега. Олег, ещё раз недоверчиво оглядев сосновые заросли, аккуратно скатал одежду и поплыл к берегу, держа узелок над головой.

— Давайте! — Голый Олег схватил вожделенный автомат, повертел его в руках, чем-то там щёлкнул и присел на одно колено, наведя ствол на склон горы. Ваня в своих силах не был настолько уверен, поэтому поплыл на камере. Таня же, украдкой стрельнув глазами на Алекса, быстро стянула с себя брезент и сиганула следом за "Russische Kapitдn".

Самолёт лежал в микроскопически маленькой горной долинке всего в получасе ходьбы от бухты. Иван искренне зауважал пилотов люфтваффе, решивших садиться ЗДЕСЬ. Фюзеляж самолёта был почти цел, только морда разбилась всмятку, да ещё оторвало крылья и хвост. Лётчикам не хватило чуть-чуть — полянка, заросшая кустами, оказалась слишком короткой. Под боком у туши фюзеляжа, приютились три маленькие, песчаной расцветки палатки, чуть дальше идеально ровным рядком виднелись идеально насыпанные могильные холмики. На них были установлены идеально ровные кресты.

"Тьфу, бля! Орднунг!"

Таня решительно обогнала мужчин и что-то закричала. Ей ответили. Измождённый мужик лет пятидесяти, совершенно гражданской наружности, со стоном опустил автомат. Ноги его были плотно примотаны к доскам. Второго выжившего инженера нашли в палатке. Мужчина был без сознания.

— Шеф! Да это просто праздник какой-то! — Олег вынырнул из распотрошенного контейнера с комплектом обмундирования светло-песчаного цвета. На шее его болтался автомат.

— Шеф! Можно?

"Соблюдает! Молоток, парень".

— Одевайся. И мне подбери по размеру, и Сашке. Нечего нам в обносках ходить.

Олег радостно матюгнулся и снова исчез в самолёте. Иван призадумался. Плюсов в этой находке было много. Очень. Только оружия собрали — четыре пистолета и два короткоствольных автомата с оптикой. Правда патронов к ним было совсем мало — Таня, выпучив глаза, рассказывала о puma. И ещё очень натурально изображала медведя. Франц согласно кивал, показывая рукой на ближайшие заросли.

— Олег. Хватит рыться. Пакуй всё. Закрой контейнеры. Возьми носилки — нам этого фрица до лодки тащить. — Ваня вынул из прихватизированного баула пистолет и отдал его Тане.

— Жди здесь. Э-э-э-э… Ахтунг, в общем.

А минусы… А минусов — не было! Маляренко представил счастливые глаза жены и издал победный вопль.

Все затраты и усилия окупились сторицей.

Глава 4В которой Иван кардинально и окончательно решает вопросы безопасности своей семьи

Он верный друг и страшный враг.

С.Г. Звонарёв, строитель, бизнесмен.

— Иван Андреевич, вы, конечно, человек авторитетный… — Мама Надя с сомнением поджала губы. Для неё это было выражение крайней степени неудовольствия.

"Угу, как там было… "ты, Доцент, вор, конечно, авторитетный…"

Ваня зажмурился от удовольствия. Сидеть под большущим тентом на удобнейших раскладных креслах было чертовски приятно. Особенно, если учесть, что тент стоял на НАБЕРЕЖНОЙ — часть берега возле пирса Мария велела очистить, замостить и озеленить. И сложить из камня стационарный мангал. Хозяин, когда вернулся из своего второго южного похода, на какое-то время потерял дар речи. Это было очень круто. Это был показатель. Иван впервые почувствовал, что он здесь, в этом мире, не только прекратил "выживать", но и стал просто жить в своё удовольствие! Да что там — он стал получать от этой жизни просто-напросто курортные блага! Посидеть вот так, тихо, по-семейному, вечерком на пляже у моря, под шашлычок и кувшинчик бражки — милое дело!

С тех пор как Иван объявился в порту вместе с тремя немцами и кучей разного барахла, прошло уже два месяца. "Беда" сделала уже пять рейсов за имуществом германской армии и сейчас, ведомая эрзац-капитаном Алексом и его юнгой Таней, совершала шестой. Рабочие, вкалывавшие на строительстве домов для Олега и Семёныча, увидав на моряках новенькую форму и, самое главное, шикарные тяжёлые ботинки, резко ускорили работы. Шеф, окинув мудрым взором заложенные фундаменты, с барского плеча пообещал каждому, кто себя проявит на трудовом фронте, по точно такому же комплекту. Энтузиазм подскочил сразу на триста процентов. За три года жизни в диком мире проблема с одеждой почти для всех стала очень актуальной. А про обувь и говорить было нечего — это была просто беда. Гонцы, отправленные за Доком, растрезвонили об Ивановом хабаре на весь Бахчисарай, и через три дня к порту пришло ещё пятнадцать человек, сильно желавших поработать на Маляренко.

Надо сказать, что Иван, раздавая рабочим одежду и обувь сверх обещанного, не только стимулировал их к трудовому подвигу, но и, самое главное, заботился об этих людях. Зимы, как ни крути, были прохладными и людей, даже чужих, следовало беречь. Да и отношение бахчисарайских ребят к Ивану, и без того опасливо-уважительное, стало совсем уж трепетным. На Семёныча, Борю, Сашку, Агрономыча и Олега смотрели с откровенной завистью.

Док, обалдевший от немыслимого количества лекарств и прочих медицинских прибамбасов, смог спасти Франца, заново переломав и сложив ему кости и заодно вычистив от осколков раны. И хотя замотанный по уши немец до сих пор лежал и не вставал, но он медленно и уверенно поправлялся. Со вторым инженером чуда не произошло. Как Док потом объяснил — Таня перекормила несчастного антибиотиками, начисто убив его иммунитет. И, кстати, об антибиотиках, не желает ли Иван Андреевич поделиться фармакопеей с ним, с Доком, исходя, так сказать, из гуманитарных соображений?

Иван не пожелал и, вручив опечаленному Доку пару отличных ботинок, отправил того обратно в Бахчисарай.

Потом, на новеньком, "в масле", ослике, в порт приехал Стас и попробовал выпросить пистолет. Иван презентовал ему очередную пару ботинок и сделал вид, что не понимает, о чём речь. На заднем плане внушительно дефилировал вооружённый автоматом Олег.

И вот сейчас, через два месяца после начала всей этой кутерьмы, в Севастополь явилась тяжёлая артиллерия в виде деда и мамы Нади.

Мама Надя надавила больнее всего. Она надавила на совесть Ивана, рассказав ему о бедных, раздетых-разутых детях. Маляренко "поплыл". К такому бабьему прессингу он не был готов абсолютно. Как всегда, в трудную минуту на помощь пришла жена. Выпятив свой, пока ещё небольшой животик вперёд, она доступным и простым языком посоветовала маме Наде "на чужой каравай…" и так далее. И вот мама Надя делала последнюю попытку выпросить у Ивана кое-что по списку Дока.

— Надежда Фридриховна, — Иван был безукоризненно вежлив, ибо он понимал, как нелегко этой гордой женщине ПРОСИТЬ, — конечно, вы, лично, получите от меня в подарок, некий минимум лекарств…

Загоравшая по соседству Маша негодующе фыркнула, но перечить мужу не посмела.

— … но, конечно, не столько, как просит ДОК.

Надя благодарно улыбнулась — Иван спасал её реноме. Вокруг была куча "греющих уши".

Самым "конкретным пацаном" оказался дед Федя. Он выяснил у Семёныча, что тому нужно для стройки, поторговался и, взяв авансом десяток тонких шерстяных одеял, уехал домой выполнять заказ. Стройка из разряда "ударной" перешла в "сверхударную".

— Ванечка, — Маша ластилась, как котёнок, водя рукой мужчины по своему животику, — а когда дед мебель привезёт?

— Ну, — Иван сонно повернулся на бок, — месяц где-то… спи!

— А когда у нас электричество будет?

— Будет… — Иван зевнул. — Спи!

Утро началось с переполоха. В усадьбу прибежала измученная Светлана и сообщила, что на посёлок снова напали "эти уроды" и едва не украли нескольких женщин. Стас с отцом, с Серым и оставшимися мужиками сумели отбиться, но почти все они получили ранения. Даже Док. И что тяжелее всего досталось Станиславу и дяде Гере. Женщина упала, а все женатые мужики дружно бросили работу и рванули "на выход".

"Блин. На хера мне четыре пистолета? Солить?"

— Стоять!

Тяжёлый рык босса остановил всех. Маляренко своей мощью подавлял, пугал и восхищал одновременно. Сейчас Иван явно ничего не видел, глаза его налились кровью, а взгляд замер где-то за горизонтом.

"Там же Серёжка маленький! Ах вы… Всех убью! Убью! Убью!"

Планка рухнула, Маляренко страшно, нечеловечески замычал.

Шлёп! Маленькая ладошка наотмашь приложилась к лицу. Шлёп! Шлёп!

"А? Чего это?"

Шлёп!

"Её глаза. Почему они такие злые?"

Шлёп!

— Маша… — голос Вани сипел, — ты чего?

— Пойдём.

"Пойдём".

Маленькая ладошка взяла Ванину руку и куда-то повела за собой. Маляренко шёл, не чуя под собой ног. В голове стучалась только одна мысль.

"Всех убью!"

— Олег! — Хозяйка затолкала мужа в дом и обернулась. — Никого не отпускать! Сюда, — она резко показала на дверь, — никого не впускать! Ис-пол-нять!

