Когда я сказала мисс Райан, что собираюсь отнести свои образцы в знаменитый универмаг «Сакс», она вежливо промолчала. Когда я вернулась совершенно подавленной, она не удивилась. В «Сакс» никого с улицы не принимают. Возможно, в Англии продукция Холкем уже завоевала репутацию, но в Нью-Йорке я оказалась мелкой рыбкой в пруду. Суровая секретарша сообщила мне, что в ближайшие полгода никого не принимают.
Миссис Райан была постоянной покупательницей в «Сакс». Она кому-то позвонила, и меня приняли на следующий же день. К моей радости, у меня кое-что купили. А потом я побывала в других местах – звонки миссис Райан мне очень помогли. Наибольшей популярностью пользовались кружки с изображением королевы и принца Филиппа, а также свиньи-копилки – не самые изысканные изделия. Миссис Райан ввела меня в свой круг, и меня вскоре взяла под крыло ее подруга, мисс Карлсон. Меня закружила американская светская жизнь. На роскошном поезде мы отправились в Альбукерке, где индейцы продавали украшения из бирюзы, а оттуда – в Лос-Анджелес. Там я познакомилась с С. Дж. Латтой, руководителем лондонского отделения «Уорнер Бразерс». Он тоже оказался сторонником «христианской науки». Он познакомил меня со звездами Голливуда – Бобом Хоупом, Дэвидом Найвеном, Бетт Дэвис и Дэнни Кеем. На Марди Гра[15] меня отвезли в Новый Орлеан, где я танцевала с отцами города. Это было время открытий и приключений. А потом я объехала всю страну на скоростных и очень дешевых автобусах «Грейхаунд» – от Флориды до Кентукки и назад в Нью-Йорк. Мне страшно понравилось путешествовать. За это время я избавилась от своего наивного взгляда на жизнь.
В феврале 1953 года я завтракала с миссис Райан и другими гостями после бурной ночи танцев. Неожиданно вошла горничная и протянула мне телеграмму. Я подумала, что дома случилось нечто ужасное, но, к моему изумлению, телеграмма гласила: «ЭНН ТЫ ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ ТОЧКА ТЕБЯ ПРИГЛАШАЮТ БЫТЬ ФРЕЙЛИНОЙ НА КОРОНАЦИИ КОРОЛЕВЫ ТОЧКА».
Все пришли в полный восторг. Телеграмму передавали из рук в руки, читали вслух. Я была очень рада, хотя вскоре мне пришлось иметь дело с последствиями чрезмерного внимания. Новости распространились быстро – миссис Райан была в восторге и хотела всем меня показать. Вскоре обо мне писали все американские газеты. Во мне стали видеть члена королевской семьи, меня просили научить правильно делать реверанс и помахивать рукой, как королева. На одном из последних балов мне преподнесли настоящий трон. Я чувствовала себя очень неловко. В газетах появились статьи с фотографиями, на которых я выглядела как олень, оказавшийся в свете фар машины. В «Вашингтон пост» статью озаглавили так: «Девушка с родословной тоже может быть красивой».
Какая ирония судьбы: только что я каталась на автобусах, и вот меня уже ожидают месяцы репетиций самой важной церемонии Британии.
Конечно, я расстроилась, что поездка моя оказалась слишком короткой, но такое предложение привело меня в восторг. В нашей семье многие были конюшими и фрейлинами, а теперь эта роль досталась мне. Я чувствовала, что мне безумно повезло: я стала избранной – потому что оказалась нужного роста и размера и была незамужней дочерью графа, герцога или маркиза. Забавно, но разрыв помолвки с Джонни пошел мне на пользу.
Бедная Кэри страшно завидовала. Завидовали мне и другие семьи. Не только я должна была принять участие в процессии, но и мама – королева попросила ее стать камер-фрау, то есть главной фрейлиной двора.
Событие это имело и неожиданные последствия: мне удалось продать огромное множество наших изделий, особенно кружек. По ним все с ума сходили. Когда мама встречала меня в Саутгемптоне, нас сразу же окружили журналисты и фотографы. Я же радостно размахивала книжкой заказов – я гораздо больше гордилась своими продажами, чем статусом фрейлины. Я сошла с корабля и сразу же оказалась в центре внимания – все хотели взять у меня интервью.
Глава четвертаяКоронация
В мае мы с мамой приехали в Лондон и остановились у Га. Во второй половине мая нам предстояло двенадцать репетиций в Вестминстерском аббатстве. Кэри дулась, зато отец был страшно горд и махал нам на прощание с большим энтузиазмом.
Мне предстояло стать одной из шести фрейлин. Всех я знала очень хорошо: Рози Спенсер-Черчилль была обручена с первым кузеном моей матери; родители Мэри Бейли-Хэмилтон, граф и графиня Эддингтон, были близкими друзьями моих родителей. Лучше всех я знала Джейн Вейн-Темпест-Стюарт: моя тетя Сильвия была замужем за ее дядей, а сестра Джейн, Аннабель, была лучшей подругой Кэри. Они были так близки, что, когда мать Джейн и Аннабель заболела, моя мама организовала в Лондондерри-Хаус общий бал для Кэри и Аннабель. Девушки и там ухитрились отличиться: когда герцог Глостерский попросил маму представить его им на балу, мама с ужасом обнаружила, что девушки сбежали в ночной клуб. Я бы не осмелилась даже подумать о таком, но Кэри всегда была настоящим сорванцом.
