По прибытии на завод мы немедленно приступили к изучению маршрута предстоящего перелета - с востока на запад через всю страну. Но машин пришлось ждать. Завод жил до предела напряженной жизнью, фронт требовал самолетов, самолетов, самолетов... Рабочие сутками не выходили из цехов, выжимая из станков все, что было возможно.
Наконец настал и наш черед. Вылет назначен на восемь утра. Мороз - за тридцать. Мой техник Паша Овчинников с рассвета возился, заливая подогретое масло в баки, опробуя и прогревая моторы.
- Все готово, можно лететь, - встретил обычным докладом.
Через час наша девятка взяла курс на запад. Первую посадку произвели благополучно. Ночевали тут же на аэродроме, в нетопленом спортзале, спали на матах, не раздеваясь. Утром всех поднял бас Перегудова, оглушительно прогремевший в огромном пустом помещении:
- Вставайте, люди русские! Вставайте, люди добрые!
Эти слова из "Ивана Сусанина" в ту пору звучали как пламенный призыв.
Короткая подготовка, и снова в небо. На взлете Балашова постигла неудача: рано убрал шасси, самолет "просел" и зацепил винтами землю. Лопасти стали похожи на турецкие ятаганы. Слава не растерялся, каким-то образом умудрился набрать высоту и выдерживал место в строю. Иногда поднимал руки, тряс ими над головой, давая знать, каково ему лететь в трясущемся самолете. Самообладание Славки было достойно похвалы, но в общем-то радоваться было нечему: случись такое на фронте, и боевое задание было бы сорвано. Об этом мы прямо ему сказали после посадки на следующем аэродроме. Винты сменили, и группа продолжала свой путь.
В Красноярске, на гражданском аэродроме, потеряли несколько дней из-за непогоды.
В один из вечеров в комнату, где мы разместились, вбежал Гриша Асеев:
- Товарищи, пошли в клуб борьбу смотреть!
Через полчаса мы уже были в числе болельщиков. После показательных выступлений судья, очевидно, вздумал пошутить:
- А сейчас свободный номер. Кто из зрителей желает побороться со спортсменом?
Наша компания оживилась. Все знали, что стрелок-радист Саша Быковец обладает недюжинной силой.
- Давай, давай, не стесняйся! - стали подталкивать его сперва в шутку, затем и всерьез.
Пока Александр облачался в борцовку, мы дали о нем необходимые сведения. Судья объявил публике, Быковец неуклюже, по-медвежьи вышел на ковер, по залу прокатился смешок.
- Смеется тот, кто смеется последним, - раздался голос из нашей компании.
Это подействовало, все притихли. На помост вышел соперник Саши, низенький крепыш. Быковец оглядел его и не тронулся с места.
- В чем дело? - опустил свисток судья.
- Не стоит, - пробасил Саша. - Больно он мал.
Зал разразился оглушительным хохотом.
- Но у него первый разряд, - попробовал урезонить судья новичка. - Все равно... Давайте кого покрепче.
- Какой у вас вес?
Саша назвал.
- Зарывается, - забеспокоились в нашем ряду.
- Не волнуйтесь, Сашка знает, что делает, - поручился за друга стрелок-радист Асеев.
На ковер вышел высокий, крепкий спортсмен, с улыбкой протянул Быковцу руку. Прозвучал свисток, и схватка началась. Соперник попытался схватить Быковца за руки, тот отводил их в стороны. Тогда спортсмен обхватил его за корпус. Саша оторвал борца от себя, в свою очередь обхватил и высоко поднял в воздух. Зал загудел от восторга. Саша вопросительно смотрел на судью. Тот молчал. Не зная, что делать дальше, Быковец бережно опустил противника на ковер.
- Ну? Что я вам говорил? - захлебнулся от восторга Гриша Асеев.
Спортсмен моментально вскочил на ноги, снова кинулся к Быковцу. Саша жестом руки остановил его.
- В чем дело? - подошел судья,
- Хлипковат он, - невозмутимо объяснил Саша. - Давайте кого посильней...
Зал снова грохнул от смеха.
- Это у нас самый сильный, - растерянно развел руками судья.
- Тогда давайте двоих.
- Нет таких правил...
- Ну тогда извините, - поклонился Саша и под аплодисменты и смех всего зала покинул сцену.
Гриша Асеев, казалось, был огорчен.
- Ты чего клоуна из себя строил? - встретил сердито друга, когда тот уселся в наш ряд.
Саша, по своему обыкновению, ответил не сразу. Лишь когда Гриша толкнул его в бок кулаком, пояснил:
- Клоуны, брат, сейчас самый полезный на сцене народ. А хвастаться силой... Паек-то у них не летный...
Все как-то притихли. И за весь вечер ни разу не помянули о победе нашего силача...
Рано утром мы уже были в воздухе. Внизу, насколько хватало глаз безбрежная, запорошенная снегом голубая сибирская тайга: ни дорог, ни поселков, ни огонька, ни дымка до самого горизонта. Через несколько часов прибыли на указанный аэродром. Но недосчитались одного самолета. Только через час выяснили, что Сидоров произвел аварийную посадку на лед Иртыша. На его самолете ослаб хомут маслопровода левого бака, масло вытекло. Сидоров это заметил, но с посадкой не торопился, надеялся дотянуть. Но через полчаса начала быстро подниматься температура масла, рисковать было нельзя, летчик выключил мотор и сел на лед. Срочно была сформирована спасательная команда, и к вечеру Сидоров присоединился к группе.