Подкорка служивого отдала команду, инстинкты заставили щёлкнуть каблуками и, на ходу успокоив встревоженную супругу, Олег отправился исполнять приказ.

— Ванечка.

— А?

"Почему у неё такой дрожащий голос?"

— Ванечка, помнишь, ты меня просил, если вдруг…

Маша зажмурилась и изо всех сил влепила мужу сильнейшую оплеуху.

— Сначала, млять, головой думай, а потом — делай!

"Ё!"

Иван "проснулся", помотал звенящей головой и обмяк. Ноги подкосились, и Маляренко повалился на лавку, следом, к нему на колени, с плачем уселась Мария. Муж напугал её досмерти. Теперь она понимала, почему все окружающие ТАК смотрят на хозяина.

"Сначала думай, потом — делай!"

Маляренко припомнил одного знакомого, тоже, не подумав, рванувшего мстить, и ему стало плохо. Он посмотрел в чистые, небесно-голубые глаза жены и прочёл в них полное понимание.

"Умница. Какая же она умница".

— Как ты думаешь, кто?

— Думаю, как минимум — не мои.

— Гонцы?

— Может быть. Они же из бывших пленных. Семей нет. Домов нет. Терять им, в общем, нечего.

— Но это же не всё? — Глаза Маши стали знакомо жестокими. За своего будущего ребёнка женщина была готова драться насмерть.

— Светлана. Вот кто мне покоя не даёт. Прислали её именно потому, что я к ней хорошо отношусь, это факт. Значит, кто-то за всем этим стоит точно. Это точно не семейные мужики, работающие здесь. Тот, кто всё это провернул, должен был постоянно всё координировать на месте.

— Ваня, зачем? Почему всё опять начинается?

— Жадность, зависть, злоба. Я не знаю, милая. Это точно не Звонарёв, — сердце Маляренко на миг покрылось инеем: а вдруг? — нет, точно не он. Светка говорит, Ксюшу тоже поранили, а ведь она снова беременная.

Маша удивлённо подняла брови.

— Мама Надя сказала. Нет, Серому ввязываться в это дело не с руки. Он и так очень жирно живёт.

— И это не Лужины.

— Да. Это может быть… Док?

"Я параноик или нет? На посёлок налетают, всех бьют и ранят… но не досмерти, а так, позлить, бьют баб, некоторых трахают, потом исчезают. А потом сюда прибегает Светка, и все срываются мстить. И я тоже. Я же не дал Стасу пистолет. Ну да. Логично. Здесь двое-трое мужиков, и нападения они не ждут. И полный дом добра. И Маша. Так я параноик или нет?"

Словно читая его мысли, Мария отрицательно покачала головой.

"Нет, не параноик. Будем делать перебздеть!"

Мужики ушли через час. Иван толкнул речь, предложив одиноким парням остаться и поработать здесь. Неженатики разделились. Большая часть порысила вслед за семейными, а четверо решили остаться. Маша незаметно наступила мужу на ногу.

"Сам вижу. Гонцы тут. Оба"

— Как думаешь, когда? — Олег был очень озабочен. Новости, которыми его огорошил шеф, многое объясняли — отказ прийти на помощь Бахчисараю теперь выглядел совершенно логичным.

Несмотря на царящую вокруг мрачную атмосферу, Олег не мог не восхититься.

"Ну, шеф! Ты или псих, или гений!"

— Железно отряд можно проконтролировать только на перевале. Там одна единственная дорога. Это ближайшая к нам точка. Мужики там будут к вечеру, и оттуда идти ещё часов шесть-семь. Вот и считай.

— Завтра на рассвете?

— Ага! — Ваня беззаботно зевнул. — Вот тогда-то мы и выясним — параноик я или нет.

К обеду пришла "Беда". Иван, ничего не объясняя, велел Сашке снова уйти в море и проболтаться там ещё сутки. А завтра, в это же время, подойти к берегу и в бинокль высмотреть лично его. Ивана.

— Уяснил?

На лодку погрузили Франца, туда же сели все женщины и дети, и Сашка отчалил.

"Олег, Борис, Агрономыч, Юра, Семёныч, я. Негусто. И четверо гавриков. Из которых, возможно, кто-то — "казачок засланный". А может, и все. А может — и никто".

Вариант, при котором, гонцов использовали "втёмную", Маляренко не исключал. Юрка попробовал было канючить, чтобы он, значицца, остался героически защищать свою фазенду, но мужики ему популярно объяснили, что на ферму никто не полезет, пока не разберутся с портом. Юрка задумался и успокоился. К драке он был готов. Жена и ребёнок в безопасности, а остальное — ерунда!

— Шеф, все четверо смылись! — У Олега вид был — как у побитой собаки.

Маляренко довольно сощурился.

— А ты сомневался! Увидели, что ни лодки, ни баб нет. Сообразили, что всё пошло не по плану, и сдёрнули. Ну что. Они знают, что мы знаем, и наоборот. Лепота! Всё! Нехрен тут сидеть. Подымай народ, выходим.

Всё оказалось значительно проще. Налётчики НЕ ЗНАЛИ, ибо действительно засланный казачок (а это был, как правильно догадалась Маша, один из гонцов) просто струсил в последний момент и уговорил остальных парней пойти "на выручку" Лужиным, а не отсиживаться "позорно" в тылу.

В серых предрассветных сумерках замаскировавшиеся в ближайшей к усадьбе "клумбе" мужики прекрасно видели приближавшихся к ним врагов. Видок у них был откровенно жалкий. Ободранные, все в лохмотьях, тощие как скелеты, семеро налётчиков лёгкой трусцой двигались к своей цели. До порта оставалось около километра. А впереди них… Иван протёр глаза. Отряд вела Ольга? Ольга?!

"Быть того не может!"

Женщина, одетая, словно мужик, коротко стриженная, ничем не напоминала прежнюю красавицу. И всё же это была она.

"Ну, тля!"

— Живьём брать демонов! — Услыхав страшный шёпот Ивана, мужики дружно хрюкнули. Мандраж прошёл, и бойцы Ивана заметно успокоились. Олег украдкой показал шефу большой палец.

Дальше было шоу. Омоновец просто вылез во весь свой богатырский рост, просто навёл на доходяг автомат и просто велел всем валиться на землю. Самого прыткого пришлось пристрелить, остальные, видя такую незавидную судьбу товарища, махом побросали самодельные луки и повалились на землю. Налёт закончился.

"Дурачьё. Лучше бы вы пулю просто словили… Подыхать вы будете долго и затейливо".

— Доброе утро, Оленька. Какими судьбами?

Пленных отвели на ферму, покормили и заперли в погребе. Ольга, с удовольствием помывшаяся в знакомой баньке под присмотром Ивана, теперь сидела за знакомым кухонным столом и неторопливо рассказывала свою историю.

После налёта избитая и изнасилованная женщина смогла как-то устроиться в этой общине изгоев. Вторая взятая в плен женщина, не выдержав насилия, умерла через три дня, а Оля выжила и, руководствуясь принципом "разделяй и властвуй", потихоньку выбралась в атаманши. Узнав от гонца историю о находке, она поняла — это шанс. Последний шанс на нормальную жизнь. Женщина разработала нехитрую комбинацию и осуществила её. Вот и всё. Иван облегчённо выдохнул.

"Слава Богу — Док ни при чём!"

На центральной площади Бахчисарая собрались все. Вообще все. Жители самого посёлка, двух маленьких хуторов и несколько бирюков.

Пятеро оборванцев лежали на земле, привязанные ремнями за руки, за ноги и растянутые, словно морские звёзды. Красивая женщина спокойно сидела на земле в двух шагах от крайнего. Внезапно тот повернул к ней голову и лихорадочно зашептал.

— Оленька, я тебя всегда любил. Слышишь? Я. Тебя. Люблю! Я тебя-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Страшный крик оборвал его страстный шёпот. Толпа вздрогнула и попыталась рассыпаться.

— Стоять!

Рык Ивана плетью стеганул по нервам. Люди присели и на полусогнутых вернулись на свои места.

— Смотреть сюда! Так. Будет. С каждым. Кто. Пойдёт. Против. Меня!

Иван махнул деревянным молотом, и второе колено несчастного превратилось в кашу. Мужик завизжал, а Оля даже бровью не повела.

— Ваня. — Голос её был на удивление спокоен. — Ты, когда с ними закончишь… пожалуйста, ради памяти Коли. Убей меня быстро, ладно?

Среди зрителей снопом, без чувств, на землю рухнула Светлана, женщины заплакали и запричитали, а мужчины онемело смотрели на этот ужас.

— Конечно, моя хорошая. — Иван подмигнул старой знакомой и принялся махать молотом.

Иван обманул. Ольгу постигла та же участь, что и остальных.

А продажного гонца Олег просто-напросто повесил.

Глава 5В которой Иван плачет, а потом успокаивается

О чём поёт ночная птица…

К.Никольский

Всю следующую неделю Иван не мог толком спать. В ушах постоянно стояли вопли тех несчастных, что попали ему под руку. Зачем он это сделал, Маляренко не знал. Вот не знал, и всё тут! Ещё в Юрьево, глядя, как моется в бане Оля, Иван совсем уж было решил пощадить всех этих уродов и пожизненно загнать их по дешёвке в рабы. Например, Звонарёву на лесопилку. А Олю подарить Борьке. И забыть про них, как про страшный сон. И жить долго и счастливо.

Но когда связанных пленников привели в Бахчисарай, Ивана "понесло". Башка онемела совершенно, и что он будет делать в следующий миг — не знал никто. Даже он сам.

