с и жемчуг со дна моря.
О том, что все это — просто сделка, они оба просто-напросто постарались забыть.
Понимая, что толку от вождя в нынешней ситуации немного, оба его заместителя, посовещавшись, отправили его на место Николая и Ольги — вместе с Алиной ловить рыбу и собирать мидии. Добыча и рыбы, и морепродуктов резко упала. Зато целых десять дней парочка провела на пляже в объятиях друг у друга. Если бы не охотничьи подвиги Николая и Юрки Длинного, то неизвестно, чем бы этот «медовый месяц» закончился. Во всяком случае, не быть Ивану вождем — это уж как минимум. Жрать хотелось всем и каждый день. Желательно, по три раза. В конце концов, Ольге надоели ежедневные походы мужа за добычей, и она высказала Алине все, что думает о своем вожде в общем и о ней в частности. А позже, тем же вечером после ужина, к Ивану подошел хмурый Геннадьич и потребовал от него прийти в себя. Не на курорте, мол, а хрен знает где находишься. И вообще, думать надо головой, а не яйцами!
Эти слова ударили Ваню словно током. Сразу вспомнилось раннее утро, стирка одежды и помывка в ручье. А еще Маляренко отлично вспомнились его же собственные слова о том, что прежде всего надо головой думать. Иван вздрогнул и, словно проснувшись, огляделся. Вокруг был реальный мир, шумел ветер, и смеялись возле костра люди. От кухни, после дежурства, к нему шла Алина. Даже в густых сумерках был виден густой румянец на ее щеках.
— Мне тут Оля…
— Мне тут Геннадьич…
Оба одновременно начали и замолкли. Расхохотавшись, Иван сгреб подругу в объятия и чмокнул в макушку.
Алина смотрела на него снизу вверх, и в ее счастливых глазах плясали огоньки костра.
— Знаешь, Ваня, пойдем-ка к людям. Прощения попросим, что ли… — Она звонко засмеялась и решительно двинула к сидящим у огня «соплеменникам». Следом, смущенно улыбаясь, шел вождь.
Ежевечерние посиделки вокруг костра сложились сами собой — никто специально их и не думал организовывать. Люди постепенно привыкли к своей нынешней жизни, да и самые тяжелые работы остались в прошлом, во всяком случае, ничего капитального сейчас не строилось. Сил к вечеру оставалось куда как больше, чем раньше, и вечером у костра сам собой организовался клуб. Пели песни, рассказывали истории из своего прошлого и травили анекдоты. Особенно в этом преуспел Юрка-длинный, затмив на этом поприще даже самого Колю. Очень не хватало гитары — так что барды «не пошли», зато народные песни, коих женщины знали великое множество, звучали постоянно. Даже парочки, периодически ныряющие в темноту, обычно возвращались к огню. Людей тянуло друг к другу.
— Какие люди! — привычно радостно оскалился Николай. Сидевшая у него на коленях Оля соскочила и, схватив Алину за руку, утащила ее к компании девушек, шушукавшихся с другой стороны костра.
— Присаживайся, — прораб солидно кивнул на место рядом с собой. — Ожил?
— Ожил, Сергей Геннадьич, ожил, — Иван махнул рукой Коле. — Иди сюда, совет держать будем.
Сам того не зная, Маляренко выбрал в отношении главного прораба совершенно верную стратегию. Он никогда не вмешивался в его работу и никогда публично не указывал, что ему делать. Более того, Иван всегда, даже наедине, обращался к Звонареву по имени-отчеству, от чего тот получал немалое удовольствие. Да и отношение «соплеменников» к прорабу, изрядно подпорченное во времена Ермакова, стало помаленьку меняться. Все еще сильно хромавший Звонарев, прыгая на своем костыле, успевал всюду. Работая за четверых, он грамотно и, самое главное, без криков и угроз руководил общиной. Народ, хоть и косился на отдающего приказы от имени Маляренко Серого, но терпел. А потом и вовсе свыкся.
Иван, конечно, и раньше присутствовал на ежевечерних планерках, но как-то пропускал мимо ушей все, о чем ему докладывали заместители. Мысленно он был уже в своей палатке, где его ждала Алина. Так что за это время Маляренко довольно серьезно выпал из жизни общины. Надо было наверстывать.
С женской стороны раздался дружный девичий смех. Алина солировала, вполголоса что-то активно рассказывая подругам. Те хихикали и метали на вождя красноречивые взгляды. Вождю это не понравилось, и, протянув костыль Звонареву, он велел ему и Николаю перебираться за стол в «офис».
— А в принципе — нет худа без добра, — Николай запалил лучину. — Если б ты рыбы столько, сколько и я, ловил, то мы бы так ее и ели. А так Геннадьич мне студента выделил, и ничё — пошла охота! У дальней промоины водопой есть, туда сайгаки вроде бы приходят. — Офицер в затруднении наморщил лоб. — Я таких же, кажется, когда служил, видел. Юрка копьё твоё швыряет — мама не горюй! Бьет зверя враз. Тут главная хитрость — кровь сразу замыть, чтоб на следующий день стадо не спугнуть да хищников не привадить. Вот я с котелком на охоту и хожу.
Коля, сидя в кресле, с удовольствием потянулся. Видно было, что он нашел себе новое хобби, помимо рыбалки, и говорить о нем мог долго. Ваня представил себе грядущую лекцию о способах подкрадывания, о маскировке, о повадках животных и повернулся к прорабу.
— Дом закончили, почти, — Звонарев понимающе усмехнулся. — Штукатурю изнутри помаленьку, потом о печке думать буду.
