Две дьявольские женщины нужны были мистификаторам для того, чтобы в дальнейшем одну из них или обеих заставить раскаяться и обратиться к истинной вере. Забегая вперед, скажем, что эта благочестивая миссия выпала на долю Дианы Воган.
Как и ранее в книгах Таксиля, так и здесь выражалась полная преданность римскому папе и готовность служить ему всеми мыслимыми средствами. Книга Батайля заканчивалась следующей, несколько двусмысленной, формулой: «Кладу свое перо с преклонением к ногам его святейшества. Оно всегда готово опровергнуть то, что папа признает изложенным недостаточно достоверно». По существу, это означало признание: автор согласен и впредь написать все, что папа признает нужным, а это значит, что написанное ранее надо считать не истинным, а лишь продиктованным интересами церкви. Такие прозрачные намеки содержатся и в опусах Таксиля.
Отклики на книгу Батайля, притом самые восторженные, не замедлили появиться в католической печати. Официальный орган ордена бенедиктинцев «Revue Bénédictine», изложив содержание книги, заключил свою рецензию пожеланием, чтобы «произведение Батайля находилось в руках всех католических священников и вообще всех католиков» и предложением издать его возможно большим тиражом по дешевой цене. Уже знакомый нам каноник Мустель опубликовал рецензию в редактируемом им журнале. Он писал: «В ряде ярких картин д-р Батайль показывает нам выразительно и образно то, что, в общем, давно уже известно и подтверждается достоверными документами. Разъяснение этого мы получили от многих авторитетных лиц — монахов, священников и епископов». Хакс сказал по этому поводу Таксилю:
— Хорошо усвоил этот дурак мои уроки. Я ведь ему говорил, что церковь давно знает все, что мы пишем, мы же только подтверждаем…
— Так-так, — ответил Таксиль, — она и впредь будет знать все, что мы высосем из пальца.
Вскоре ряды самоотверженных воителей против палладизма пополнились еще одним храбрым бойцом.
14
Итальянец Доменико Марджиотта именовал себя профессором литературы и философии, а также кавалером ордена Гроба Господня. К сему еще прибавлялась целая дюжина специально масонских званий, каждому из которых предшествовала приставка экс — бывший: глава ложи такой-то и такой-то, и третьей, и десятой, и наконец — «бывший суверенный великий генеральный инспектор 33…» Инспектор чего — неясно, важно, что — великий и генеральный и что носитель 33-й степени посвящения… Где профессорствует синьор Марджиотта — тоже неизвестно. Но ученость его несомненна. Во всяком случае, она ярко проявилась в первом же антимасонском произведении профессора «Адриано Лемми, верховный глава франкмасонства», изданном в Париже в 1894 году.
Мы не располагаем сведениями о том, где и как Марджиотта вступил в контакт с Таксилем и Хаксом. Но книга его снабжена предисловием, подписанным Батайлем, — стало быть, такой контакт был уже налажен в период, предшествовавший выходу первой книги Марджиотты. Помимо предисловия Батайля, изложение в книге предварялось еще одним, рекомендовавшим ее, документом, причем трудно сказать, какой из этих документов выглядел в данной ситуации более авторитетным: мы имеем в виду личное письмо Марджиотте от гренобльского архиепископа Фава, датированное 4 августа 1894 года.
Его высокопреосвященство сообщает Марджиотте, что оно получило огромное удовольствие от визита, недавно последним ему нанесенного. Заодно он обещает, что, если Диана Воган («о которой вы мне говорили») последует его примеру и, отойдя от палладизма, приедет к нему, архиепископу, она будет встречена с полным радушием. В остальном содержание письма сводится к пышным комплиментам по адресу Марджиотты за то, что он храбро сражается с врагом бога, и к призыву «не вкладывать меч в ножны» до тех пор, пока сатаномасонство не будет окончательно уничтожено. Архиепископ опасается, что читатели Марджиотты «с трудом поверят его разоблачениям», но тут же высказывает надежду, что «откровенность, которой дышат его письма, и подтверждающие документы не преминут произвести должное впечатление». Такое впечатление было книгой Марджиотты произведено.
Автор выражает полное и слезное раскаяние по поводу своей многолетней деятельности в палладистской сатанопоклонской организации, где он достиг высочайшей 33-й степени, получив каковую он мог уже претендовать на пост сатанинского папы. Батайль в предисловии расписывает тот ужас, который овладел раскаявшимся масоном, когда у него «раскрылись глаза». А раскаяние тридцатитрехстепенного имело особо серьезное значение: одно дело — Таксиль, другое — Марджиотта. Что мог знать первый, когда он был лишь учеником в масонстве? А Марджиотта знал все или почти все. И вот этот всезнающий тридцатитрехстепенный подтверждает все, что сказано в многочисленных к этому времени книгах Таксиля!