А очнулся Маляренко уже ПОСЛЕ всего этого. Он стоял с окровавленной деревянной кувалдой, а перед ним, на земле, извивались и кричали шесть изломанных тел с раздробленными коленями и локтями. И Оля. Почему-то голая. И тоже изломанная. С трудом подавив рвотный позыв, Маляренко велел вывезти их за огороды и выбросить.

— Чтобы сдохли! Увижу, что кто-нибудь их попробует добить…

Голова снова стала неметь. Глаза застилала пелена. Это было восхитительно! Иван отдался этому безумию полностью и с восторгом.

"Нахрен этого бояться! Это я! Я — такой!"

Окончательно в себя Иван пришёл уже дома. Рядом с любимой. Рядом с Бимом и с лодкой.

И тогда начался отходняк.

Маша тихо плакала в новую синтепоновую подушку и старательно делала вид, что она НЕ БОИТСЯ. Но она боялась. Боялись все. Даже двухметровый Олег прижух и казался ниже ростом. В порту воцарилась тишина.

Его огромный по всем меркам дом неожиданно превратился в общежитие. Одну комнату занимал Франц. По соседству жили Сашка с Таней, которая ухаживала за соотечественником. Ещё одну, самую большую комнату временно занимали Олег с супругой и двумя дочками. Ну и Семёныч с женой и сынишкой жили в четвёртой спальне. Ване и Маше, у которой живот уже начал выпирать, осталась одна спаленка и ещё одна комнатушка. В общем, негусто. Да и шум, особенно от младенцев, по ночам стоял такой, что Иван предпочитал спать на веранде.

Открытая всем ветрам веранда, пристроенная к дому, обсаженная цветами и завитая вьюнком, оказалась прекрасным местом для отдыха. И можно было не напрягать Машеньку своим присутствием.

"Как же так? Она меня боится! Я — чудовище? Почему? Зачем я ЭТО сделал? Ведь для чего-то я это сделал! Не может быть, чтобы это было ПРОСТО ТАК!"

На глаза навернулись слёзы, и Ваня, лёжа на топчане, отвернулся к стене и заплакал.

— Вы знаете, Борис, я не понимаю…

Тихие голоса, доносящиеся с недалёкого крыльца, разбудили Ивана. Стояла глубокая ночь. На мощёной площадке между верандой и лодочным сараем в каменном очаге слабо мерцал огонёк. С моря дул свежий и вкусный морской ветер, смешивающийся с одуряющим запахом цветов и разнотравья, а полная луна заливала всё это великолепие волшебным серебристым светом. В кустах, высаженных на набережной, пела ночная птица.

"Как в сказке!"

Иван осторожно приподнял голову с подушки. На крылечке, спиной к нему, сидела Маша. Перед ней, на лавочке, Борис. Там же крутился Бим.

"А, ну да. Он же сегодня дежурный…"

— … как он мог? Такая страшная жестокость. — Голос жены подрагивал.

В животе у Вани разлился жидкий азот.

Боря поправил на плече ремень автомата и устало потёр шею.

— Мария Сергеевна, а почему вы думаете, что хозяин жесток?

— Как? Вы же всё это видели сами, Борис. Что с ним произошло? Почему?

"Почему. Если б я знал!"

— Да. Да, Мария Сергеевна. Я. Это. Видел. А ещё я видел, как Надежда Фридриховна пряталась от шефа. Избегала встреч с ним. Ещё я видел, как Стас, разговаривая c шефом, смотрел в пол и не смел поднять глаза. Хотя разговор-то был — ни о чём. Просто трёп, и Иван Андреевич был очень дружелюбен. И я видел, что когда Серый, несмотря на запрет, всё-таки добил этих… хозяин воспринял это с огромным облегчением.

— Разве нельзя было их простить?

— Простить? Их? Каждый выбирает свой путь. Они выбрали свой. Сами. Никто их не заставлял. Очень многие ведь там, на хуторах, живут и ничего… хотя тяжко живут, без женщин, в шалашах и пещерах. Но на кривую дорожку же их не потянуло. А эти…

Зато у вашего ребёнка, Мария Сергеевна, будет долгая и счастливая жизнь. Поверьте. И у нас. У всех.

Борис обвёл рукой вокруг.

— Мы все теперь — ВАША семья. И казнь — это не наказание и не проявление жестокости. Это послание. Всем остальным. "Мою семью не трогать"!

Ветер шумел листвой, и отдельные слова Иван разбирал с трудом. Холод постепенно исчезал. Слова Бориса, обычного работяги, поразили его до глубины души — перед ним открылся совершенно иной человек.

— И знаете что, Мария Сергеевна. Теперь Стас вот так, походя, по привычке не пнёт "по-дружески" нашего агронома. Я вам это точно говорю. И строители не будут щипать Таню за попу, предлагая ей отс… а… извините. — Борис смешался.

— Это правда? — Голос Маши был полон неподдельного изумления.

— Правда. Саша — очень хороший человек. Но он такой… безвредно-безответный какой-то. И Андрюха-бригадир уже никогда не подначит его "саечкой за испуг". И мне никогда и никто из чужих не будет больше "тыкать" и указывать, что делать. И все ваши люди скоро "отойдут" от казни и развернут плечи. А это очень, очень дорогого стоит. Поверьте!

— Я вам верю, но куда Олег-то смотрел? — Женщина забыла про свои переживания и была изрядно возмущена свалившимися новостями.

— Он смотрит. Но не разорваться же ему! И, кстати, я знаю, что хозяин велел Олегу присмотреться к неженатым парням — набрать дружину, так?

"Быстро новости разлетелись!"

— Так вот. Олег уже НИКОГДА не вильнёт. Он теперь навсегда человек Ивана Андреевича…

"Ну Боря! Аналитик хренов! Да я и сам это знаю!"

— … и он всегда будет беречь покой вашего дома.

Женщина задумчиво смотрела на этого странного работягу.

— Вы меня удивили, Борис…

— Михайлович.

— Борис Михайлович, а кем вы были раньше? Там?

Мужчина помолчал.

— Директором. Простым директором, простой школы.

"Ого!"

— Скажите, Мария Сергеевна, вы в добро верите?

— А? Что? — Маша, сбитая с толку внезапной сменой темы, на секунду замешкалась. — Ну да. Верю. А что?

— А в то, что добро обязательно победит зло, верите?

— Да. — Голос Маши прозвучал тихо, но уверенно.

— А Иван Андреевич здесь, в этих землях, — Борис кивнул на степь, — ПОБЕДИЛ ВСЕХ. Это значит, что он здесь — САМЫЙ ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Иван положил голову на подушку и закрыл глаза. Голоса убиваемых им людей в голове исчезли. Остался лишь шум ветра, пение птицы, шелест волн и поскрипывание лодки.

"Завтра в море!"

Эта мысль привела Ивана в хорошее настроение. Он укрылся с головой одеялом, улыбнулся и уснул.

Глава 6В которой Иван срывает настоящий джек-пот и сильно озадачивается

Целый месяц Иван со своим экипажем, состоящим из Саши и Тани, посвятил разрушительно-созидающей деятельности. В смысле — разбору самолёта и перевозке всяческих полезных штук на склады, выстроенные Семёнычем в усадьбе. Собственно, его присутствие на борту "Беды" и не требовалось — Александр прекрасно управлялся и сам. Но Ивану просто нравилось плавать по морю. Или, как говорят мореманы — ходить. Он даже было попытался уговорить супругу составить ему компанию, но та решительно отказалась, сославшись на то, что на воде её укачивает. Выпятив вперёд живот, Мария в шутку погрозила мужу пальцем, намекая на нового члена команды — Таню. Та, под чутким руководством Сашки, делала в русском большие успехи и уже вовсю пыталась разговаривать. При этом на судне она вела себя так непосредственно, что её друг постоянно краснел. Раскованность в поведении девчонки Иван списывал на европейское воспитание, и особого внимания на почти полное отсутствие униформы на юнге не обращал.

"Зато выглядит красиво и готовит вкусно!"

Красоту, даже абстрактно-теоретическую, Иван уважал.

Дымовые сигналы не дали никакого толку, больше никто не откликнулся, и, перевезя последние остатки груза в порт, капитан решил попытать счастья на севере.

Олегу же Иван дал поручение не только вернуть на место строителей из Бахчисарая, но и присмотреться к неженатой молодёжи на предмет их будущей вербовки в личную дружину Ивана. Олег отправился к Лужиным и пинками вернул строителей на брошенные объекты, предложив несогласным вернуть "на родину" камуфляж и ботинки. Народ безропотно собрал манатки и двинул доделывать обещанное. Там же он имел долгий разговор со Звонарёвым на предмет "присмотреться к молодняку" и вообще, к ситуации на месте — Бахчисарай без присмотра Иван оставлять не хотел.

Мужчины после первого знакомства не ладили, но оба были "людьми Хозяина" и общий язык им всё-таки пришлось найти.

За этот месяц дома Семёныча и Олега были, наконец, достроили, и счастливые новосёлы заняли свои жилища. Особенно этому радовалась хозяйка — спать в доме, где есть пара горластых малышей, было сложновато. Семёныч, руливший стройкой, поставил на отшибе бревенчатую баню, здоровенный склад и заложил дома для Сашки и Бориса. Дел было невпроворот.

— Докладывай. — Пару дней отдыха на берегу Иван использовал на всю катушку и сейчас принимал отчёт от Олега прямо за обеденным столом, с ложкой в руке. Олег встал и машинально оправил камуфляж.

— Перевозчики цену ломят. Камни и брёвна-то у нас золотыми получаются.

