В конце лета я на несколько месяцев уехала в Лондон, во второй старший пансион, где узнала больше, чем за несколько лет в Даунхэме. Домом Гражданства управляла Дороти Невилл-Рольф, потомок Покахонтас. Дом Гражданства был широко известен, не менее известна была и Дороти Невилл-Рольф. Ей принадлежит фраза: «Подлинное искусство разговора не в том, чтобы говорить нужные вещи в нужных местах, но в том, чтобы не сказать лишнего в самый неподходящий момент».
Смысл такого обучения заключался в том, чтобы отточить наши навыки ведения беседы и потренироваться в публичных ролях, которые нам предстояло исполнять, став женами знатных холостяков. Нас водили в суды, на заводы, в больницы и школы – мы были во всех местах, связанных с жизнью страны. Мы изучали историю искусств, чтобы уметь поддержать светскую беседу. Мы обычно сидели в классе, и мисс Невилл-Рольф выбирала одну из нас.
– Энн, – могла сказать она. – Пять минут об одном из мостов Изамбарда Кингдома Брюнеля![12]
Я поднималась и пять минут говорила на тему, которой заранее не знала. Нас учили сохранять уверенность, играть важную роль в обществе, произносить небольшие речи и вручать премии. Все эти навыки очень пригодились мне через несколько лет, когда маме пришлось делить время между Холкемом и Лондоном, а я ее заменяла.
Из Дома Гражданства я вернулась в Холкем почти взрослой. Жизнь графа Лестерского била ключом. Он был занят охотничьими вечеринками конца сезона. Мама отлично организовывала такие пирушки, но никогда не присутствовала на них. Там собирались только мужчины, друзья отца по Шотландской гвардии, которым удалось выжить на войне.
Мы, девушки, были предоставлены сами себе. И мы не возражали – мы набирали еду на подносы, устраивались в гостиной и смотрели телевизор. Телевизор был забавной новинкой: маленький, черно-белый, он показывал единственный канал «Би-би-си» – всего одну программу за вечер.
Никто из нас не задумывался об особых ролях мужчин и женщин. Мы просто принимали их. Я отлично понимала, чего от меня ждут. Я была готова ко всем обязанностям, которые мне, как леди, придется выполнять всю свою жизнь. Я не сравнивала свою роль с ролью мужчины, не обдумывала ее в деталях. Я следовала примеру мамы. Я знала, что выйду замуж за кого-то похожего на отца и проживу жизнь, похожую на жизнь мамы. Как же я ошибалась…
Глава третьяКоммивояжер
В 1950 году я стояла на пороге взрослой жизни. С принцессой Маргарет я не виделась много лет – нашу детскую дружбу прервала война. Ушли в прошлое дни, когда мы вместе выскакивали из-за углов на ничего не подозревающих лакеев. В прошлом осталось и ее восхищение моими серебряными туфельками. С тех пор произошло очень многое. Десять лет вместили в себя целую жизнь. Наши пути неизбежно разошлись: когда мы стали старше, три года разницы в возрасте развели нас по разным траекториям.
Наши отцы по-прежнему дружили. Как старший конюший короля, отец помогал его величеству в публичных обязанностях, а также организовывал приемы иностранных гостей в Англии. Свободное время они часто проводили в Холкеме или Сандрингеме. Когда отцу нужно было находиться в Лондоне, он останавливался в Гвардейском клубе – ему там нравилось, ведь его окружали друзья по Шотландской гвардии. Когда отец не был занят у короля, он занимался делами поместья в Холкеме или разъезжал по поместью с егерями и арендаторами.
А мама тем временем организовала в Холкеме гончарную мастерскую. На эту мысль ее натолкнул один из немецких военнопленных – он устроил в лагере собственную печь. Мама была твердо намерена добиться успеха. Она понимала, что семье нужны деньги – как и все большие поместья в послевоенной Англии, Холкем требовал все больше денег.
Мамина затея произвела фурор: светские дамы редко занимались бизнесом, тем более самостоятельно. Мама была женщиной очень способной и практичной. Кроме того, она придерживалась либеральных взглядов – не просто позволила нам с Кэри участвовать в ее предприятии, но и активно поощряла наши занятия. Отец относился к предприятию цинично:
– Ну, как дела в твоем гончарном сарае? – с раздражающей снисходительностью интересовался он.
Мы с Кэри изо всех сил старались делать горшки и миски, но у нас ничего не выходило. И тогда Кэри начала расписывать наши изделия. А в жизни мамы, которая развивала свой художественный талант в школе искусств Слейда, наступил звездный час. Они с Кэри сделали восхитительный обеденный и чайный сервиз нежно-зеленого цвета со снежинками и еще более красивый бело-голубой сервиз. Мы делали все – от кружек до масленок. Несколько изделий мы сделали специально для Сандрингема.
Я тоже пыталась что-то расписывать, но художественного таланта у меня совсем не оказалось. Мама была твердо намерена поддержать мой интерес к ее бизнесу. Она спросила, чем мне хотелось бы заняться.
– Может быть, продавать? – спросила я, инстинктивно чувствуя, что к этой роли я приспособлена лучше.
