Потом неожиданно судьба смилостивилась, и жизнь повернулась к бывшей заключенной светлой стороной. Столяр оказался отличным мужиком, молчащим не от угрюмости, а от стеснения. Светочка приняла его ухаживания, и они расписались, фамилию она сохранила девичью. В бывшей маминой комнате устроили спальню. Потом муж организовал с приятелем кооператив по производству кухонной мебели. Неожиданно дело пошло, да еще как. Фирму завалили заказами, и столяр, не успев моргнуть глазом, стал обладателем трех магазинов и работодателем для ста пятидесяти человек. Тогда-то они со Светой и предложили соседям новую квартиру, взамен занимаемых теми комнат. К их радости, Разины мгновенно согласились – наверное, пересчитали доплату на бутылки. Света с мужем сделали ремонт и постарались навсегда забыть про Татьяну и ее детей. Надо сказать, им это удалось. Соседи более не напоминали о себе, оставшись в прошлом. Света по совету мужа закончила Ветеринарную академию. Она всегда любила животных и теперь с огромным удовольствием возилась с четвероногими пациентами. История о глупенькой кассирше, обманутой любовником, была похоронена под грузом времени. Иногда Светлане Павловне казалось, что ничего подобного в ее жизни не было, словно она прочитала плохую книгу. Но тут явилась я и разбередила душу.
– Где живет Степан, знаете? – не выдержала я.
– Последний раз я встречалась с ним во время очной ставки, – грустно ответила она. – Потом, сами понимаете, никакой охоты не было связываться с подлецом. Все время боялась, что он вдруг заявится к матери в гости, думала, не удержусь и вмажу ему прямо в наглую морду, но Степка как в воду канул, пропал, и черт с ним.
– Как жаль, – протянула я, – я так надеялась, что вы подскажете.
– Спросите у Раисы Андреевны, – посоветовала Света, – она небось в курсе.
– Дайте мне ее телефон!
Она покачала головой:
– Я, когда вернулась из лагеря, очень нервная была и страшно дергалась. Честно говоря, хотела поехать к Раисе и потрясти ее как следует. Ведь писем десять ей из лагеря отправила, все просила: Степка меня подставил, так хоть печенья пришли или чаю, никого же нет, мать умерла. А Раиса Андреевна богато жила, ей бы ничего не стоило бандероль собрать. Но нет, она не ответила ни разу. Ну я от греха и разорвала телефонную книжку, чтобы руки сами номер не набрали, и адрес точный не помню. Знаю, как идти…
– Как?
– До метро «Киевская» надо доехать и спуститься в сторону набережной, там прямо у моста стоит огромный дом из светлого кирпича. А вот подъезд запамятовала, то ли второй, то ли третий. Окна, помнится, на реку выходили…
Да, не слишком точные координаты.
– А вы к Маргарите сходите, – сказала она. – Из Разиных только она и осталась. Старшие братья померли, Галка уехала незнамо куда, а Ритка тут, в Москве живет, на Ленинградском проспекте, вот ее адрес я отлично знаю и телефон тоже.
– А говорили, никакой связи с Разиными не поддерживаете, – решила я поймать ее на лжи.
– Так-то оно так, – тяжело вздохнула Света, – да Ритка горькая пьяница, вечно ей на бутылки не хватает. Как-то раз сижу дома, звонок в дверь. Гляжу – Рита. Пришла у меня по старой памяти денег клянчить, а я слабину проявила – дала десятку. И все, пропала. Она начала постоянно бегать и ныть. Потом предложила у нее квартиру купить. А у меня двое детей подрастают, Ленка не сегодня завтра замуж соберется… Ну я и поехала на хоромы взглянуть. Отличная жилплощадь, только очень загаженная. Впрочем, Ритка за нее недорого хотела, выгодная сделка могла быть.
– Что же вы не стали оформлять?
– Муж отсоветовал, говорит, с пьяницей связываться опасно. Прав, наверное. Так что ступайте к Рите, – и она продиктовала хорошо известный мне адрес.
– Да я уже была у нее, – ответила я, – она вечно пьяная, и толку от нее никакого.
– Вы к ней в восемь утра приходите, – пояснила Света, – она где-то в семь тридцать встает и около восьми начинает соображать, где деньги на выпивон сгоношить. Она ко мне около половины девятого являлась в надежде на подачку. Утром трезвая, а поближе к одиннадцати – все, труба, мертвое тело.
ГЛАВА 23
Нырнув в подземный переход, я уставилась на витрины. Может, купить Лизе вон того керамического медвежонка за пятнадцать рублей? Девочка придет в полный восторг. Я вытащила кошелек и тут же услышала тихий, вкрадчивый голос.
– Доченька, дай на хлебушек.
Возле меня стояла толстенькая старушка в грязной куртке. В руках бабка держала пакет, оттуда высовывались горлышки пустых пивных бутылок. Я протянула ей рубль.
– Дай бог тебе здоровья, счастья и удачи, – поблагодарила нищенка.
Мне стало неудобно, уж не столь велика милостыня, чтобы так кланяться. Но когда я, купив статуэтку, притормозила у ларька с газетами, вновь послышалось тоненькое сопрано:
– Деточка, подай на хлебушек.
Я обернулась и увидела всю ту же бабку с пакетом. Получив следующий рубль, она растворилась в толпе, но не успела я попросить у продавца пару булочек, как раздалось до боли знакомое:
– Деточка, подай на хлебушек.
– Бабушка, – не удержалась я, – вы у меня третий раз просите.