— Знаю. Сядь. — Маляренко помрачнел. Проблема доставки строительных материалов в усадьбу становилась очень серьёзной. Как так получилось — никто толком не знал, но сухопутные перевозки были полной монополией азербайджанца Толика, живущего на хуторе за Бахчисараем.

На самом деле транспортный магнат носил гордое имя Лом-Али, но и на "Толика" охотно отзывался. На подхвате у него было четверо пожилых мужчин, с помощью которых беженец из Нагорного Карабаха отловил и переправил в загон небольшое стадо диких ослов. Полтора года в его затею никто не верил, но упорный кавказец продолжал приручать животных. Морковки и капустные кочерыжки уходили корзинами, но скотина продолжала брыкаться, лягаться и кусаться. Ослы входили в клинч, боролись в партере и неоднократно пытались Толика обгадить, но азербайджанец не сдавался и, в конце концов, победил. В это время, найденные им в горах и спасённые от голодной смерти, никому не нужные четыре старика смастерили несколько страшненьких корявых волокуш и тележек, да ещё кое-какую сбрую. И бывший водитель маршрутки, заносчиво задрав нос и по привычке выставив "в окно" левый локоть, выехал "на линию". Сначала это никому не было интересно, но потом, после того как стройматериалы, доставляемые по морю, закончились, дела у парня пошли. Да так, что за последние три недели за свои услуги он отмутил у Семёныча комплект камуфляжа и две пары ботинок! И прекрасный нож. И ножовку. С этим надо было что-то делать…

— Может, того? — Олег вопросительно потёр кулак.

— Ну конечно! Человек все эти годы впахивал, как вол, а ты его "того"! — Иван покачал головой. — Завтра я выйду в море. Ровно на две недели. Когда вернусь — будем держать совет. Чтобы здесь были: Сергей Геннадьевич, Юрий Владимирович, Николай Семёнович, Сергей Александрович, ты и сам Толик.

На каждое имя, произнесенное хозяином, Олег отвечал кивком.

— И представишь мне два-три кандидата из молодняка, ясно?

— Так точно! — Олег снова кивнул, поднялся и, спросив разрешения, вышел. Он был на службе. Жизнь впереди вырисовывалась понятная, стабильная и сытная. Засвистев весёлую мелодию, служивый улыбнулся и упругим шагом двинул решать проблемы начальства.

Форштевень резал волну, и лодка бодро шла, подняв единственный парус, на север мимо пустынного берега. Впрочем, о том, что берег пустынный, Иван мог только догадываться. Высота изрезанного расселинами обрыва, тянувшегося на многие километры, была такой, что рассмотреть, что же там, наверху, не было никакой возможности.

"А когда-то я там пешком ходил…"

Припомнив, как он толкал копьём колесо, залитое водой, Маляренко только улыбнулся.

"Ха! Дела-то идут! Да и фиг с ним, что маленький… зато — корабль! Зато — мой!"

Ваня удобно развалился на раскладном кресле, стоящем на носу лодки, и время от времени оглядывал в "трофейный" монокуляр берег. Окромя жуткого прибоя, бившего в глиняные стены обрыва, смотреть пока было не на что. Разве что…

"Тьфу ты! Нет. Надо Сашке сказать, чтобы он, всё-таки, Таньку помаленьку уму-разуму учил. Эдак нервное расстройство заработать недолго!"

Сам Сашка торчал в рулевой рубке, держась за маленькое колесо штурвальчика, и наблюдал, как его подруга колдует на палубе над обедом.

Иван уставился вперёд. Высоченный, изломанный берег уходил за горизонт.

— Сашка, крепи штурвал! Иди сюда — поговорим!

Через три дня пути обрывистый склон, неспешно проплывающий по правую руку, исчез. Вместо него за бортом оказалась низкая, абсолютно плоская и безжизненная песчаная пустыня. Даже километровое удаление от берега не спасало от раскалённого воздуха, временами приносимого ветром с суши.

— Мда. Места тут невесёлые. — Даже привыкший к жаре Иван обливался потом, который, выступив, немедленно высыхал. И так далее. И снова, и снова. И дальше — по кругу. Пить хотелось неимоверно.

Сашка только облизнул ссохшиеся губы и кивнул, а уже тщательно одетая Таня разразилась речью на немецком. Впрочем, всё было понятно и без перевода. Дойче зольдат громко интересовалась у окружающего пространства, какого лешего тут так жарко, и когда эта хрень закончится?

Иван с ней был полностью согласен и мысленно порадовался, что его не выкинуло здесь.

"Я бы тут и дня не протянул. Точно!"

Так прошёл ещё один день тяжёлого путешествия.

— Шеф! Берег исчез! — Сашка был немного испуган. Плавать посреди открытого моря ему было страшновато.

Маляренко, разбуженный воплем рулевого, вылез из-под тента, достал атлас и, прикинув, что почём, велел поворачивать вправо. Похоже, они достигли самой западной точки Крыма, впереди был тот самый, безжизненный северный берег, на который попал автобус Романова. Правда, до него ещё плыть и плыть…

"Ладно, до точки возврата ещё один день. Идём дальше".

— Капитан! Капитан! — Таня трясла Ивана за плечо. — Там! Там!

На берегу действительно появились холмики, чахлые кустики и камыш. Но не это привлекло внимание немки. По песчаному берегу суетливо мельтешила маленькая белая точка.

"Клюнуло!"

Ваня аккуратно развинтил пластиковый тубус и вынул монокуляр. Сорокакратная цейссовская оптика рывком приблизила пляж, отдельные камышины и … ребёнка?

— Сашка, стоять! Там ребёнок на берегу!

"Откуда тут мальчишка? Точно, ребёнок".

Маляренко пригляделся — чумазому мальчугану вряд ли можно было дать больше десяти лет. На голове его белела панамка, а одет он был в шорты и в замызганную майку. Судя по его виду, лодку он ещё не заметил — парнишка увлечённо что-то собирал, стоя по колено в воде.

— Рули помалу к берегу. Сейчас разберёмся.

Эти люди Ивана потрясли. За два с половиной года, проведённых в этом мире, он успел навидаться всякого, но такого… Маляренко смотрел на исхудавших и измождённых людей, и ему хотелось одновременно и заплакать, и обнять их всех. И вместе, и по отдельности. Таня с Сашкой лихорадочно вытаскивали из трюма все корабельные запасы продовольствия, а Ваня, наплевав на санитарную осторожность, засунул пистолет подальше за пазуху и снова крепко пожал руку Валентину.

На берегу, за невысоким холмиком, стояли старые развалины. В тени северной стороны к остаткам каменной стены прилепились две ярко синие палатки и большущий, крытый камышом, навес. Под ним, жадно следя за тем, как Саша тащит еду, сидели двое скелетообразных мужчин и четыре женщины. Тоже истощенных до крайности. Вокруг них, возбуждённо поблескивая глазёнками, собралось…

"Раз, два, три…"

Иван принялся пересчитывать детей.

— Не трудитесь, — молодая женщина с малышом на руках слабо улыбнулась, — три мальчика и десять девочек. Это все, кто выжил.

Из глаз её брызнули слёзы.

— Извините. Я — Аня. Это — мой муж Валентин. А это — наши друзья.

— Алексей, — Ярко-рыжий лохматый парень протянул Ивану руку. — Это — моя жена Елена, это — мой сынок Егорка.

Мужчина показал на трехлетнего карапуза, державшегося за мамку.

— А это — мама Валерия и мама Света. — Мужчина показал на двух худющих женщин "слегка за тридцать".

"Училки, как пить дать — училки!"

Больше всего эта странная компания удивляла тем, что дети истощёнными НЕ БЫЛИ! Они, конечно, не были упитанными, но и на малолетних узников Бухенвальда, в отличие от взрослых, никак не тянули.

У Маляренко зашевелились волосы на голове.

"Боже ж ты мой! Они кормили чужих детей, а сами…"

Иван сглотнул ставший в горле комок и внезапно севшим голосом просипел:

— Давно вы? Тут?

— Двести пять дней.

В глазах почему-то защипало.

Валька Воронин и Лёха Демидов были друзьями ещё со школы. С первого класса. Как их вместе посадили на первом уроке, так до выпускного они за одной партой и просидели, став, по сути, настоящими братьями. Но после школы их пути разошлись. Валька поступил в консерваторию, а Лёха ушёл в армию. Лишь через десять лет судьба снова свела их вместе. Оба были уже женаты, у обоих родились дети, но старая дружба не угасла, и даже переросла на семейный уровень. Аня и Лена тоже стали подругами.

Привычку рыбачить на Волге Лёхе привил отец. Потом Лёха вытащил раз-другой на природу всю компашку, и дело пошло. Никто уже и представить себе не мог — как это можно раз в месяц не съездить, не позагорать-поесть ушицы. В тот жаркий сентябрьский день они разбили палатки прямо у воды, оставив машины подальше, под деревьями. А ночью случилась гроза — и вот они тут.

Иван покивал. История до боли знакомая.

У ребят не было машин, зато были жёны и дети. И удочки-палатки-котелки. В общем, полный туристический набор. Кстати, выкинуло их не здесь, а в полукилометре отсюда. Причём, прямо в воду. Палатки — на мелководье, а машины…

— А тачки так там на дне и стоят. Я туда нырял, кое-что вытащил. — Лёха махнул рукой на море.

Выбравшись на берег, робинзоны кое-как сориентировались и отыскали вот эти развалины. И если бы здесь не оказалось маленького родничка, то на этом историю можно было бы и заканчивать, но им повезло. Вода здесь была.

— Вот так, с тех пор на рыбе и сидим. И на мидиях. Море тут бедное — совсем мало ловится. Хотя со снастью у нас — полный порядок.

