О да… Все остальные — просто радость школы, один я позор. Кто бы мог подумать…
— Ну если она не полезет меня калечить, то буду корректен.
— Кстати, Виктор Валентинович просил тебе передать, чтобы ты поправлялся. Он на тебя не сердится. Ты же от температуры ерунду говорил.
Захотелось дать Алиске в лоб, но, к её счастью, это было невозможно.
— Ему тоже… не кашлять, — мрачно сказал я, — ладно, Зеленина, я пошёл горло полоскать. Ради тебя, а то к воскресенью не вылечусь.
И положил трубку.
Всё было ещё хуже, чем казалось сначала. Я вёл себя как идиот, а Виктор Валентинович — как великий гуманист. Не обиделся на меня, передал, чтоб выздоравливал. Да лучше бы он психанул. А так, естественно, понравится Наташе ещё больше!
Надо что-то делать, в который уже раз подумал я.
Потом включил комп и написал «ПЛАН». План по оттеснению от Наташи опасного историка Карбони. И план по приближению Наташи к себе.
В дверь постучали. Ни раньше, ни позже. Когда я тут валяюсь с температурой и хочу, чтобы мать пришла, она занимается своими делами. А как у меня появляется дело — так она тут как тут. Стук я проигнорировал. А если я не открывал, то мать ко мне и не входила. Так она демонстрировала своё доверие и демократию в семье…
Что же я буду делать для приближения Наташи? Нужна была ревность. Из книг я уяснил, что во многих случаях женская любовь начинается с ревности. Ещё психологи говорили, что ревность разрушает организм. И ещё такое: ревность замыкает человека на одной проблеме, поэтому он становится неспособен увидеть более широкую проблему. К примеру, если какая-нибудь из Наташиных подружек будет ей непрерывно трещать о том, какой я замечательный, она непременно позавидует, потом приревнует, потом её на мне замкнёт. А за подружкой и ходить далеко не надо — вот она, Алиска Зеленина. Легкодоступная, уже и так слегка влюблённая в меня дурочка. Она и стала в плане номером 1.
Под номером 2 я написал: «В. В.» Даже влюбив в себя Наташу, следовало выжить Виктора Карбони из школы важным и справедливым делом. Он мне мешал и должен был уйти. Но Виктор Валентинович был куда более сложной проблемой, чем Алиска.
Я представил себя танком. Неумолимо двигаясь вперёд, я выискивал историка в прицел и стрелял, стрелял, стрелял…
Выписали меня в пятницу, выдав справку, что в школу я должен идти в понедельник. Я поклялся впредь держать себя в руках и прежде чем что-то сказать, как следует подумать. Противник был взрослый и умный, промахов больше быть не должно.
Пока я болел, изрядно похолодало, утром лужи промерзали и покрывались хрустящей корочкой. Я шёл из поликлиники по этому тонкому ледку, ломая его и наслаждаясь звуком. Потом подумал, что треснувший лёд — тоже хороший символ разрушения и непостоянства. Я присел у лужи напротив своего дома. Кто-то уже наступил на корочку, но, вероятно, это был ребёнок — потому что лёд не проломился, а только покрылся концентрическими трещинками. Я достал фотоаппарат из внутреннего кармана куртки и сфотографировал круги. Они напоминали паутину. Потом я продавил лёд ботинком и сфотографировал его изломы и выступившую из-под корки тёмную воду.
Заталкивая фотик обратно в карман, я услышал знакомое:
— Привет. Вылечился, клоун?
Я обернулся. Наташа шла из школы. В такую рань это могло означать только то, что она прогуливала какой-нибудь урок.
— Вылечился, — сказал я.
— И что, к Зелениной на день рождения идёшь?
— Иду.
Наташа помолчала, глядя на меня, потом улыбнулась:
— Не советую. Там будут одни девчонки.
— Хм, — я ехидно прищурился, — одни девчонки — это опасно. Изнасилуете ещё.