Мама согласилась почти сразу же. Я погрузила в свой «Мини-Майнор» чемоданы с образцами посуды, переложенными газетами, и покатила по Англии.
Если рядом с моими разъездами жили друзья, я останавливалась у них, но часто у меня не было выбора и приходилось селиться в отелях для коммивояжеров. Это был шок. Там всегда пахло капустой, и каждое утро я, сжимая в руках мою косметичку, стояла в очереди в ванную с остальными постояльцами. Мне никогда не предлагали пройти без очереди – мне приходилось ждать наравне со всеми, а брились эти мужчины целую вечность.
Я была не только единственной аристократкой в этом мире, но еще и единственной женщиной. Куда бы я ни поехала, везде меня окружали совершенно одинаковые люди: торговцы в плохих костюмах собирались в единственной отапливаемой комнате отеля. Обычно такие комнаты освещала единственная 60-ваттная лампочка, свет которой с трудом пробивался сквозь табачный дым. Вечерами я сидела, пытаясь почитать книгу. Кто-то подсаживался ко мне и начинал задавать вопросы. Чем больше я отвечала, тем больше шокировала своих «коллег». Когда они узнавали, что я дочь графа, у них отвисали челюсти. Я привыкла к выражению смущенного изумления. В девять вечера в гостиной появлялась тележка, а иногда мини-бар. Мужчины неловко предлагали мне выпить.
Подобная жизнь была странной, но она давала мне ощущение полной свободы, и мне это нравилось. Я чувствовала свою независимость, ответственность, удовлетворенность. Впервые в жизни меня воспринимали всерьез. Этот опыт научил меня твердо стоять на своих ногах и приспосабливаться к любым обстоятельствам. Мама отлично владела этим искусством – с торговцами она общалась так же свободно, как и с королевой.
Вместе с мамой мы ездили на торговые ярмарки в Блэкпул, где свои товары предлагали даже такие крупные компании, как «Веджвуд»[13]. У каждой фирмы был свой стенд в фойе отеля. Мы не могли себе такого позволить, поэтому располагались на чердаке или где-то повыше. Мама твердо решила преодолеть такую незадачу. Она отправила нас с Кэри, чтобы мы приводили ей покупателей. Она говорила: «Используйте свое женское обаяние». Кэри это всегда удавалось. Мы с ней курсировали по фойе, ловили покупателей и поднимались с ними к нашему прилавку, а работники «Веджвуд» провожали нас разъяренными взглядами.
Наша компания развивалась довольно успешно. Со временем у нас появилось сто работников – мы стали крупнейшим предприятием легкой промышленности в Северном Норфолке. Но приближалась весна 1950 года – мой первый сезон. И на керамику времени у меня почти не осталось. В июле мне должно было исполниться восемнадцать, и мне пора было знакомиться с высшим светом – я официально достигла возраста готовности к браку. Давление было косвенным, но очевидным – вся моя жизнь была подготовкой к этому моменту.
Отец хотел, чтобы я вышла замуж за его лучшего друга, лорда Стайра. Лорд был ровесником отца. На Олимпийских играх 1928 года он участвовал в соревнованиях бобслеев-четверок. И это было за четыре года до моего рождения! Отцу он страшно нравился – ведь лорд Стайр был еще и замечательным охотником. Но меня это не интересовало. Я была юной девушкой, а лорду было уже за сорок.
– Но папа, – возмущалась я, – между нами нет вообще никаких чувств! Он хороший человек, но замуж за него я не пойду!
– Что ж, если он тебе не нравится, – ответил отец, – может, выберешь его младшего брата, Колина Далримпла?
Я неохотно согласилась выходить в свет с Колином. Отец достал нам билеты на королевскую регату Хэнли, и мы целый день провели вместе – но и младший брат не произвел на меня особого впечатления. Свидание явно не удалось. Отец был страшно разочарован и надеялся, что я все-таки изменю свое мнение.
Отклонив предложения отца, я погрузилась в светскую жизнь. Для девушек моего положения быть дебютанткой означало знакомиться с кругом холостяков и как можно быстрее выйти за кого-то из них замуж. У девушек не было возможности выбрать себе бойфренда и пожить вместе, чтобы проверить чувства. Дальше серьезного петтинга дело не шло. Я не могла рисковать беременностью, а противозачаточных таблеток тогда не было. Поэтому девушкам безопаснее было сохранять дистанцию.
Сезон был придуман именно для того, чтобы девушки могли найти «подходящих» мужчин. В течение года устраивались балы и разные вечеринки, на которых молодые аристократы могли знакомиться друг с другом. Весной и летом балы устраивались в Англии, а когда наступала зима, все отправлялись в Шотландию.
Для каждой девушки устраивали персональный бал или коктейль либо дома, либо в лондонском отеле. В Лондоне порой на один вечер назначались два или даже три бала, поэтому мне приходилось делать выбор – особенно, если бал устраивал кто-то из моих подруг.
В начале 50-х годов у нас была серьезная проблема: после войны мужчин было очень мало и найти мужа было нелегко. Мужчины моего поколения погибли на войне или все еще служили в ар