Было заметно, что говорить Валентину тяжело.

Варёную картошку съели с кожурой. И выпили всю картофельную воду. Каждому досталось по морковке и огурцу. И по половинке луковицы. И по кусочку вяленого мяса. По местным меркам это был пир!

Вечером разговор продолжился. Иван, вспомнив, что забыл представиться, спохватился и исправился.

— А дальше? Дальше что?

А дальше началась борьба за существование. Того, что ловилось, на две семьи, в принципе, хватало. Попытки выбраться и найти людей жёстко пресекла песчаная пустыня. Сил у Алексея хватило лишь километров на тридцать пути. Назад он едва смог добраться. А через две недели, по воде на них вышел семнадцатилетний школьник. Парень был весь в алых пятнах и в испарине, и Аня, которая оказалась настоящей медсестрой…

Ваня мысленно подпрыгнул.

"Ес!"

… его вовремя тормознула. Игорёк умер, но успел рассказать, что к востоку, на берегу, стоит школьный автобус. И там всё очень плохо.

"Наверное, та же зараза, что и Романовских доходяг косила".

— Вот. А потом он умер. Я сама себя в карантин записала. Сама его похоронила. Потом пошла туда. Там тоже развалины. И много всяких новых вещей. А автобус в песке закопался совсем. — Аня показала на учительницу: — Света, расскажи, я устала.

Света оказалась учительницей частной школы, которая вместе с коллегой сопровождала сборную солянку учеников разных классов на экскурсию в соседний город. Тоже гроза. Тоже удар. Сначала они просто сидели и боялись выйти. Потом началась жара, и все тридцать учеников…

Как ТРИДЦАТЬ?! Ване захотелось завыть. Школьников осталось ОДИННАДЦАТЬ.

"Мамочки мои! Да как же это!"

… и обе учительницы с водителем выбрались на берег, где и нашли почти целое здание. Только без крыши. В нём был настоящий склад. И четыре мёртвых тела. Почти скелеты. Их похоронили, а потом началась эпидемия.

Учительница спокойно закрыла глаза. Все слёзы она, похоже, уже выплакала.

— Старшие мальчики разошлись по берегу за помощью. И больше мы их не видели. А потом пришла Аня, а за ней Валентин. Он принёс водку и аптечку. А потом Лёша принёс еду. И так продолжалось почти три месяца. Я их всех сама похоронила.

Женщина всё же заплакала.

— А потом мы перебрались сюда. А потом приплыли вы.

Иван лежал на палубе "Беды", пялился на Млечный путь и никак не мог заснуть. В рубке тихо плакала Таня. Сашка шлялся по пляжу. Его бил озноб.

— Что за мля, что за мля…

— Сашка, заткнись! И без тебя, млять, тошно!

Рассказ Ивана о том, где они и когда, люди восприняли почти равнодушно. Валентин помялся и спросил, не смогут ли они забрать и увезти хотя бы детей?

У Ивана случился культурный шок.

"Эти ЛЮДИ мне нужны!"

Перед отбоем, угомонив возбуждённых детей, Ивана отыскала Аня.

— Иван Андреевич. Простите моего мужа. Он глупый и гордый… дурак. Он не будет ни о чём вас просить, даже если будет умирать. И Лёшка такой же. Это у них с детства. Пожалуйста, заберите нас отсюда! Я считаю калории. Мы не выживем! С каждым днём мы всё больше слабеем и скоро все умрём. А без нас дети не выживут. Я прошу вас!

Аня упала на колени. Иван ахнул и легко поднял невесомую женщину на ноги.

— Да. Я заберу вас. Всех. Обещаю!

Звёзды сияли, как бриллианты. Так и не уснувший Маляренко встречал рассвет, сидя на холодном песке пляжа. Из серых рассветных сумерек бесшумно вынырнула мужская фигура. Валентин молча подошёл и, всё так же молча спросив разрешения, сел рядом.

— Меня зовут Иван Андреевич Маляренко. Мне тридцать шесть лет, и я родом из Алма-Аты.

Ваня спокойно и обстоятельно рассказывал мужчине свою историю. О том, как выживал и убивал, как любил и ненавидел, как строил и разрушал.

Он не смотрел на Валентина. Он смотрел на восток, в пустыню. Прямо в восходящее солнце. Из глаз его текли слёзы.

Когда Иван закончил исповедь, то обнаружил, что вокруг него в полнейшей тишине стоят и сидят ВСЕ, а утро уже давно стало "поздним".

Глава 7В которой Иван становится многодетным "дядюшкой" и испытывает сожаление

Чего делать с такой прорвой народа, Маляренко не знал. В смысле он знал… но как их доставить к себе — вот что непонятно. Еды на лодке нет. Ёмкостей для воды тоже недостаточно. Самым оптимальным было бы бросить найдёнышей на пару недель и смотаться до дому за припасами. Но… Иван не мог этого сделать! Он не мог позволить себе оставить их здесь ни на день.

Надо сказать, что взрослое население всё это прекрасно понимало, но дети… Дети не отходили от лодки ни на шаг, прочно поселившись на пляже. Как он им будет потом в глаза смотреть, если сейчас уйдёт?

"Мальчишки маленькие ещё, но девочки, девочки-то уже почти взрослые!"

Иван призадумался. Вокруг Тани болталась стайка девочек, о чём-то оживлённо с ней болтая на дикой смеси русского, английского и немецкого языков.

"Две — совсем ещё малышки, лет по семь-восемь, но остальные-то! Ещё год-два и невесты будут! А там у меня полтора десятка "голодных" мужиков вкалывают! Мда-а-а-а!"

Проблемы лезли со всех сторон.

Несложный подсчёт показал, что для пятидневного похода на двадцать два человека потребуется, как минимум, триста тридцать литров воды. Суммарная ёмкость имевшихся на борту бочонков и всех котелков новобранцев была вполовину меньше.

"Чёрт!"

Положение спасла Аня.

— Иван Андреевич, — женщина, после утренней исповеди Маляренко, держалась с некоторой опаской, — я думаю, что на месте стоянки детей можно будет раздобыть фляги и вёдра. Во всяком случае, я их там видела.

Это была тема!

— А зараза?

— Думаю, что вещи — ни при чём. Заразился водитель, когда хоронил найденные тела. А вещи там довольно аккуратно сложены в сторонке.

— Далеко это?

— Пешком, по берегу — три часа. Я покажу.

Иван не колебался ни секунды.

— Сашка! Заводи!

Место стоянки школьного автобуса произвело на экипаж гнетущее впечатление. Рядом с весело блестевшим на солнце оконными стёклами автобусом находились десятки могил. Иван потрясённо разглядывал таблички из кусочков пластика, на которых аккуратным детским почерком были выведены имена. Особую жуть почему-то нагоняли пририсованные авторучкой на обороте солнышки, цветочки и — на табличках с женскими именами — принцессы. Несмотря на страшенную жару, Иван почувствовал, что его бьёт озноб.

"Ужас!"

В двух сотнях метров от автобуса, на берегу стоял величественный трёхэтажный особняк. Без крыши и без межэтажных перекрытий. Что это было за здание — Маляренко так и не понял. Для завода — маленькое. Для дома — большое. В особо прочный ступор ввела толщина кирпичных стен — полтора метра. Да и сами кирпичи были странными.

"Наверное, клинкер. Э-эх!"

То, что обнаружилось внутри, больше всего напомнило Ване откопанный им схрон. В углу дома была сложена гора всяких вещей, тщательно укрытая громадным куском плотного, местами промасленного брезента.

Мужчины быстро стянули брезент.

— Фью-у! Сашок. Я, кажется, знаю, откуда к нам наш кораблик принесло.

— Ага, — моторист, позабыв о кладбище, радостно улыбался, — это ж тот самый трап!

Неизвестные моряки, перед своей смертью полностью вычистив свой (или не свой) кораблик, собрали нехилую коллекцию занятных вещиц.

"У-у-у-у. Вот Маша порадуется!"

Ваня с восторгом обозревал кучу МЕБЕЛИ. Деревянной! Буфет, три шкафа, куча стульев. И одно трюмо! С целым, в рост человека, зеркалом! По меркам этого мира — роскошь, которую трудно описать.

С восторженных мыслей Ивана сбил грохот кастрюль и сковородок, слетевших с холодильника. Холодильник был самый обычный. Белый, весь в наклейках и с шильдиком "Бирюса". У Маляренко отвалилась челюсть.

"Это мне мерещится!"

Сашка уже залез наверх и увлечённо ковырялся в недрах железной кучи.

— Во! Нашёл!

Крякнув, мужчина вытащил обычную пятидесятилитровую алюминиевую флягу.

— Там ещё одна.

Иван засучил рукава и тоже полез наверх.

Пятидневный голодный переход дался всем очень тяжело. Алексей постоянно закидывал в море удочки, но так ни разу ничего и не поймал. Дети страдали от жары и солнца и много плакали. Особенно маленькие. Женщины, падая с ног от усталости, не успевали их утешать и поить водой. С водой тоже была задница. Приплюсовав все найденные фляги, бутылки, кастрюли и вёдра к уже имевшимся ёмкостям, Иван получил триста сорок четыре литра объёма. Воды было в обрез.

К концу похода голодные обмороки среди взрослых пассажиров стали нормой, а у Ивана начались галлюцинации. Всюду мерещился запах жареной картошки. В животе давно уже перестало урчать, голова постоянно кружилась, а перед глазами мелькали разноцветные звёздочки.

— Сашка, в порт не пойдём. Рули к Юркиному ручью.

— Там камни.

