ЮРИЙ БАХУРИНФРОНТ И ТЫЛ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Памяти моих бабушек и дедушек -
Александры Васильевны и Анатолия Федоровича,
Татьяны Павловны и Михаила Демидовича.
Я не успел наговориться с ними.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Бьются Перун и Один,
в прасини захрипев…[1]
Эти строки Николая Асеева — гениальное в своей лаконичности, может быть, самое образное описание Великой войны на русском языке. Но все же Первая мировая была войной людей, а не богов. И если даже боги умирают, когда о них забывают, то человеческие судьбы, имена и поступки еще менее долговечны. Неспроста события 1914–1918 годов часто именуют «забытой войной»: наверняка каждый из читателей хотя бы однажды встречал такое определение.
Однако вопреки расхожему мнению, десятилетия до начала Великой Отечественной войны можно со всей определенностью назвать пиковым временем исследования истории Первой мировой в нашей стране. Судите сами: в 1920-1930-х в СССР было издано колоссальное количество литературы, посвященной минувшему общемировому конфликту. Притом литературы высококлассной, от капитальных сборников документов до исследований, написанных непосредственными участниками событий, от многотомных изданий по истории дипломатии до воспоминаний участников войны — рядовых и руководивших армиями, писавших на русском и других языках. Библиографический справочник Г. Г. Хмелевского включает в себя 1650 наименований статей и книг о Первой мировой, изданных в России — СССР с 1914 по 1935 год, а он далеко не полон[2].
Спору нет, Великая Отечественная затенила Первую мировую. Но, например, в 1942 году некто И. Л. Зильберман писал начальнику Генерального штаба Красной армии, предлагая свой военно-научный очерк «Системы плотных сосредоточений особо крупного масштаба в решающих военных операциях на сокрушение», на первой же странице рукописи которого содержались отсылки к опыту Первой мировой войны[3]. Верховному главнокомандующему И. В. Сталину тогда же приходили такие письма, как послание ветерана из Новосибирска В. Е. Маркевича от 22 мая 1942 года: «В настоящее время мы стараемся поднять патриотизм масс историческими примерами героики русского народа, вспоминаем подвиги времен Александра Невского, Суворова, 1812 г. и т. п. Это хорошо. Однако мне кажется, вместо того, чтобы “откапывать” таких старинных покойников, было бы целесообразнее использовать в первую очередь живых героев, проливавших кровь за русскую землю и русский народ. Разве мало имеется в живых участников прошлой империалистической войны, колотивших немцев и в Пруссии, и в Австрии, получивших за это боевые награды, раны, увечья?»[4] Как показало исследование К. А. Пахалюка, в изданных в советское время мемуарах минимум семидесяти семи участников Первой мировой войны говорилось о героизме и подвигах на ее полях сражений[5]. Вышедшие в свет в 1970-х труды по истории Первой мировой под редакцией и авторством А. А. Строкова и И. И. Ростунова оставались крупнейшими в своем роде вплоть до перестройки. И все же…
Слово современному исследователю восприятия Великой войны десять лет спустя после ее начала: «В сложившемся образе войны 1914–1918 гг. не было героев, полководцев и сражений. Были только дипломатические и политические интриги, жертвы и потери. Мировая война оказалась предельно обезличена и дегуманизирована, лишена черт Отечественной войны»[6]. А именно это разве не означает ли «забытости» войны?
К сожалению, сегодня можно наблюдать и тенденцию к складыванию ситуации ничуть не лучше прежней, хотя и с обратной полярностью. Архивы давно открыты, все больше ученых посвящают исследованию истории Великой войны дни и годы своей жизни, но вместе с тем преодоление пресловутой амнезии советского периода в отношении Первой мировой нередко подменяется ложной памятью о ней.
Например, из новейших публикаций следует, что «операция в Восточной Пруссии — это очевидный успех русской армии», если «смотреть со стратегической точки зрения»; что «в очередной, 1917 год русская армия вступала на подъеме», поскольку об этом в ноябре 1916 года заявил в Государственной Думе военный министр Д. С. Шуваев, а позднее обмолвился в мемуарах генерал Пауль фон Гинденбург — можно ли вообразить себе более фундаментальный и непредвзятый источник информации? Потери действующей армии (несколько миллионов человек убитыми, ранеными, военнопленными и пропавшими без вести), как и численность ее резервов, подсчитываются «плюс-минус миллион» и не впечатляют автора — ведь Российскую империю населяло гораздо больше миллионов[7].