– Ой, прости, милая, – испугалась она и подслеповато прищурилась. – Глаза-то плохие, а люди все одинаковые, в куртках. Уж извини, старую.
– Ничего, ничего, – приободрила я ее и протянула булочку. – Хотите, с маком.
– Дай тебе господь всего полной меркой, – обрадованно сказала бабулька и сунула подношение в пакет.
Потом с чувством произнесла:
– Я ведь раньше у входа в метро сидела, а теперь там ирод устроился, вот ведь нехристь, главное, все хохочут, а подают ему сколько! Не поверишь, сумками относит. Милиционерам, ясное дело, выгодно, они меня согнали, а его посадили, потому как ирод им хорошие деньги дает, с меня столько не содрать, доходы у старухи убогие.
– Почему ему много подают? – полюбопытствовала я.
– Поди к входу да полюбопытствуй, – сказала бабка, – глаза б мои на урода не глядели.
Заинтересовавшись, я притормозила у стеклянной двери. Там, на полу, на расстеленном грязном байковом одеяле сидел молодой мордатый парень, с виду совершенно здоровый. Во всяком случае, руки и ноги на месте, а розовый цвет лица без слов говорил о великолепном пищеварении и желчном пузыре без признаков камней. Не походил он и на пьяницу или бомжа. Одет попрошайка был просто, но чисто – в джинсы, ветровку и кроссовки. Перед ним стояла коробка из-под сапог «Ле Монти», почти доверху набитая бумажными купюрами. Присмотревшись, я ахнула.
На шее у побирушки висел большой, художественно выполненный плакат: «Собираю на киллера для тещи». Проходившие мимо женщины поджимали губы и презрительно отворачивались. Мужчины хохотали в голос и швыряли парню подаяние. На моих глазах один, в отличной куртке, кинул сто рублей и подмигнул:
– Сделай милость, найди такого, который не сразу укокошит, а станет медленно на кусочки резать!
Попрошайка засмеялся:
– Анекдот знаешь?
– Ну, – остановился мужик.
– Громадный дом, на пятнадцатом этаже висит женщина, вцепившись руками в подоконник, а какой-то мужик бьет ее молотком по пальцам. Ну народ в возмущении, за милицией бежать хотят. Вдруг мужчина высовывается и кричит:
– Граждане, это моя теща!
Внизу буря негодования:
– Ишь, уцепилась, дрянь такая.
На последней фразе и побирушка, и дядька в кожаной куртке радостно заржали, а я пошла в метро. Интересно, сейчас на каждом углу продают сборники анекдотов, в основном глупые, правда, иногда попадаются смешные. Но вот что характерно. На их страницах полно веселых историй про тещ, а вот про свекровей нет ни одной. Зато про последних имеются пословицы, одна другой страшней.
Ну, к примеру: «У свекрови дома не у мамоньки» или «Свекровь – всех кровь, доберется и выпьет». Просто дрожь по телу. Может, хорошо, что мой бывший муж был сирота?
Подходя к дому, я машинально отметила, что Андрей отсутствует. Возле подъезда не было «Линкольна». Из кухни доносились бодрые голоса. Я вошла и удивилась.
– Андрюша? Вот странно.
– Почему? – спросил он, стараясь завязать на шее Рамика большой бант.
– Так твоей машины нет, «Линкольна Навигатора».
– Я его продал, – пояснил парень, – «вольвешник» пока прибарахлил.
– Ну? – изумилась я. – Почему? Такая машина отличная была и, кажется, не старая.
– Новая, – нехотя согласился браток, – да только все про собаку вспоминаю, как за руль сяду, вот и продал, к черту, на рынке сдал, ну ее в задницу, всей радости лишился…
Я молча стала выкладывать на стол покупки, глядя, как Лиза и Андрей с хохотом натягивают на Рамика коротенькую блестящую курточку из искусственной кожи.
– Лампа, глянь, зыко! – вскрикнула Лиза.
– Скажи нормально, – машинально потребовала я, ставя чайник.
– Глянь, здорово, – послушно перевела девочка, вертя ошалелого Рамика, – Андрюша прибарахлил, клевый прикид, прикольный.
Я тяжело вздохнула. Курточка и впрямь была смешная, и щенок выглядел в ней очень забавно.
– Не тряси собаку, а то описается. И вообще, раздевайте его, гулять поведу.
– Не-а, – затрясла головой Лиза, – я сама хочу.
– Зачем раздевать-то? – встрял Андрей. – Сыро там, пущай в пальте идет.
– В пальто, – безнадежно сказала я, – это слово по падежам не изменяется.
– Ладно, – согласился он, – в пальто так в пальто, вам виднее. А на шею надо ошейник нацепить, светящийся. Зря, что ли, бабки тратили.
– Я сама хочу пойти, – ныла Лиза.
– Там темно, – отрезала я.
– А мы с Андрюшей!
Но мне не хотелось, чтобы девочка выходила так поздно во двор.
– Лучше сделай к ужину салат «Слезы Наполеона».
– Тебе понравилось! – обрадовалась Лиза и кинулась к холодильнику.
Я вытащила щенка в прихожую. Выглядел он словно цирковая обезьянка. Толстенькое тельце было упаковано в блестящую курточку, лапки засунуты в ботиночки, на голове – кепочка. Песику было страшно неудобно в обуви, он высоко поднимал лапы, а потом с опаской опускал их на пол. К тому же подметки скользили на паркете, и бедняга пару раз упал, больно стукнувшись мордочкой. Я пристегнула роскошный поводок из крокодиловой кожи и потянула упирающегося Рамика гулять.