— Сам знаю! — С голодухи Маляренко был чертовски раздражительным. — Рули туда, я сказал.

— Капитан, вода. — Таня держалась лишь на морально-волевых. Девушка снова исхудала, и теперь, казалось, её зелёные глазищи занимали половину осунувшегося лица. Капитан облизнул потрескавшиеся, солёные губы и, с тоской поглядев на полупустой стакан, отрицательно покачал головой.

— Сашка! Ходу давай!

К знакомому пляжу подошли уже в вечерних сумерках. Лодка замерла на якоре всего в десяти метрах от гряды камней, с которых так любил рыбачить Николай. Плюнув на осторожность, Иван сиганул в тёмную воду. Глубина оказалась под подбородок.

— Сидите все там! Никто никуда не прыгает! Я сейчас вернусь.

Слава Богу, никого из чужих на хуторе не оказалось. Юра, выпучив глаза на неизвестно откуда взявшегося шефа, собрался встревожено закудахтать, но был остановлен ударом кулака. Шеф выгреб из холодного котелка остатки ужина и, на ходу хрустя куриной косточкой, принялся раздавать указания. Находящейся на последнем месяце беременности Насте поручил срочно готовить ужин. Нет. Не так. УЖИН. Агроному, сонно хлопавшему глазами, вручил арбалет и приказал стрелять в любого чужака, буде таковой объявится.

— Ну, Юрбан, готовься!

— А?

— За мной!

Через три с половиной часа все девятнадцать найдёнышей были благополучно высажены на берег и доставлены на хутор. Так Иван Андреевич Маляренко стал самым многодетным "дядюшкой" в этом новом мире.

— Борис… э… Михайлович, возьмите автомат. Вы переселяетесь на хутор. Временно. Присмотрите за детишками и за порядком.

"И за учительницами, тоже, "присмотришь"

— За забор никого не выпускать. Чужих — тупо отстреливать. Всё. Можете идти.

— Олег. Толика — взашей. Звонарёв пусть меня дождётся. Архаровцев привёл? Сколько? Четверых? Все годны? Запомни — ты теперь за них полностью отвечаешь, понял? Согласен? Ну что ж… пусть их будет четверо. Начинай их гонять, чтобы не расслаблялись. Всё. Ступай.

— Сашка, грузись и выходи в море. Пойдёшь с Таней к лагерю ребят, — Иван кивнул на оцепеневших Валентина и Алексея — таким они Босса ещё не видели, — вывезешь всё их имущество и снимешь стёкла с автобуса. Чтобы через две недели железно был здесь. Возьмёшь в помощь двоих парней Олега. Скажешь, я велел. Всё. Выполняй!

— Теперь вы.

Иван обернулся к спасённым мужчинам. Те изобразили полное внимание. Маляренко постарался говорить как можно мягче.

"Только бы не спугнуть!"

— Ребята. То, что вы сделали — это подвиг. Это лучшая ваша рекомендация. Я бы с удовольствием принял вас к себе, что думаете?

— А у нас есть выбор? — Голос Валентина был полон горечи и сарказма. Становиться пейзанином ему совершенно не хотелось.

— Выбор есть всегда. Буду с вами откровенен. Я заинтересован в вас. Особенно в Анне. Медработник нам очень нужен. Я дам вам жильё, пищу и безопасность. Все ваши вещи останутся у вас. От вас потребуется верность и труд.

Иван поймал себя на мысли, что говорит, словно средневековый феодал.

Кхмм!

"Дожил!"

— А где ж тут выбор-то? — Лёха ощетинился, словно ёж. Глаза его недобро поблёскивали — то, что ему предлагали, называлось простым словом "рабство".

— Вы можете уйти. Вы не крепостные, в конце концов. Заплатите мне десятой частью своих вещей за перевозку и можете быть свободны. Или просто отработаете. Обоснуетесь, где захотите. Выживете — я вас, ребята, равными считать буду. И сильно уважать. Но на мою помощь можете больше не рассчитывать. Бандитов я в этих краях почистил, но кто знает? Женщины — это слишком большой приз.

"Останутся"

— А дети?

— А дети — мои! — Иван моментально вызверился.

— И учительницы тоже. Я им дам кров, пищу, свою заботу и защиту. И всё, что они нашли, включая автобус, будет их "приданным". Ясно?

— Мы дадим вам свой ответ завтра.

Парни одновременно поднялись и, пошатываясь от слабости, вышли из комнаты.

"Какие ершистые, однако! Останутся. Не дураки…"

— Мы вам, Иван Андреевич, очень благодарны, но мы хотим попробовать сами. Мы отработаем перевозку, кров и еду и уйдём.

На лице Ивана не дрогнул ни один мускул.

"Бли-и-и-и-ин… Как жаль!"

— Три месяца будете работать у Юрия Владимировича на огороде и в птичнике. Будете уходить — получите рассаду. Всё. Свободны.

"Как жаль!"

Лето закончилось. Началась тёплая осень. Маша, толстая, словно уточка, теперь всё чаще просто сидела среди цветов, на веранде в удобном мягком кресле, привезённом мужем с севера. Вечная стройка почти закончилась, и лишь на доме Бориса ковырялся Семёныч, доделывая последние дела. Муж был дома, лодка вернулась из очередного рейса, привезя чудесную мебель и кухонное оборудование. Маша мечтательно улыбнулась.

"Это будет лучший дом на свете!"

В живот мягко упёрлись. Женщина положила ладонь на выпирающую шишку. Ребёнок поворочался и успокоился.

"Уже скоро".

Ровно через три года после начала новой жизни в новом мире у Ивана и Марии Маляренко родилась дочь.

Глава 8Короткая глава просто ни о чёмВ которой Иван живёт и не решает никаких глобальных задач

Пьянка на смотринах Анны Ивановны вышла знатная. Да что там знатная. Грандиозная вышла пьянка. То есть, поначалу то всё было чинно-благородно — Маша и все девочки, живущие отныне в их доме, вырядились в свежепошитые из парашютной ткани белоснежные платьица, счастливый папаша — в отутюженный камуфляж. Стол ломился от блюд и бутылок, а гости дружно желали здоровья, счастья и дарили подарки.

Лужины привезли изумительно сделанную детскую кроватку, Звонарёвы отдарились настоящей литровой бутылкой "Хеннеси", а хитрый повелитель ишаков, поняв, что немного перегнул палку в вопросах ценообразования, пригнал в подарок пару осликов, запряжённых в маленькую тележку. Иван, глядя на все эти, искренние и не очень, выражения любви, только крякал и довольно улыбался — всё-таки быть, хоть и мелким, но пупом земли чертовски приятно!

Потихоньку мужчины накидались, путём перемешивания лёгкой шипучей и хмельной бражки имени Юрия Владимировича и мутного первача от Фридриха Гансовича, и все женщины удалились, уведя с собой детей.

Что было дальше, Маляренко не помнил. Совсем. Жутко болела голова, и хотелось как-нибудь тихо умереть. Иван разлепил левый глаз, увидел пустую бутылку из-под подаренного коньяка и тихонечко застонал.

"Да что бы я ещё раз!"

Проснулся Ваня уже поздно вечером. На своей веранде. На вопрос, как он тут оказался, Маша, отпаивающая его бочковым рассолом, сослалась на курсантов, которым Олег строго-настрого запретил пить.

Иван закрыл глаза.

"Да что бы я ещё хоть раз!"

Курсанты оказались по-настоящему ценным приобретением. Причем настолько ценным, что Босс начисто выкинул из головы пару отказников, привезённых им с севера. Четверо пареньков в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет жили на самом дальнем хуторе, потихоньку охотясь, ковыряясь в земле и бегая в Бахчисарай к "мадам", за услуги которой приходилось отрабатывать поисковыми походами по горам и строительными работами. Пацаны все подобрались жилистые, живучие и привыкшие ко всему. Поначалу Ивану было не до них — надо откормить и устроить детей, но потом, познакомившись с новобранцами, он решил сократить их число до трёх, велев Олегу гонять их до посинения.

"Авось кто-нибудь, да отвалится".

Прапорщик с готовностью кивнул и принялся за дело. С утренних тренировок пацаны приползали на подгибающихся ногах, все в синяках от учебных дубинок. После обеда за них принимался Семёныч, ставя молодняк на самые тяжёлые и грязные работы. Курсанты скрипели зубами, падали от усталости, но никто не сдавался. Посмотрев три месяца на эти жуткие издевательства, хозяйка закатила "инструкторам" скандал, а мужу — популярно объяснила, что теперь, когда для этих ребят на горизонте замаячили белые платьица "племянниц" шефа, а также служебная жилплощадь на берегу моря, "эти мальчики скорее умрут, но не отступят". По глазам "мальчиков" было видно, что после таких слов хозяйка для них стала кем-то вроде богини.

Иван плюнул и сменил гнев на милость, повелев выдать всем четверым обмундирование и ботинки. Долгожданную новость бедолаги встретили радостным рёвом, а их командир довольно потёр руки — ЕГО парни не подвели, что было лишним плюсиком в глазах шефа.

Наверху, в доме, раздался счастливый детский визг и топот. Там явно играли в догонялки.

— Ой, малышня… — Маляренко с трудом продрал глаза. Стояло свежее прохладное осеннее утро. С чистым голубым небом и холодным ветром с моря. Иван зевнул, поёжился и побежал в дом.

Две маленькие дальние спаленки бельэтажа занимали теперь два "племянника" — десятилетние Женька и Пашка, и две "племянницы" — первоклашки Надя и Тома. Этих детей Иван не мог отдать никому.

"Они будут жить в моей семье. В моём доме".