Между 1914 и 1917 годами дело подчас доходит до вымарывания важнейших событий истории военных действий на Русском фронте Первой мировой. Например, если забыть упомянуть о Горлицком прорыве 1915-го, то основной причиной Великого отступления оказывается «решение сберечь жизни солдат и выиграть время для развертывания военной промышленности путем постепенного отступления. То есть пока ощущался снарядный голод, принимается решение не бросать безоружных солдат в бой. Начинается отступление главным образом по занятой ранее территории Австро-Венгрии»[8]. Буквально в нескольких строчках демонстрируется равнодушие по отношению к жертвам и потерям, понесенным Русской императорской армией в боях за ту самую австро-венгерскую территорию. В историческое небытие отправляются героически сражавшиеся, павшие, раненые, оказавшиеся в плену и пропавшие без вести на Юго-Западном фронте весной-летом 1915-го — до 210 тысяч человек только убитыми, а общее количество потерь достигает 900 тысяч человек[9]. Заодно из истории Великой войны вычеркивается и трагическая история обороны русских крепостей на западной границе империи, прежде всего Ковно и Новогеоргиевска. Но при этом в советское время Первая мировая война являлась «забытой»?!
За ответом на сакраментальный вопрос — если к 1917 году и страна, и армия были полны сил для продолжения войны, то отчего же произошли революции 1917 года? — далеко ходить не нужно. Все чаще можно прочитать или услышать об ударе в спину, сорвавшем неизбежный триумф России накануне победы в Первой мировой и нанесенном либеральной оппозицией в сговоре с русским генералитетом при деятельной поддержке «мировой закулисы». Здесь же любопытным образом сходятся крайности: в советских изданиях по истории Коммунистической партии «генералы-предатели… и сочувствующая им буржуазия готовили нам смерть и беды»[10], а согласно относительно современному сочинению «спустя несколько дней, оказавшись в ловушке, устроенной предателями-генералами, Государь был вынужден отречься от престола»[11]. Пересуды о роли Германии в истории Октябрьской революции и упоминать не стоит, это испытанный временем сюжет.
Нередко, особенно в ходе дискуссий в Интернете, история Первой мировой противопоставляется Великой Отечественной. Среди аргументов в таких спорах задействуются и рассуждения профессионалов — например, о том, что в отличие от 1941–1945 годов «неприятельские войска вообще не проникали в Россию дальше приграничных губерний»[12]. Откровенно говоря, это было бы скверным утешением для беженцев из западных окраин Российской империи и для Русской армии в ходе Великого отступления. Да и к моменту подписания Компьенского перемирия на территории Германии не было ноги ни одного солдата армий Антанты, но разве это спасло Второй рейх от поражения? В целом такой довод наглядно демонстрирует непонимание применяющими его принципиального различия между Первой и Второй мировыми войнами. Фигурально выражаясь, это явный симптом расстройства аккомодации зрительного аппарата человека, всматривающегося в прошлое. Однако наряду с противопоставлением событий одной войны истории другой в бессмысленных попытках «выяснить», кто — Российская империя или СССР, и которая из армий — Русская императорская, либо Красная воевали лучше, недавно возник оригинальный подход: вклад Николая II в Победу в Великой Отечественной[13]. Не роль наследия императорской России: линкоров, Транссибирской магистрали и т. д., хотя речь идет именно о них, — персональный вклад самого царя, подчеркнутый и в заголовке, и в выводе: «Стратегические решения и деяния Николая II сыграли решающую роль в победе народа в ВОВ». Ни больше, ни меньше.
Клеймившая Первую мировую войну «империалистической» раннесоветская пропаганда и постсоветская, примеры которой приведены выше, определенно друг друга стоят. Причем даже советский худлит подчас превосходит изрядную часть современной «правдивой» литературы — не по степени достоверности, а в готовности спуститься в окопы Великой войны и оглядеться там.
Вот передо мной книжка В. Макарова-Зареченца «Егорьевские кавалеры». Эта стилизованная под мемуары повесть[14] написана весьма ярко и сурово. В ней хмельной полковой батюшка в отсутствие офицеров возглавляет отчаянную атаку пьяных пулеметчиков на немецкие траншеи; солдаты форсируют Вислу во время ледохода и тонут целыми взводами; командир роты награждает Георгиевскими крестами 1-й степени солдат за храбрую вылазку, а те пару недель спустя убивают офицера пулей в затылок и, уже мертвому, разбивают голову прикладом; новый ротный поднимает войска в самоубийственную атаку к годовщине восшествия императора на престол; от гниющей ноги солдата-«самострела» кусками отваливается плоть…