На другой день на том же аэродроме мы наблюдали испытательные полеты нового бомбардировщика Ту-2. Радовались, что скоро машина поступит на вооружение. Это чувство еще с большей силой охватило нас через два дня, уже на Урале. Здесь наш комэск встретил старого друга, летчика-испытателя, который под большим секретом рассказал, что готовится к испытаниям первая машина с реактивным двигателем.
На всем пути мы видели, как на запад шли железнодорожные эшелоны с боевой техникой. Страна мобилизовала силы для отпора ненавистному врагу. Повсюду нам оказывали всяческую помощь, открывали "зеленую улицу".
2 марта наша девятка приземлилась на подмосковном аэродроме. За время долгого перелета мы очень сдружились, мечтали не разлучаться и дальше. Но судьба распорядилась иначе. Приехал Попович, привез из штаба военно-воздушных сил ВМФ невеселые вести: эскадрилью разделили на две части. Шесть экипажей, в том числе и экипаж нашего комэска, направляли на Северный флот, а три - Косиченко, Перегудова и мой - на Черное море. Северянам мы завидовали, их было большинство и летели они в полк, которым командовал прославленный североморский ас Борис Феоктистович Сафонов. Мы попрощались, поклялись друг другу драться с врагом, не жалея сил.
Утром 7 марта наш новый флагманский штурман Карп Карпович Лобузов, заменивший улетевшего на Север Гавриила Иошкина, заверил, что, несмотря на плохую погоду, доведет звено "как по нитке".
- Ох, Карп, не порвалась бы твоя "нитка", - озабоченно оглядел небо Косиченко.
В середине пути пошел снег, резко понизилась облачность. Высота полета строго определена, ориентироваться трудно. Но Карп Карпович действительно не подвел, приземлились где надо, на указанном аэродроме недалеко от Саранска. В тот же вечер представились командиру запасного авиационного полка майору Христофору Александровичу Рождественскому. Тот расспросил нас о службе на Тихоокеанском флоте, уровне подготовки, общем налете.
- Теперь отдыхайте. До завтра, - сказал на прощание.
И ничего о том, когда полетим на фронт, как мы ни наводили разговор на эту тему.
На другой день был объявлен приказ о назначении нас троих командирами звеньев в формируемый 35-й авиаполк.
- Ваша главная задача - сколотить настоящие, дружные боевые экипажи в своих звеньях, - добавил Рождественский.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - с тоской протянул Косиченко.
Утешало одно: узнали, что полк после сформирования поступит в распоряжение командования Северного флота. Таким образом, мы тоже попадем к сафоновцам. Командиром полка назначили майора Алексея Васильевича Крылова, нашего бывшего однополчанина, тихоокеанца, который отлично понимал наше состояние. Машин в полку было мало. И вот однажды на наш очередной вопрос, когда же наконец на фронт, Крылов сказал:
- Завтра приказано отправить шесть экипажей в Москву за самолетами.
В мой экипаж вошли штурман Владимир Ерастов, стрелок-радист Георгий Пешехонов, техник самолета Иван Варварычев. Ехали в "пятьсот веселом", как тогда именовали товарные составы, наскоро приспособленные для перевозки пассажиров. Нам повезло, в вагоне оказалась "буржуйка", и связка дров. Ночь кое-как перебились. С рассветом на одном из разъездов, где пропускали воинские эшелоны, сделали вылазку, выпросили у стрелочника пилу и топор и нарубили дров в соседней рощице.
- Теперь в Москву приедем боеспособными, - шутили ребята.
В Москве на Центральном аэродроме сразу же занялись приемкой машин. Увлеклись работой так, что даже не заметили подъехавшей "эмки". К самолету подошел человек в гражданском, в кепке и легком демисезонном пальто, среднего роста, серьезный, энергичный.
- Как дела?
- Нормально...
- Сейчас подъедет Коккинаки, облетывать ваши машины. Поторопитесь.
- Кто это? - спросил я местного механика, когда гражданский отошел.
- Ильюшин, Сергей Владимирович, - с удивлением поглядел на меня тот.
Я и раньше летал на машинах Ильюшина и всегда с благодарностью думал об их создателе.
Наш техник доложил, что на одной из машин замечена трещина на раме хвостового колеса.
- Раму усилим, - сказал Ильюшин. - Предупредите об этом пилота.
Через несколько минут подъехал Владимир Константинович Коккинаки. Мы сразу узнали его. Выше среднего роста, подтянутый, широкоплечий, он приветливо поздоровался и тут же отошел с заводским техником. Не верилось, что этот человек, столько раз прославивший нашу авиацию, будет совершать облет обыкновенных серийных машин. Впрочем, почему обыкновенных? На этих машинах мы будем бить врага. И хотя конструкция давно проверенная - на самолетах ДБ-3ф летчики Краснознаменного Балтийского флота "те в первые дни войны наносили ночные удары по Берлину, - каждая машина