Но воровать его никто не собирался, наоборот — Коршунов хотел использовать его в каких-то схемах.
— Ну ты чё, Миша? — произнёс Седов. — Не надо мне бумажек, пусть наш криминалист их пишет. Просто скажи — светит что с этим или нет? Если да — понесу, чтобы наш салага проверял, если нет — выброшу куда-нибудь. ДетЯм отдам, пусть в войнушку играют.
— Ладно, по старой дружбе. Только детЯм не давай, — криминалист строго посмотрел на него. — Ещё чего не хватало, детЯм пушки давать.
Сначала работа, потом — коньяк, принцип у Кацмана такой. Он сел за стол, включил настольную лампу, открыл затвор самопала и пристально посмотрел внутрь.
Седов же украдкой взял пачку «Балканки» криминалиста и вынул оттуда все сигареты, кроме одной.
— Ну, технически, — произнёс Кацман и на ощупь взял последнюю, — стрелять можно, если ударник поменять. Но я тебе как эксперт скажу — я эту гадость отстреливать не буду, потому что этот ствол тонкий от двенадцатого калибра лопнет, и без глаз ещё останешься. Руки-то у изготовителя явно не из плеч растут.
— Ладно, чего-нибудь придумаю, но… — Седов показал на коньяк. — Тут ещё один вопрос есть.
— Справку всё-таки сделать? — криминалист покачал головой.
— Да не надо сейчас, давай завтра. Тащи лучше стаканы, хватит работать, ночь на дворе.
— Да чё таскать, у меня…
Кацман поднялся, оглядел шкаф, но стакана нигде не было.
— Опять опера стащили, ё-моё, — он покрутил головой. — Ворюги-халявщики. Ещё и сигареты кончились, — Кацман потряс пустую пачку. — Ща, за сигаретками сбегаю, и стакан отберу у уродов. Вот это точно Филипок взял, он тут крутился вечером. Вечно сигареты тащит! Проверь ТТ да проверь ТТ! Тьфу на него, гада такого! Я тебя закрою здесь? — Кацман покрутил ключами на пальце. — А то начальство ругается, если тут посторонние сидят. Вдруг кто придёт?
Спросил с таким видом, будто боялся, что опер сбежит с бутылкой.
— Да без базара, как молодёжь говорит, — Седов усмехнулся.
Криминалист так в своём халате и побежал, захлопнул дверь, ключ провернулся в скважине. Вообще не парится над безопасностью, но он Седова знает давно. Опер поцокал языком, неодобряя сам себя, но достал из ящика ТТ и положил на стол тряпочку с детальками, которые взял с собой.
Номера есть, что на раме пистолета, что на затворе, они вписаны в протокол. Но поменять бы не вышло, тот учебный ствол был уже порядком потёртый, а этот как новенький, видно, что после изготовления так и лежал в масле. Но что внутри — никто не скажет, не разбирая оружие.
Он нажал на кнопочку рядом с рукояткой, магазин выпал, Седов по одному вытащил патроны и заменил на холостые. Этим же магазином сдвинул пружину затворной задержки сбоку, вытащил её и снял сам затвор вместе со стволом. Ствол снял, заменил на тот, что притащил с собой — просверлённый.
Ударно-спусковой механизм вытащил целиком, вставил свой. И финальный штрих — заменить боёк на укороченный, чтобы не вышло разбить капсюль. По лбу бежал пот, руки перепачканы в масле, но опер продолжал.
Закончил и собрал всё на место. Оружие теперь к стрельбе непригодно. Если бы ещё ствол был намертво приделан к затвору, чтобы не было возможности его быстро снять, то Кацман вообще бы назвал его охолощённым макетом.
Хотя, возможно, признает таким, бывали такие случаи, но в любом случае за орудие убийства это оружие не сойдёт. Седов убрал пистолет на место, помыл руки от масла в холодной воде, затем взял ножик из кучи других и порезал подсохший лимон на листе бумаги.
Вскоре за дверью раздался топот, в замке загрохотал ключ, красный Кацман влетел внутрь, держа в руке два стакана.
— Ты же резал не тем ножом с красной ручкой? — спросил он, остановившись.
— Нет, китайским этим, — Седов показал на него.
— Ух-х, — криминалист вытер лоб. — А то на красном — расчленёнка висит, ножик маленький, а режет как скальпель.
— Что за расчленёнка?
— Да бомжа какого-то разобрали вечером, — Кацман махнул рукой. — Жмурика видел, он будто под пилораму упал. Или к мяснику на стол попал. Фотки глянь, если интересно. Но лучше не смотри, скажи спасибо, что не на твоей земле. Поэтому и выдернули меня в ночь, главк с ума сходит из-за этого. Ну, — он показал на коньяк, — вздрогнем?
Он поморщился, когда выпил, затем взял самопал.
— Значит, разорвёт ствол? — ухмыляясь про себя, спросил Седов.
— А я сразу это вижу, — похвастался криминалист. — Эта штука сама тебя убьёт, даже если в другую сторону стрелять будешь. Сразу смогу сказать, едва увижу. Да ты и сам знаешь, дружище, раз пришёл ко мне.
— А тэтэшник? — Седов показал на приоткрытый ящик.
— А это боевой, — Кацман протянул руку, и опер подал оружие. — Я его не смотрел, но… — он открыл затвор и чуть приподнял одну бровь. — Вот, знаешь, много с кем работал за свою жизнь, но с такими дебилами впервые. Даже не посмотрели — бойка-то нет, прикинь… или он сточенный уже? А здесь у нас что?
Он таким же манером, как совсем недавно Седов, снял затвор и отсоединил ствол, посмотрел внутрь.