Больше того, не только подтверждает, но и сообщает массу новых «сведений» о масонстве как сатанопоклонничестве, притом таких сведений, которые возводят его в ранг первостепенной политической и исторической силы. Для этого используется фигура мало кому известного итальянского масона Адриано Лемми. Он оказывается движущим фактором чуть ли не всей европейской политики на протяжении полустолетия — во всяком случае, тех ее направлений, которые чем-либо вредили или препятствовали Ватикану. Нагромождается куча имен: Мадзини и Кошут, Орсини, Криспи, Гарибальди, лорд Пальмерстон, Кавур, Наполеон III, Ледрю-Роллен, итальянский король Виктор-Эммануил и многие другие — в общем, все, кто имел какое-либо фактическое или мнимое отношение к антиклериальной борьбе XIX века и к ликвидации папского государства в 1870 году. И все они лишь масонские марионетки, которых приводит в движение всемогущий Адриано Лемми, многократный убийца, вор, вымогатель, подделыватель документов и т. д., он же глава масонского лагеря.
Потом появляется новая фигура: за океаном, в Чарльстоне (США) выдвигается на масонском горизонте Альберт Пайк, гроссмейстер «шотландского обряда». От имени итальянских масонов к нему обращается Мадзини с предложением стать во главе мирового масонства. Пайк принимает предложение. Это происходит 20 сентября 1870 года. Дата подчеркивается Марджиоттой, ибо в этот день совершается еще одно событие, не менее важное: войска генерала Кадорны вступают в Рим, и вечный город становится столицей светского итальянского государства, чем наносится страшный удар апостолическому престолу. Сама собой возникает мысль о том, что оба события были звеном единой масонской операции. Несуразность такого вывода не должна особенно бросаться в глаза, ибо содержание книги в целом ничуть не более правдоподобно и обоснованно.
Глава мирового масонства Альберт Пайк приводит в систему свое вероучение. В мире существуют-де два бога: добрый Люцифер, воплощение света и добра, друг человечества, и злой Адонай (иудейский и христианский бог), враг людей. И поклоняться надо, конечно, Люциферу, а не иудео-христианскому Иегове, или Адонаю. А когда Пайк умер (как это Люцифер не помог ему продержаться на свете?!), в масонстве произошел переворот.
Пресловутый Адриано Лемми созвал в Риме всемирный масонский конгресс, который избрал его, Лемми, всемирным вождем масонства, что вызвало смену не только руководителей, но и программы, учения, системы догматов. Лемми дал масонству вместо культа Люцифера культ Сатаны, то есть дьявола, злого бога. По этому учению, христианский и иудейский бог Иегова, или Адонай, является добрым богом, а Сатана в принципе зол, но поклоняться почему-то нужно именно ему. Уже после выхода книги Марджиотты Жаннета сказала Таксилю:
— Слушай, врал бы он хоть поумней! Кого можно убедить в том, что поклоняться надо именно злому богу, а не доброму? Я могу понять этого Пайка — не тот бог добр, а этот, вот ему и нужно поклоняться… А так ведь получается бессмыслица…
— Не бойся, — получила она ответ. — Чем глупей, тем лучше. Видишь ведь, читают и верят!
Поверили и в ту кутерьму, которая якобы возникла в масонском лагере после избрания Лемми и обнародования его программы: одни, дескать, протестовали, другие соглашались, присоединялись, отделялись, дискутировали. О себе Марджиотта рассказывает, что он отверг и кандидатуру Лемми во всемирные руководители, и его учение. Отвергли-де и многие другие, главное же, что таким образом поступила Диана Воган. Опять перед читателем выдвигается эта таинственная фигура, и здесь ей уделяется большое внимание.
Она именуется не иначе как гранд-метресса, гроссмейстерина Нью-Йорка, ближайшая сотрудница и помощница покойного Пайка. Батайль в предисловии сообщает, что «независимые» итальянские масоны предложили воздавать ей неслыханные почести: ее имя должно быть, в частности, начертано в начале «Золотой книги» каждой ложи, каждого капитула и ареопага, входящих в итальянскую масонскую федерацию. Гранд-метресса отвергла эти почести и заявила, что она решила полностью и бесповоротно отойти от руководящей деятельности в масонстве, «сохраняя свои убеждения непоколебимыми». А в последних словах и заключалась серьезная загвоздка.
Марджиотта оказался решительней и последовательней Дианы: он не только не согласился с сатанизмом, он вскоре отошел и от люциферианства, то есть от масонства в целом. Он попросту «обратился», вернулся к католицизму. А Диана Воган вначале остановилась на полпути. И в своих книгах Марджиотта применяет довольно обычный драматургический прием — он «нагнетает напряжение», не позволяя обстановке быстро и без особого эффекта разрядиться.
По литературной плодовитости Марджиотта мало чем уступал самому Таксилю. Уже через год появилась изданная в Гренобле его следующая книга «Палладизм, культ Сатаны в масонских треугольниках». Характер ее содержания можно понять уже из самой обложки. На ней три портрета: Адриано Лемми, Джозуэ Кардуччи и Этторе Феррари. Подпись под первым гласит: «мошенник, верховный жрец Сатаны», под вторым: «автор гимна Сатане», под третьим: «автор памятника Джордано Бруно». Стоит обратить внимание на значение последнего портрета: конечно, человек, который чтит Бруно, не может не быть масоном, притом в 33-й степени, ибо кто за Джордано Бруно, тот против церкви, а всякий, кто против церкви, разумеется, масон.