— Фёдоров, — Наташа подошла ко мне вплотную, всё ещё продолжая улыбаться, дотянулась губами до моего уха и тихо-тихо сказала: — Вот я смотрю на тебя и думаю — вроде парень как парень, а откуда в тебе столько говна?
— Кормят дома хорошо, — так же тихо и ласково ответил я ей. — А тебе так не хочется, чтобы я шёл к Алиске? Думаешь, историк придёт? Так не думай даже. Ему не положено. Он — педагог. А вы кто? Малявки.
Наташа отстранилась. Улыбка с её лица исчезла:
— Ну, Елисей, смотри. Я с тобой по-хорошему.
— И я тебя тоже люблю, — засмеялся я и пошёл к своему дому.
Честно говоря, я был не уверен, что Виктор Валентинович не придёт к Алиске, поэтому решил, что я туда пойду точно. Тем более предстояло начало реализации плана, то есть захват сердца Зелениной.
В воскресение я не поленился взять книгу «История пыток» и сходить в соседний магазин, где подарки упаковывали в идиотские коробочки с розовыми бантиками. Мать, трезвая и хмурая, делала дома уборку — сегодня прилетал из командировки отец. Когда я сказал, что ухожу на день рождения и могу вернуться поздно, она даже не спросила, к кому, кивнула и продолжила ходить с тряпкой по квартире.
Ровно в четыре я, как приличный человек, в парадной одежде, с подарочной коробкой в руках и кретинской улыбкой на полморды стоял у двери Зелениных.
Дверь мне открыла Алискина мамаша — сухонькая тётка предпенсионного возраста. Я видел её пару раз в школе и тогда ещё решил, что Алиска — дитя санатория. Ну это когда гражданки едут отдыхать в какой-нибудь ухрюпинский санаторий, делают себе там ребёночка и всю жизнь парят ему мозги сказочкой, что папа был космонавтом или подводником…
Улыбаться Алискиной маме было сложно. Ежу понятно, что я ей не понравлюсь. Не потому, что именно я, Елисей из 10 «в» класса — гад и отморозок, а потому, что ей не нравится вообще сама мысль, что у Алиски может быть парень. Тем не менее я вежливо поздоровался и улыбнулся. Тут же в прихожую прискакала сама Алиска, выхватила у меня подарок и уметнулась в комнату, пригласив проходить. Выглядела Зеленина сегодня просто верхом шизофренической абстракции — волосы закручены и собраны в некое подобие башни на голове, на лице не меньше килограмма косметики с блёстками, ярко-розовая кофточка с кружавчиками и воланчиками и красная юбка тоже с каким-то кружевом по подолу. Под это Зеленина умудрилась напялить обычные коричневые колготки, а на ногах её были тапочки с медвежьими рожицами. Увидев тапочки, я чуть не подавился от смеха.
— Лесь, проходи, садись, я щас, — Алиска поскакала на кухню.
Квартира у Зелениных была однокомнатная, стол поставили впритык к дивану, на диване уже сидели Наташа и Оля Морозова. Я кивнул им, огляделся и сел не рядом, а подальше — к письменному столу. Оттуда было всё отлично видно. Оля и Наташа о чём-то трепались, но, увидев меня, перешли на шёпот. На столе рядом со мной стоял магнитофон, рядом — ворох кассет. От нечего делать я принялся в них копаться. Думал, найду приличную музыку и поставлю. Куда там. Слушала Алиса сплошь попсовую чушь, из которой нормальные люди вырастают в шестом-седьмом классе. Над столом даже висело несколько постеров со смазливыми голубоватыми мальчиками из популярных групп. Боже мой, и эту идиотку мне надо очаровывать…
Тем временем Алиска вернулась — теперь уже не в тапках, а в туфлях на каблуке — и радостно сообщила:
— Мама ушла к соседке на пару часов, так что мы одни.
— Ну тогда что, — сказал я громко, — начнём веселиться? Пить водку, или что там у нас сегодня есть?
