Несмотря на трагизм ситуации, Ваня не мог не восхититься активностью электрика — поубивать, повырубать и перетрахать чуть не половину списочного состава общины! Вот это размах! Это, млять, по-нашему — гулять так гулять! Иван прислонил копье к столу и в отчаянии схватился за голову — мужская истерика обошлась общине чересчур дорого.
— Мля! Наш пострел везде поспел.
— Ты как? Убивать меня не собираешься? — чуть лениво поинтересовался Звонарев.
Стоящий рядом мужичок навострил уши и затаил дыхание.
— Света. Этот, — Маляренко мотнул головой, — кого-нибудь бил? Нет? Не… не собираюсь. Живи. — Иван пристально посмотрел в глаза Звонареву — тот в ответ едва заметно кивнул, мол, понял, спасибо, буду обязан. — А ты… как тебя… — Иван обернулся к безымянному мужичку. — Где поранился, солдатик? Уж не в ночном ли походе?
Помертвевший от ужаса мужчина едва кивнул и тихо пролепетал:
— Он меня заставил. Я не хотел.
В этот момент Иван почувствовал две вещи: страшный голод и страшную ответственность.
— Уйди с глаз моих! — Сил на разборки не осталось, внутри была пустота. Потом. Все потом. — Светик, есть что покушать? И, пожалуйста, позови Ксюшу.
С Ксенией вышел облом. Глядя на Маляренко как кролик на удава, она осторожно обошла его по большой дуге и подошла к сидящему Звонареву. Иван понял, что он чего-то не понял. Судя по всему, у этой парочки было полное взаимопонимание и этой ночью никуда Ксюша, тряся своей большой грудью, не бегала.
Иван посмотрел на исходящий паром котелок ухи, взял ложку и принялся завтракать. Вокруг, в полном молчании, стояли его соплеменники.
В этот день Маляренко так и не смог выяснить, кто же из женщин его спас. Все, кого он спрашивал о прошлой ночи, отказывались от чести быть спасительницей или попросту молчали. Что делать с теми, кто не пришел в сознание, никто не знал. Их просто отнесли в палатку. Настроение у людей было подавленным, все работы прекратились — даже на рыбалку никто не пошел. Взяв в помощники всех троих ходячих мужчин, Иван вынес тело Ермакова из лагеря. На дальней опушке они, поочередно меняясь, вырыли глубокую могилу и захоронили тело. На одолженном у Светланы костыле приковылял Серый, таща на себе сделанный из двух больших жердей крест.
Из женщин проститься с шефом не пришел никто.
Рому нашли на том же самом месте, где его встретил Иван. Электрик лежал на боку, крепко обняв колени. Тело успело окоченеть, и мужчинам пришлось вырыть круглую могилу. День был в разгаре, солнце доползло до зенита и жарило изо всех сил. Уставшие люди закончили свой скорбный труд и молча поплелись домой.
Вернувшись, Иван узнал радостную новость — Оля очнулась. Несмотря на тошноту, огромную шишку на затылке и головную боль, она тут же начала приводить в чувство лежащего рядом Николая. К удивлению собравшихся вокруг людей, ей почти сразу это удалось.
Застонав и с шипением втянув в себя воздух, офицер открыл глаза. Народ радостно загомонил — юморист и весельчак Коля был всеобщим любимцем. Похоже, со зрением у него пока имелись трудности, но он старательно наводил резкость.
— Ба! Какие люди! — Коля опознал склонившегося над ним Ивана. — С возвращением, дружище.
Маляренко вдруг почувствовал, что напряжение, державшееся в нем с ночи, исчезло, а в груди поднимается теплая волна. Он был счастлив от того, что и в этом мире живут люди, которым он, Иван Андреевич Маляренко, не безразличен. Которые за него переживают и которые всегда рады его видеть. Он крепко пожал руку Николаю и, наклонившись, осторожно чмокнул в щечку Ольгу.
«Все будет хорошо», — подумал Ваня и выполз из палатки.
Часть 2ВЫХОД
ГЛАВА 1,в которой Иван находит новую подругуи единомышленника в одном лице,а также решает половой вопрос
— Коля, не свисти! Что значит «не могу»? А я могу?! — Маляренко сидел на песочке пляжа и чуть ли не с ненавистью смотрел на дочерна загорелую спину беззаботно рыбачившего приятеля. Прибой сегодня был особенно силен, и приходилось орать, надрывая горло.
— Я, млять, за эти три дня чуть не поседел! Да брось ты, на хрен, свою удочку! Иди сюда. — Ваня поднапрягся и издал настоящий командный рык: — Это приказ!
Коля, — проникновенно заглядывая в глаза упавшему на песок другу, ласково начал Маляренко. — Я точно не управлюсь с руководством. С какого перепугу все решили, что я должен занять место дяди Паши, — ума не приложу. В общем, так — бери все на себя. Ты ж взводом командовал, это ж в два раза больше народу, чем у нас.
От волнения Иван временами срывался в крик, говорил сумбурно и быстро. Брызгая слюной и перепрыгивая с пятого на десятое. Эмоции рвались из него, часто опережая мысли. Николай смотрел на море, молчал и, вопреки обыкновению, был очень серьезен. Через несколько минут, когда Иван выдохся, и его словесный понос иссяк, офицер пристально посмотрел на друга:
— Нет, Ваня. Это теперь на тебе. Послушай меня, а после скажи, где я ошибся. И не перебивай. Ты выжил в одиночку, прошел десятки километров по диким местам, дрался без оружия с койотами… Не перебивай! Ты толковый строитель, даже Ермаков прислушивался к твоим советам. Ты хороший друг, ты честен и обязателен. Ты силен и смел.