Семь старших девочек, в возрасте от тринадцати до пятнадцати лет, с прошлой недели занимали здоровенный каменный флигель, спешно пристроенный сбоку к дому Ивана. Отчего сам дом, с учётом веранды и крыльца, превратился в настоящую махину тридцати шагов в длину и пятнадцати в ширину. Позади усадьбы, подальше от моря, стояли большие четырёхкомнатные дома Семёныча и Олега и два домика поменьше, в которых жили Саша с Таней и Борис с бывшей учительницей Светланой. Другая учительница, Лера, обосновалась на хуторе, помогая Насте нянчиться с детьми и по хозяйству.

Иван одно время надеялся, что Агрономыч проявит к ней интерес, но тот, печально улыбнувшись, сообщил, что он "человек уже очень немолодой и вполне может обойтись и без женщины, тем более — такой молодой и красивой". Лера, на вкус Вани, была далеко не красавица, но тридцать пять лет разницы — это тридцать пять лет разницы.

Вспомнив об этом, шеф досадливо крякнул. С этой невестой пора было что-то решать, потому что в гости на хутор зачастили все неженатые мужики Бахчисарая. Это могло добром не кончиться, да и Юрка сильно нервничал, принимая в своём доме малознакомых людей.

"Сегодня съезжу, поговорю с ней. Хорошо бы сюда какого-нибудь работника переманить…"

У входной двери по хозяйству ковырялся Франц. Инженер наконец поднялся на ноги и теперь постепенно восстанавливался, занимаясь всеми мелкими работами в усадьбе.

"О! Чем не жених! Блин. Я теперь и об этом должен думать? Кого с кем женихать. Свах какой-то. Тьфу ты!"

Пожелав ему доброго утра, Иван перешагнул через порог.

— Honey! I'm home!

— Дядя Ваня!

Счастливый визг нёсся, казалось, отовсюду.

"Я дома".

Глава 9В которой выясняется, что море вовсе не так безобидно, как кажется на первый взгляд

Друг, оставь покурить,

А в ответ — тишина…

В.С.Высоцкий

Плотно позавтракав, Иван полностью и окончательно пришёл в себя. Правда, супруга ехидно ухмылялась, но Маляренко постарался проигнорировать эти взгляды.

— Поеду, к Юре съезжу. С этими гавриками пообщаться нужно. Гнать их пора. Загостились уже.

— Да куда ж ты их? — Маша встревожено присела напротив. — Зима на носу, а там детки.

— Мать! Вот только ты мне ещё мозги… — Иван поперхнулся и гораздо спокойнее продолжил. — У них своя голова на плечах. И это их дети.

— С Лерой поговори. — Вид у Маши снова стал деловым, словно они были на планёрке.

"Почему "словно"? Это так и есть".

Маляренко улыбнулся жене, поднялся и вышел.

В Юрьево Ваню ждал целый ворох хороших новостей.

Во-первых, поправился захворавший было Ванечка. Сильно помогли в этом деле лекарства с самолёта и знания Анны.

"С меня причитается!"

Во-вторых, жёны "отказников", видя, что ничего ужасного вокруг не происходит, допилили мужей и те, сильно смущаясь, сообщили, что хотели бы остаться. Маляренко не стал прыгать и кричать "ура". Даже мысленно. Посмотрев долгим взглядом в глаза Валентину, он лишь кивнул.

— Живёте здесь. Работаете на Юрия. Весной поговорим.

И, в-третьих, его сильно удивила Лера.

Ещё на подходе к роще, на опушке, Иван заметил стреноженных пасущихся осликов, незнакомую "бричку" на автомобильных колёсах и сидящего в ней пожилого человека. Человек приподнялся и вежливо поздоровался, сообщив, что в гости к господину Кузнецову прибыл по важным вопросам господин Гуссейнов.

"Толик, блин, женишок… ну-ну!"

Оказалось, что, пользуясь наличием транспорта, Толик навещает учительницу уже в четвёртый раз, попутно решая с хуторянином кое-какие деловые вопросы.

— Добрый день, шеф! — По-русски азербайджанец говорил очень чисто, без малейшего акцента. Дальше чернявый крепыш показал, что он настоящий мужчина и очень конкретный человек. Сначала прилюдно, очень красиво, в стихах, предложил покрасневшей Валерии Владимировне руку и сердце, заявив, что он будет самым лучшим, самым верным и так далее. Минут на двадцать. Иван аж заслушался.

"Опасный человек. К Маше его и близко подпускать нельзя!"

Женщина замерла, не в силах сказать ни да, ни нет. Всё произошло так стремительно…

Толик громко прокашлялся.

Дверь отворилась, и в Юркин коттедж протиснулся тот самый дед с гигантской охапкой цветов.

Ваня восхитился.

"Во даёт! Где же он их взял?"

Валерия Владимировна недоверчиво наклонила голову к плечу, сжала губы и быстро кивнула.

— Да.

Толик не пил вообще, а Юра и Иван больше не могли, так что помолвку отметили травяным чайком и жареной картошкой. Женщины ушли мыть посуду, а мужчины остались в Ермаковском "офисе". Лом-Али начал издалека. Со здоровья своих драгоценных ослов. Оказывается, в горах им плохо. Болеют они. И трава там совсем плохая. И ходить по горам животным тяжело. Опасно.

— Никакого сравнения с такой степью! — Азербайджанец даже подпустил акцента и добавил грузинское "вах!"

А в степи он, Лом-Али Гуссейнов, сможет развести такой табун скакунов, что…

"Во даёт!"

Внезапно Толик стал серьёзным.

— Не хочу я туда Леру вести. Много людей там завистливых и недобрых. От одиночества недобрых. Да и хибара моя там… А… Шалаш большой.

Мужчина печально махнул рукой.

— Примешь?

— Приму. Договорись с Юрой. Он покажет тебе, где загоны ставить.

Юрка молча кивнул, а Иван пожал руку Толику и попылил домой.

"А-фи-геть!"

— Сашка! Готовь лодку!

— Шеф, а вдруг шторм? Зима то — на носу уже.

— Успеем, Сашка, надо движок с автобуса до зимы забрать. Обязательно надо.

На этот итальянский не турбированный дизелёк у Маляренко были огромные планы. Нынче у него завёлся настоящий немецкий инженер, который скорбно покопавшись в разбомбленных останках мотора "Газели", пожаловался на то, что у них нет дизеля. У Вани щёлкнуло.

"Да будет свет!"

Иван окинул взглядом горизонт. Море хоть уже стало совсем холодным, и дул пронизывающий ветер, но небо было чистым, а волны — совсем небольшими.

— Надо успеть. Возьмём людей побольше, чтобы быстрее управиться. Готовь лодку. Завтра поутру — выходим.

Настроение после посещения хутора было отличным. Маляренко вдохнул полную грудь солёного ветра и, задыхаясь от нахлынувшего восторга, заорал, лупя себя кулаками в грудь.

— А-а-а-а!

"Беда" отчалила с первыми лучами солнца. Вместе с Иваном шли Сашка и Таня, Франц и двое ребят Олега. Море было всё-таки не летнее. Глубина уже не сияла лазурью, а мрачно темнела мутной синевой. Резкий ветер, хоть и не поднял пока высокую волну, иногда срывал шипящую пену с макушек волн. Иван поёжился.

"Как бы всё это не оказалось авантюрой".

На весёлые барашки ленивых летних волн это походило мало. Порыв ветра пахнул холодом и ледяными брызгами.

— Ух ты! Шеф, вы это почувствовали? Хорошо, что небо чистое.

Сашка весело скалился, стоя за штурвалом. Абсолютно сухопутный человек влюбился в море, с восторгом ожидая каждый выход.

— Ходу, Сашок. Ходу!

Лодка получила удар в левый борт, вздрогнула и прибавила ходу. В спину подул сильный и ровный ветер. Иван прикинул его силу и решил рискнуть — поднять парус.

Парус был самым простым — прямоугольным и всего в пятнадцать квадратных метров. Осторожно подняв это своенравное устройство, яхтсмены-любители сразу ощутили резко возросшую скорость. Лодка немного накренилась и шустро рванула на север.

Иван вспомнил, как он ехал ночью по трассе Алма-Ата — Усть-Каменогорск за рулём служебной машинки. Узкая двухполосная дорога петляла среди холмов, а навстречу, слепя дальним светом, неслись гигантские фуры. Это была одна гигантская "русская рулетка", вызвавшая чувство бесшабашности, заставлявшая всё сильнее вжимать газ в пол.

"Ладно! Была не была!"

— На ночь останавливаться не будем.

Сашка задумчиво посмотрел на капитана. От былого веселья не осталось и следа, но и море, похоже, успокоилось. Ветер стих и перестал швырять ледяные брызги на промокших людей.

— Да, шеф.

До автобуса добежали всего за два дня. Из него давно уже были выдраны стёкла, которые теперь красовались в доме Ивана, сняты кресла, фары, лампы внутреннего освещения и смотана вся проводка.

"Беду" отвели от берега и поставили на якорь, для надёжности примотав цепью к вбитому в землю колу.

Двигатель и прочие железки, на которые показал пальцем Франц, сняли быстро, потратив на это дело всего половину дня. Потом пришлось отдирать лист металла с борта автобуса, чтобы волоком оттащить тяжеленный кусок железа к берегу. А вот как это всё поднять на борт? Работы, как обычно, оказалось несколько больше, чем рассчитывал Ваня. Злобно ругающийся Франц, сидя прямо на песке у кромки прибоя, бешено орудуя ключами, разбирал движок на мелкие запчасти, которые тут же заматывали в куски брезента и на руках, по пояс в воде, несли на лодку.