С двумя фрейлинами, Джейн Хиткот-Драммонд-Уиллоуби и Мойрой Хэмилтон, я никогда не встречалась. Мы не сразу познакомились, потому что репетиции, организованные герцогом Норфолком, были мероприятиями официальными и времени на болтовню не оставалось. На репетиции мы приходили в черных костюмах, шляпках и перчатках, совсем как наши матери.
Как наследный граф-маршал, герцог Норфолк уже организовывал коронацию Георга VI. Он ничего не пускал на самотек. У него все было строго определено: 94 графика – каждая часть церемонии была расписана по минутам, все движения и перемещения. Он учел даже такую мелочь, что его собственную лысину нужно несколько раз припудривать, поскольку церемонию планировалось снимать с воздуха. Нужно было предусмотреть множество деталей. В репетициях участвовало огромное множество людей, в том числе комментатор «Би-би-си» Ричард Димблби, которому предстояло вести репортаж в прямом эфире. Он был настолько предан своему делу, что переехал из дома на собственную яхту, которую пришвартовали у Вестминстерского причала – Ричард хотел находиться максимально близко к аббатству.
Роль фрейлин заключалась в том, чтобы нести шлейф королевы, пурпурный шестиметровый бархатный шлейф, отороченный горностаем. Таким образом, мы вшестером шли прямо за королевой. Правительница гардеробной, вдовствующая герцогиня Девонширская, шла за нами, а за ней – правитель гардеробной и две камер-фрау, моя мама и графиня Юстон. За ними располагались четыре фрейлины. Роль мамы была сугубо церемониальной, но вдовствующей герцогине досталась роль активная: как правительница гардеробной, она должна была помогать пятому маркизу Чолмондели, лорду обер-гофмейстеру, в организации переодевания королевы.
Маркиз Чолмондели был невероятно красив. Он явно гордился своей красотой – всегда сидел очень прямо, слегка склонив голову набок. Проблема заключалась в том, что сам он совершенно не умел справляться с крючками и петлями. Похоже, что он никогда не одевался сам, не говоря уже о том, чтобы одевать кого-то еще. Герцог Норфолк терпеливо показывал ему, что делать, но с каждым разом у герцога выходило все хуже. Герцог вышел из себя и в конце концов приказал заменить все крючки и петли кнопками.
После коронации я спросила королеву, справился ли маркиз со своей задачей. Она ответила, что это было очень неприятно: каждый раз, застегивая кнопку, маркиз сильно ее толкал.
Казалось, что моей разъездной торговли никогда и не было. Вместо того чтобы разворачивать керамические кружки в американских магазинах, я занялась совсем другим. Меня учили ходить, стоять, держать шлейф, двигаться вместе с королевой и раскладывать шлейф вокруг нее во время церемонии. Королева принимала участие в десятках репетиций, но, поскольку ей нужно было репетировать и другие моменты церемонии, вместе с нами она вышла лишь во время генеральной репетиции. В ее отсутствие мы шли за герцогиней Норфолкской. Позже принц Чарльз сказал мне, что как-то вошел в кабинет матери и увидел ее за столом – с короной на голове. Принц спросил, что она делает, и она объяснила, что корона очень тяжелая и ей нужно привыкнуть к этому весу.
Одна из репетиций с участием королевы проходила в Букингемском дворце. Королева, которая всегда стремилась вникнуть во все мелочи, задавала герцогу Норфолку очень много вопросов и внимательно слушала ответы. Она ходила взад и вперед по Белой гостиной, а мы следовали за ней – шлейф заменяла искусно задрапированная штора.
Вот уже десять дней у нас каждый день были репетиции, на которые мы должны были являться в черных костюмах. Когда наконец появилось мое платье, я пришла в неописуемый восторг. Все шесть фрейлин были одеты в одинаковые платья от Нормана Хартнелла[16] – из шелка цвета слоновой кости с золотой вышивкой. Платья еще не посадили на подкладку, и изнанка вышивки страшно царапалась. Кроме того, платья были очень узкими. Но, несмотря ни на что, они выглядели великолепно. Мы были счастливы. Очень красивым был и головной убор: золото и жемчуг, как у подружек невесты на свадьбе королевы пятью годами раньше.
Хотя я много раз примеряла платье, впервые надела его по-настоящему на генеральную репетицию в Вестминстерском аббатстве. Герцог Норфолк велел нам всем надеть платья, но прикрыть их, чтобы дизайн остался секретом. К несчастью, в самом конце репетиции я спускалась по лестнице, и ветер распахнул мою шаль, продемонстрировав всем мое платье. Тогда я не понимала, что фотографы дежурят повсюду. И на следующий день моя фотография появилась на первых страницах всех газет с подписью: «Она не знала, что это секрет». Я пришла в ужас. Мне казалось, герцог Норфолк позвонит и сообщит, что меня отстранили. К моему глубокому облегчению, герцог не только не отстранил меня, но и вообще не упоминал об этом происшествии.
За несколько дней до коронации в Лондон приехали мои сестры. Они остановились у Га, и та изо всех сил старалась сделать так, чтобы они не чувствовали себя исключенными из общего празднества. Квартира у нее была невелика, а мама, занятая репетициями, спохватилась слишком поздно – когда она решила забронировать номер в отеле, оказалось, что во всем городе нет ни одного свободного номера. Мы отправились к моему дальнему родственнику Джеку – его квартира удобно располагалась на Беркли-сквер, довольно близко к Букингемскому дворцу. К сожалению, спальня в квартире была всего одна, и ее заняла мама. Мне пришлось спать на матрасе на полу, а бедный дядя Джек вообще съехал. Ему было не привыкать: в бытность свою камергером королевы Марии он следовал за ней по всем резиденциям, избавляя их от лишних деревьев и плюща, чего королева требовала весьма энергично.