— Даже не выстрелит, — криминалист бросил оружие на стол. — И чего столько криков из-за него было? Игрушка дорогая, а не волына.
— А может, — Седов стал говорить тише, но при этом разлил ещё по одной рюмке, — хотели, чтобы ты нарисовал, что это боевой? Торопили, чтобы ты сильно не смотрел, ёпрст. Они же могут лажу подбросить, ты же знаешь. Нашли учебный ТТ и решили палку срубить, подсунули первому встречному.
— Угу, — Кацман почесал затылок. — Ну, напишу, что охолощённый, пусть попляшут. Вздрогнули, Сергеич!
Седов ушёл через час, захватив с собой улики. А заодно пару фоток, которые взял со стола. Хоть это и не имело отношение к делу, но снимки его встревожили.
В это же время, морг
Глеб Сибиряков бывал в этом морге по первой работе, когда был опером в уголовном розыске РОВД этого района. Знал, что «мертвецкая» находится с этой стороны здания, там, где окна закрашены. Закрасили плохо, на отвали, решёток нет, если присмотреться поближе, то можно увидеть трупы, лежащие там на каталках в холодном помещении, отделанном кафельной плиткой. Да и тяжёлый запах говорил, что там хранится.
Никаких отдельных холодильных камер, трупы лежали на каталках в общем холодильнике. Чтобы добраться до нужного жмурика, придётся покатать все каталки, поиграть в «Тетрис», что занимает немалое время.
Сибиряк припал к окну. Свет в «мертвецкой» включён, голые тела видно хорошо. Их там десяток.
— Ну что там? — в нетерпении спрашивал Абхаз, приплясывая от ночного холода.
— Погоди, — шепнул Глеб. — Этот тот пузатый, видать, его сейчас повезут на вскрытие. Ну и вонь там, кабздец, пишите письма.
Судмед в белом халате и медицинской шапочке наконец добрался до нужной каталки, отодвинув остальные. На ней лежал пузатый мужик с большой лысиной. На волосатой груди запёкшаяся рана от пули. Похоже это тот коммерсант и есть.
Его он выкатил, но теперь надо вернуть на старые места другие тела, чтобы не стояли в коридоре. На это тоже уйдёт время. Санитаров нет, один в загуле, второй — уволился, судмед катает всё сам.
— Пошли, — позвал Глеб. — Сейчас Яковлев его вскроет, заберём маслину. Он быстро работает.
Они обошли здание, Сибиряк заглянул в окно кабинета… и сматерился. Яковлев спал на скамейке, свернувшись калачиком. Сторож спал в углу, оба пьяные.
Но пьяный судмед никого не удивит, как и сторож, они часто бывают алкашами. Что удивляло — кто всё-таки вёз каталку? Ответ мог быть только один.
— Убили кого-то важного, скорее всего, — задумчиво сказал Глеб, размышляя вслух, — Яковлев нажрался, и они дёрнули Паланяна из отпуска, чтобы к утру дал справку. Что-то срочное, значит, было. Или это та подстава, о которой Батя говорил, всех подняли, чтобы Коршуна утром давить.
— Споим этого Паланяна, да? — предложил Абхаз.
— Он алкаш, но не до такой степени. Так, надо подумать, — Глеб сел под окном и почесал затылок.
Время шло, но Паланян — профи, вскроет тело быстро даже выпившим. Значит, надо подгадать момент, чтобы подменить пулю. Судмед этого заметить не должен.
— Тогда давай, Сыбиряк, им люлей вломим? — Алибек похлопал кулаком по ладони. — Маски напялим, влэтаем туда — это ограбление, кричим.
— Кого ты там грабить собрался? Трупов? Нет, это на крайний случай, — Глеб задумался.
Можно позвонить Лёхе, что-нибудь придумает, но время идёт, у него свои дела, а раз он отправил сюда самого Глеба и Алибека, то, значит, решил, что справятся с этим. Сибиряк почесал лоб. Идейка крутилась-то где-то на поверхности.
— Иди-ка туда внутрь, — сказал он, — мимо Яковлева проходи сразу в «мертвецкую», он всё равно не проснётся, сторож тоже бухой, не услышит. Там достань платок, типа, впервые там, нос зажми.
— Зачэм? — тот удивился.
— Типа, ты новичок, тебя от запаха мутит, да и лицо чтобы не видно было. В РОВД взяли недавно грузина, Сухишвили или ещё как-то так, представься ему этой фамилией. Скажи — труп криминальный, ехать срочно надо, осматривать на месте преступления. Паланян тебя обматерит, скажет — будить Яковлева. Но ты скажи, что именно его ждут. Только убедить надо, чтобы поверил.
— Я не грузын! — возмутился Алибек.
— Паланян — вообще армянин, он никого не различает, он вообще всех ненавидит, даже других армян. Скажи ему — срочно, пусть идёт на улицу, а сам — свинти куда-нибудь. А пока он ходит туда-сюда — я всё сделаю. Но потом не отсвечивай, у него память на лица плохая, меня-то он знает, а тебя нет, не вспомнит даже потом, как выглядел.
Абхаз покачал головой, но раз Сибиряка оставили за старшего, он ему подчинился. Уверенной походкой Алибек вошёл внутрь, прошёл мимо сторожа, который даже не повёл ухом, и отправился в коридор, зажимая лицо платком. Глеб вошёл следом и спрятался за шкафом с инвентарным номером.
— З***ли! — заорал Паланян где-то совсем рядом. Высокий армянин прошёл в кабинет, снимая на ходу перчатки. — Алкаша буди! Я не нанимался сегодня работать! Я в отпуске!