— Д-д-д. — От холода у парней зуб на зуб не попадал. — Надеюсь, немец, сможет обратно всё собрать.

На синий нос Сашки было страшно смотреть.

"И ведь вода-то не ледяная. Градусов десять-двенадцать. Что значит полчаса в воде!"

— С-сможет, С-сашок. С-с-сможет.

Лишь поздно вечером, когда окончательно стемнело, а люди окончательно вымотались и окоченели, последний свёрток промасленного брезента занял своё место в сухом трюме "Беды". Проверив надёжность цепей и якоря и громко послав море к чёрту, Иван выбрался, наконец, из воды и побрёл к развалинам. Там, над булькающим котлом уже вовсю колдовала Таня, готовя ужин. Мужики молча сидели возле стены. Говорить было лень. Двигаться — тоже. Очень хотелось жрать, о чём постоянно сообщали желудки, и спать.

Ваня лениво похлебал сытного супчику. Глаза слипались. Распределив порядок дежурств, Маляренко отдал пистолет Тане, разложил нарезанный камыш по земле и отрубился.

Последние восемь месяцев своей жизни бывший рядовой бундесвера и бывший младший специалист по логистике Таня Дорнхоф чётко делила на два этапа. "До" и "после".

В этапе "до" были лишь страх, боль, голод, отчаяние и чувство абсолютной беспомощности. Раненные умирали у неё на руках один за одним, и она ничего не могла сделать. А потом с гор пришли две огромные кошки и убили Йозефа, весёлого и умного парня, который ей так нравился, и вслед за которым она напросилась в эту проклятую командировку. А потом приплыли они. Спокойные, уверенные в себе люди, от которых веяло надёжностью и безопасностью. И начался этап "после". В котором она встретила ЕГО. Она влюбилась в него как девчонка. С первого взгляда. Таня с нежностью посмотрела на спящего капитана. Только так, во время походов, когда Ivan Andreevich спал на палубе, она могла себе позволить эти нежные, говорящие сами за себя взгляды.

"Нет! Так нельзя! Надо держать себя в руках. Не распускайся!"

Таня бросила взгляд на мужа. Хороший, милый, добрый человек. И любит её безумно. Но… безответно. Правда, он об этом не знает. И никогда не узнает. И будет счастливым. Ja!

Глаза снова зацепились за капитана. Боже, что она только не делала! Улыбалась, ходила по палубе почти нагишом, даже научилась готовить! Вспомнив, как хозяин сделал ЕЙ замечание о внешнем виде, Таня чуть не расплакалась. Это было так стыдно.

"Нет, так нельзя. Надо подумать о чём-то другом".

Женщина встряхнулась, сунула пистолет за ремень и вышла на пляж. Тонкий серпик Луны висел прямо над горизонтом. Мириады звёзд и неспешный шелест прибоя постепенно успокоили Таню, и через пять минут, подышав прохладным солоноватым ветром, пройдясь туда-сюда и порядком озябнув, она решила вернуться к костру в доме. Там было тепло и уютно. Там был ОН.

До входа в здание, неярко освещённого изнутри еле тлеющим огнём костра, оставалось всего полсотни шагов, когда бесшумно идущая по песочку девушка потрясённо замерла. Несколько тёмных человеческих силуэтов, на секунду возникнув на светлом фоне проёма, исчезли внутри здания. И сразу внутри раздались дикие вопли.

— Иван! — Выхватив пистолет, вне себя от ужаса, Таня бросилась в дом.

Снов Маляренко не видел. Он просто спал. Потом палуба заходила ходуном, и на него упала громадная и тяжёлая волна, придавив его так, что невозможно было вздохнуть.

— …ан!

И сразу. Как молотком по рельсу. Дзанг, дзанг, дзанг.

Пулемётная частота выстрелов разбудила Ваню окончательно. На нём лежало что-то жутко вонючее и тяжёлое. Рядом орали несколько голосов, и кто-то нечеловечески визжал.

— Ах ты ж!

Маляренко столкнул с себя мёртвое тело и вцепился в ещё один вонючий комок тьмы. Тьма завизжала и попыталась ткнуть Ивана заточенной деревяшкой, но тут сзади прилетел удар мачете, и замотанный в жуткое тряпье человек разом лишился обеих ступней. Треснув противника по макушке кулаком, Иван, наконец, подхватил автомат.

Время остановилось. Алые языки огня, лениво облизывающие угли в очаге, застыли, окрасив полумрак каменного мешка кроваво-красным.

"Там только шесть патронов. Только шесть. Чужой. Пять. Чужой. Четыре. Три. Чужой. Два. Один. Всё".

Через секунду всё закончилось. Кошмар исчез. Остались мёртвые тела, запах крови, сгоревшего пороха и пролитого в огонь супа. В почти кромешной тьме Иван метался по комнате, схватив мачете, и вглядывался в лежащих и сидящих людей, полосуя любого, кого не узнавал.

— Огня! Огня! Живо!

Нереально ярким пламенем загорелась промасленная ветошь возле немца, осветив картину полного разгрома. У входа изломанной кучей лежало пять или семь тел налётчиков. Ещё трое лежали прямо в центре комнаты, возле потухшего костра.

— Танька, дверь ахтунг! Ферштейн?

— Ja. — Таня странно вcхлипнула.

"А мои?"

— Сашка? Сашка?

— Нет. — Франц, мелко дрожа, указывал на лежащего в углу Александра.

"Нет. Только не это!"

— Игорь?

— Здесь.

— Франц?

— Я.

— Димка?

— Димка? — Эхом повторил Игорь. — Димон! Уроды! Убью накуй!

Парень сорвался с места и бросился к двери.

— Стоять!

— Таня?

— Таня?

Тряпка возле Франца вся прогорела, оставив после себя слепящую тьму и кучу вонючего дыма. Снаружи тихо стонала женщина.

У Сашки был вдребезги разбит затылок. Скорее всего, он умер, так ничего и не почувствовав. Прямо во сне. Самому молодому из курсантов, Диме, рассекли живот, и именно его дикий крик разбудил всех. Таня получила удар заточенным колом в живот, когда остатки нападавших поспешно бежали. Девушка лежала на боку, согнувшись калачиком. Она не стонала и не плакала, а просто лежала, держась за замотанную тряпками рану. Вокруг неё, что-то тараторя по-немецки, хлопотал Франц. Справа от входного проёма с мачете наготове стоял Игорь. Прямо напротив него — с пистолетом Тани — Иван.

"Два. Всего два выстрела".

К утру Таня потеряла сознание. Едва засерел рассвет, Иван, велев Игорю сторожить вход, решительно выбрался наружу. На пустынном широком пляже не было никого. Полное безветрие и абсолютный штиль. И очень-очень тихо. Одинокая цепочка босых следов шла по утрамбованному пляжу от входа к воде. Там, на берегу, у самой кромки моря, лежала маленькая лодочка, полностью вытащенная на песок.

"Ну-ну".

Иван протёр пистолет рукавом и, взяв на прицел борт, пошёл к лодке. В ней оказался мальчишка. Маленький, щуплый, смуглый и почти голый. Кроме набедренной повязки на нём был хороший кожаный ремень, которым он туго перетянул простреленную ногу. Ещё в лодке были четыре пластмассовых весла и эмалированное ведро с водой.

Увидев незнакомого человека, мальчишка задрожал и съёжился, залепетав на непонятном языке.

"Жить хочешь?"

Кровавая пелена застила глаза. Душа порвалась, и Иван закричал.

Мальчишку перевязали и, крепко связанного, сунули в трюм. Таня очнулась и попросила пить. Восемь убитых налётчиков при свете дня оказались очень щуплыми и худыми азиатами невысокого росточка, вооружённых лишь палками и дубинками. Только у одного из них был хороший кухонный нож. Франц вякнул что-то про Филиппины, а Иван считал их вьетнамцами или тайцами. Допросы пацана ничего не дали — тот молчал, как рыба.

Никто не верил, но Таня выжила. Срочно вызванный Док при помощи Ани сделал полномасштабную хирургическую операцию и сумел спасти девушку. Маляренко молча отвёл врача в чулан, где хранились медикаменты, развернулся и ушёл, оставив Дока наедине с этим богатством.

"Она спасла меня".

Иван боялся себе признаться, но то, что кричала Таня на alarm или "тревога" никак не походило. И не "Саша" точно.

"Иван? Почему "Иван"?

Раз в два-три дня Маляренко вместе с Олегом пытался допрашивать пацана. Они сломали ему обе ноги и выдернули ногти на правой руке. Омоновец выжег мальчишке глаз, но тот только орал, брызгал слюной и дрыгал окривевшими ногами. И ни слова не говорил. Кое-что узнать помог доктор. Выйдя из заветного склада с объёмным свёртком, он скептически покачал головой, глядя, как мальчишку уносят на носилках подальше в степь — на допрос.

— Вы позволите?

Врач положил свёрток на землю. Достал из баула тоненький скальпель и, ласково улыбнувшись, добавил.

— У меня получится. Несите бумагу и карандаш.

Мальчишка нарисовал всё, что смог. Рассказал, как его зовут и из какой он деревни, кто был его отец и кем был он сам. А потом он умер. Очень медленно и очень больно.

Маляренко вытер окровавленные руки и посмотрел на хмурое серое небо. Холодный ветер принёс первые капли дождя. Олег, закончил демонстрировать своим курсантам, как правильно разделывать ещё живого человека, и тоже посмотрел на небо.

— Зима пришла, Босс. Я пойду готовить лодку к выходу?

— И раздели оставшиеся патроны пополам.

Часть 4