Я подошёл к столу, взял бутылку и вслух прочитал:
— Советское шампанское. Девочки, не боитесь опьянеть? А то мало ли что… Разнузданные пляски на столе и всё такое…
— Пошляк, — засмеялась Оля.
Наташа отреагировала иначе. Она встала, подошла, вырвала у меня бутылку и спокойно сказала:
— Елисей. Ты теряешь квалификацию. Шутка, а в ней ни могил, ни изнасилований. Незачёт!
— Вот интересно, Наталья Валерьевна, ты мне эти гробницы всю мою жизнь будешь припоминать? — осведомился я.
— И посмертно тоже. Если ты не отмочишь что-нибудь более душераздирающее.
— Наташ, ну ты же добрая, ты б меня простила, а? — сказал я как можно мягче. — Ну вот я такой, возьму и ляпну что-нибудь левое. Не со зла, кстати.
Наташа поставила бутылку на стол и посмотрела мне в глаза:
— Елисей, перестань. Ты сейчас извинишься, а через полчаса снова что-нибудь вытворишь или сморозишь.
Алиска чуть в стороне растерянно хлопала накрашенными ресницами.
— О’кей, — я пожал плечами, — я могу вообще молчать и работать открывалкой.
— Ну не ссорьтесь вы, — жалобно сказала Алиска, — Лесь, разливай.
Открывая шампанское, я мысленно прицелился Наташе в лоб, уж очень она была не права, наезжая на меня, но потом передумал. Она не виновата в том, что не любит меня, просто я ничего ещё не успел сделать, чтобы полюбила. Но сделаю. И уже скоро.
Алиска села рядом со мной, девчонки — напротив. Сначала я встал с бокалом и произнёс умопомрачительную по степени фальшивости речь о том, что Алиса просто супердевчонка. Зеленина слушала меня, открыв рот. Не жалея красок, я расписал её отсутствующий ум и несуществующую красоту. Потом мы чокнулись, выпили и принялись поедать салаты. Хотя сама виновница торжества больше смотрела на меня, чем в тарелку.
Естественно, ей было непонятно, с чего это я сподобился на такой тост. Она не верила ни глазам своим, ни ушам. Ей хотелось думать, что она мне нравится, но даже думать об этом было страшно. Ей, поди, казалось, что она спит и видит какой-то жутко гламурный сон.
— Ещё шампанского? — спросил я.
— Лесь, — тихо сказала Алиска, — может, ты крепче чего хочешь?
— Водки, что ли? — усмехнулся я.
— Нет, но у нас есть коньяк. Мама его в кофе добавляет. Будем коньяк?
— Будем, — кивнул я решительно.
Вообще-то я не пью. Потому что не такой слабый, как мать, и не нуждаюсь в веществах, изменяющих сознание. Но сейчас выпить хотелось. Потому, что всё было не так, как я себе представлял, и потому, что хвалить Зеленину на трезвую голову было трудно.
Алиска закрыла входную дверь на цепочку и принесла с кухни бутылку коньяка. Я плеснул себе и ей помаленьку в бокалы из-под шампанского. Наташа с Олей отказались. Коньяк оказался горьким, однако мне всё равно хотелось ещё. Но уже было нельзя — мать Алиски заметила бы пропажу. Тогда я решил, что ничего плохого не будет, если я сбегаю до киоска и куплю маленькую бутылку коньяка сам. Тем более деньги с собой были. Не обращая внимания на мрачное ворчание Наташи о том, что неизвестно, кто сейчас напьется и будет танцевать на столе, я накинул куртку и пошёл на улицу. Киоск у дома Зелениной оказался закрыт. Рядом было ещё два больших магазина, но в них свято соблюдали закон и спиртное несовершеннолетним не продавали. Оставался магазинчик через квартал с другой стороны школы. Туда я и припустил почти бегом, потому что рассчитывал дойти только до киоска и не надел шапку, а новую ангину заработать вовсе не хотелось.