— Думаешь, печь понадобится? Климат-то жаркий, — Коля с сомнением покачал головой. — Я в Болгарии был, а там зимой — плюс десять… не ниже. Природа похожа, климат тоже.
— А я в Казахстане жил! — Маляренко решил закончить дискуссию. — Там летом — сайгаки и плюс пятьдесят, а зимой — пингвины и минус сорок. С буранами. Не дай бог тебе узнать, что это такое.
— А то я не знаю, — офицер примиряюще поднял ладони. — В заволжских степях и обморозился.
— Сейчас навес для поленницы думаю начать, — продолжил Звонарев. — А вот где дрова брать — не знаю. И так уж полрощи вырубили. Землянку для припасов почти вырыли, на днях перекрывать будем. Рыбы и мяса накоптили и засолили, но, боюсь, маловато будет. Травок разных бабы насушили чуть не с копёшку. Витамины на зиму будут.
Прораб еще минут пятнадцать неторопливо и обстоятельно излагал достижения народного хозяйства, отмечав возникающие проблемы и тут же предлагая способы их разрешения. Маляренко сидел и тихо радовался тому, что в почти полной темноте не видно его красное от стыда лицо.
«Вождь хренов! — Иван зажмурился. — Совсем, млять, расслабился. Толку от тебя — ноль».
— С солью проблемы, — снова влез Коля. — С Димкиной «Цефиры» уже и крышу срезали, и капот, и багажник. Выпариваем, но получается не так много, как хотелось бы. Завтра крылья и двери снимать будем. Пацан чуть не плачет.
— Машина на ходу? Бензин есть?
— На ходу. Полбака еще. Раз в неделю заводим на пять минут. А что? Куда-то собрался? — Николай с интересом глянул на друга.
— Нет пока. Сначала к «Волге» наведаюсь. Оттуда много чего полезного притащить можно. Алина пойдет. Димку тоже с собой возьму… — Маляренко помолчал. — Иваныч дедом родным ему приходился.
Лучина догорела, и ночь сгустилась над сидящими за столом мужчинами. Расходиться не хотелось. Хотелось сидеть и неторопливо беседовать.
Первым не выдержал Николай, пожелав всем спокойной ночи, он шустро поскакал в свой шалаш к Оленьке. С противоположной стороны лагеря уже давно доносились смех, ахи, охи и женские постанывания. Звонарев усмехнулся.
— Понятно. Дело молодое.
Из темноты, бесшумно, словно привидение, появилась Ксения и замерла возле Сергея. Тот, кряхтя, как старый дед, поднялся на ноги.
— И вот еще что… Моя Ксюша, — при этих словах женщина немедленно прильнула к нему всем телом. — Обошла всех, ну, кроме вас двоих, и опросила насчет заболеваний. Все в один голос уверяют, что венерического ни у кого нет. Будем верить на слово. Баня заработала, обмылки пока есть, так что с гигиеной — все более-менее в порядке. Это хорошая новость. Плохая новость — у Аллы серьезные проблемы с почками. Отекает, почти не ходит. Что с этим делать, я не знаю. И никто не знает — медиков среди нас нет. — Звонарев нервно вздохнул и с тоской добавил: — А я, сволочь, ее палкой гонял.
Прораб, поддерживаемый Ксенией, тяжко опираясь на костыль, поковылял прочь.
Дар речи к Маляренко вернулся, когда Геннадьич со своей подругой скрылись из вида. Иван только и смог, что ошарашенно пробормотать нецензурщину. Оказывается, у злобного бригадира есть совесть! И она, эта совесть, ему спать спокойно не дает! Ну, дела!
Маляренко был потрясен — этот сумрачный и тяжелый в общении человек, которого Алина, да и многие другие, втихаря ненавидели и сторонились, заботился не только о том, как идут стройка, заготовка пищи и прочие работы. Он же еще и о здоровье людей подумал — провел какую-никакую диспансеризацию! Иван снова почувствовал приступ стыда. Об этом он должен был подумать! Он!
Маляренко выбрался из-под навеса и, глядя на Млечный Путь, задумался о том, какую пользу лично он, Иван Андреевич Маляренко, может принести окружающим людям.
Решение пришло почти сразу.
ГЛАВА 3,в которой Иван наконец покидает лагерьи совершает свой первый поход
Наутро, перед завтраком, Маляренко собрал митинг и публично объявил о своей отставке. Народ моментально проснулся и перестал зевать. Хотя Иван как руководитель сильно уступал Звонареву, люди видели в нем определенную гарантию того, что прежние порядки не вернутся. За две недели номинальной власти Маляренко атмосфера в поселке стала заметно лучше — добрее и человечнее. При этом никакой расхлябанности не наблюдалось, люди продолжали работать изо всех сил. Все понимали — идет зима, и пережить ее будет нелегко. Организация труда, заложенная дядей Пашей и контролируемая Звонаревым, работала как часы. В полном молчании Маляренко изложил свое решение людям и уселся за стол. «Соплеменники» стояли столбами, переваривая неожиданный фортель бывшего уже начальника, и лишь Алина с безмятежной улыбкой орудовала деревянной поварешкой. Маляренко взял ложку и объявил о назначении своим преемником Николая, при этом внимательно глядя в глаза Звонареву. Тот едва заметно кивнул. Мысленно Иван с облегчением выдохнул. Народ очнулся и согласно загомонил. Кандидатура офицера устраивала всех. Алина, сев рядом, толкнула локтем в бок и глазами показала на Николая.