Лицо Николая было крайне сосредоточенно. Говорил он очень медленно, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.
— Ты убил Рому. Тебе принадлежат жизни Серого и Юрки. Возможно, — офицер помолчал, — раньше ты и был простым торговцем, но сейчас ты изменился. Ты еще этого, может быть, и не понял, но ты уже другой человек. Люди растеряны и напуганы, один Бог знает, где мы, куда нас занесло. Ермаков был жесток, но он дал хоть какую-то опору и надежду. Сначала его боялись, а потом все осознанно за ним пошли. Вот так вот. Просто не испорть то, что начал он.
Коля хитро улыбнулся, моментально став самим собой, и, ухмыляясь, добавил:
— Так что вы, батенька, нынче — вождь. По праву сильного. А все, что от меня потребуется… я со всей душой.
Маляренко застонал и схватился за голову. Каждое «ты», произнесенное другом, словно вбивало новый гвоздь в крышку гроба. Звучало как приговор. Иван вспоминал, как на самом деле происходило все то, о чем говорил офицер, и сгорал от стыда. Николай его ни в чем не убедил, но другого выхода, кроме как честно тянуть лямку, он не видел. Люди, по совершенно непонятным ему причинам, слушались его и выполняли то, что он, Иван Маляренко, им приказывал! Это было выше его понимания. Ваня никогда никем не руководил. Из армии он вернулся рядовым, своей ленью и пофигизмом не заслужив даже лычку старшего солдата. Жена его почти никогда не слушала, предпочитая жить своим умом, а чаще — просто командуя мужем, которого считала тряпкой и слабаком. Административную карьеру в бизнесе Иван тоже не сделал, потому что работал всегда в одиночку. И вот — нате! Получите и распишитесь! В голову упрямо лезли цитаты из «Маленького принца» и мысли об ответственности за доверившихся ему людей.
Погоревав о своей судьбинушке минут пять, Иван собрался и успокоился.
— Знаешь, я все больше и больше Ермакова уважаю. Сколько он успел провернуть — аж страшно делается. Сколько информации в голове держать и так качественно… рулить, — Маляренко покачал головой. — Я когда вник в систему организации и распределения работ, то просто обалдел. Коля, все налажено идеально! Не упущено ничего!
— Ну а ты чего хотел? — Николай невесело усмехнулся, Ермакова не хватало и ему. — Серый болтал — почти тысяча человек у него работали.
— Кстати, о Сером. Думаю его замом сделать. В смысле прорабом. Очень толковый мужик, — Иван помолчал, припомнил свою первую встречу со Звонаревым, вздохнул и добавил: — Хоть и скотина редкая. Ну а ты, — Маляренко поднялся на ноги, — будешь замом по безопасности. Очень на тебя рассчитываю, Коля. Еще одного такого бунта община не переживет. Все, иди рыбу ловить, будь она проклята!
Лопая на завтрак, обед и ужин одни морепродукты, Иван с тоской вспоминал жесткие и жилистые куриные ножки. В окрестностях рощи такие курицы не водились — видимо, прежние «жильцы» успели всех сожрать. А еще — очень хотелось хлебушка.
— У меня от этой рыбы скоро жабры вырастут.
— Угу. И икру метать начнешь! — Коля был, как всегда, в своем репертуаре.
— Надо решать с едой что-то. Бабы уже всю съедобную траву в округе повыдрали, а далеко ходить боятся. — «Вождь» вздохнул. Проблемы лезли со всех сторон. — Все. Иди работай.
Иван развернулся и пошел к поселку.
— Вань! Стой, погоди! — Рыбак стоял уже по колено в воде. — Спасибо тебе. За то, что вернулся.
Сегодня Алину опять отправили нарезать из ближайшего кустарника длинные и гибкие ветки — для дома нужны были стройматериалы. Хотя было уже не так жарко, как раньше, но уставшая женщина все равно обливалась потом. Алина не вернула назад ту жуткую, рваную брезентовую робу, что ей выдали в первый же день. С помощью Алеши она кое-как выстирала ее в ручье и зашила самые большие прорехи. И теперь, идя на любую работу, всегда надевала плотный брезент поверх одежды. Было очень жарко и тяжело, но зато одежда оставалась целой. Солнце стояло в зените, женщина отерла рукавом пот и с надеждой оглянулась на рощу. Словно в ответ на ее мысли, из лагеря донеслись звонкие удары по металлу. Обед. Подхватив вязанку тонких и гибких прутьев, Алина бегом устремилась в поселок. Отставшие женщины понимающе переглянулись — к мужу.
Прошло три дня с того страшного момента, когда озверевший Рома избил Алешу дубинкой и истоптал ногами. И три ночи. Бессонных ночи. В тот раз, когда дежурившего Алексея искусали эти проклятые собаки, она смогла его выходить, хотя раны были ужасны, и крови мужчина потерял изрядно. Вот и сейчас все свое свободное время Алина проводила возле лежащего без сознания Алексея, вызывая у окружающих искреннее уважение и сочувствие. Даже бывший бригадир Сергей как-то вечером подошел к ее шалашу и пробурчал нечто утешающее. При воспоминании об этом Алину передернуло. Серый был омерзителен и страшен. Как и его бывший шеф. Как и Рома-аэропорт. И никакие слова сочувствия не могли изменить ее мнение об этих людях.