И на этот раз никакого результата.
– Забыл, – вздохнула Лиза. – Уродский пес! Килограмм «Эдама» слопал, и никакой памяти!
– Знаешь, – предположила Маша, – мы вообще-то ему раньше другую команду давали.
– Какую? – заинтересовалась я.
Гаврюшина села на корточки перед мордой Рамика и, повернув ладошкой вверх тоненькую, словно церковная свечка, руку, попросила нежным голосом:
– Рамик, вытяни грабку!
Песик тут же подал лапу и счастливыми глазами посмотрел на «учительниц».
– Мы так говорили, – бесхитростно пояснила Маша, – но Лиза знает, что вы этих слов не любите, вот и стала при вас по-другому просить.
– Прелестно, – одобрила я «дрессировщиц». – Теперь наденьте ему на шею золотую цепочку и научите делать пальцы, вернее когти, веером. Андрюша придет в дикий восторг.
ГЛАВА 28
Наверно, у меня крайне уязвимая нервная система. Стоит понервничать, и сон пропадает без следа. Не помогает ничего – ни валокордин, ни чтение газет. Вот только теплое молоко я не пробовала, потому что терпеть его не могу, вид поднимающейся пенки вызывает у меня содрогание. Наверное, в детстве перепила.
Вот и сегодня я выключила лампу в три утра, и в голове моментально зашевелились тяжелые мысли. Бедная Лена! Все словно сговорились свидетельствовать против нее. Сначала Антон Семенов, потом Ангелина Брит, оба уже покойные! Затем мне вспомнилась несчастная Леокадия Сергеевна, невесть зачем оказавшаяся на Кольцевой автодороге… Да еще пистолет, который Лена купила для Вани! Надеюсь, следователь никогда об этом не узнает. Картонную упаковку из-под пистолета я разорвала на мелкие кусочки и выбросила подальше от дома, не поленилась сделать это в самом центре, возле телеграфа. Но Юра все же ошибается, жаль, что он не дослушал меня до конца. Андрей – вот кто настоящий преступник. Осталось лишь выяснить, зачем он это сделал. Ну ничего, завтра я поеду на Новохерсонскую улицу и выясню о парне правду.
Однако твердо принятое решение не всегда легко выполнить. По нужному адресу проживала толстенная бабища лет сорока. Ничего вразумительного об Андрее или его семье сообщить она не смогла.
– Я купила квартиру через агентство, – бубнила толстуха, распространяя вокруг запах чеснока, – и не знаю о бывших хозяевах ничегошеньки! Видала только один раз мужика, когда документы подписывали. Всю работу риелторы сделали.
Я вышла во двор и села на лавочку. Сегодня отличная погода, ласковое солнышко приятно греет лицо, в воздухе пахнет наконец-то приближающейся весной, да и пора бы, скоро апрель. Долгожданное тепло выгнало на улицу молодых мамаш с колясками, и сейчас они вылавливали из луж упоенно пачкающихся детишек. Ладно, покурю и двину домой. В эту минуту крохотная собачка, скорей всего цвергшнауцер, подбежала ко мне и, поставив маленькие лапки прямо на джинсы, стала умильно повизгивать.
– Фу, Снаппи, фу, – закричала хозяйка, – не бойтесь, она не кусается!
Я подавила усмешку. Бояться собачонку размером чуть больше заварочного чайника! Нет предела хозяйскому тщеславию.
– Она не кусается, – повторила женщина, – просто хочет сигарету, уж извините.
– Собака курит? – изумилась я.
– Нет, конечно, просто съедает.
– Странная привычка.
– И не говорите, – вздохнула она, – у нас раньше соседи были на лестничной площадке, Казины. Так их сын, Андрюша, тот еще балбес, брал сигареты, обмазывал шоколадом и давал Снаппи. Теперь пес у всех курево отнимает!
От неожиданности я сама чуть было не съела сигарету. Надо же, какая удача!
– Вы хорошо знали Казиных?
– Мы соседи, – ответила тетка.
– А Андрюшу помните?
– Прекрасно. Безобразник и хулиган. Мой сын от него натерпелся. Мы даже жаловаться ходили к директору, чтобы мальчишку из нашего класса перевели, сам не учится и другим не дает. Только ничего не вышло, слава богу, в восьмом классе он ушел в какое-то ПТУ, то ли на шофера учиться, то ли на слесаря. А по мне, если честно сказать, Людка, мать его, врала. Бандит он стал, самый натуральный.
– С чего вы так решили?
– По ночам приезжал на роскошной машине, а в руках пакеты из супермаркета.
– Ну и что?
– Так в 1991 году! Помните, какие жуткие цены тогда в этих магазинах были? Простому человеку не подступиться, только бандиту.
– А мать его жива?
– Людка? Спилась совсем и померла. А вам зачем? И вообще, кто вы?
Отчего-то мне стало жарко и тоскливо. Бегаю, бегаю по городу, пытаясь помочь Лене, и все время налетаю на покойников, просто отчаянье берет. Наверное, от расстроенных чувств я вытащила из сумочки красивое бордовое удостоверение с золотыми буквами ФСБ на обложке, купленное мной за пятьдесят рублей в переходе между станциями «Тверская» и «Чеховская», и весьма агрессивно рявкнула:
– Агент Романова.
– Ой, – пискнула тетка и отпустила собачку.
Обрадованный Снаппи подскочил ко мне и моментально вырвал из рук так и не зажженную сигарету.
– Ваше имя, фамилия, отчество, – потребовала я.
– Лимонова Алла Марковна, – пробормотала сплетница.
– Пошли, – велела я.
– Куда?
– К вам домой, разговор есть.
Уж не знаю, какой женой и матерью была госпожа Лимонова, но кофе она варила отличный. Первый раз меня угостили не растворимой бурдой из железной банки, а ароматным кофе из натуральных зерен. Впрочем, Алла Марковна обладала еще одним, бесценным для меня качеством – редкой болтливостью. Нужно было только сидеть тихо, фильтруя невероятное количество информации, выливаемой на голову.
Казины, мать и дочь, въехали в дом в 1976 году, обменялись квартирами с супружеской парой, проживавшей тут раньше. Алле показалось, что женщины знавали лучшие времена. Во всяком случае, три не слишком большие комнаты они забили дефицитной мебелью, застелили коврами и водрузили на потолке хрустальные чешские люстры. Потом Люда родила без мужа. Соседки почесали языками и успокоились, на дворе не XVIII век, в доме полно одиноких мамаш. Не успел Андрюша пойти в садик, как скончалась его бабушка, мать Люды, и девчонка осталась одна.
– Уж не знаю, – тарахтела Алла Марковна, подвигая поближе ко мне коробку конфет «Птичье молоко», – сколько лет Людке было. Она всем говорила, что двадцать, но мне казалось – нет и восемнадцати. Небось годков в пятнадцать забеременела. Ну куда такой ребенка?
А и правда, куда? Люде хотелось веселиться, сбегать на дискотеку, в кино. Пока была жива мать, девчонка ни в чем себя не ограничивала, а после ее смерти стало худо. Пришлось сдать Андрейку в круглосуточный садик и устроиться на работу в овощной магазин продавцом. Тяжелая, а по тем временам просто собачья профессия. Гнилая картошка, завядшая капуста, злые покупатели, очереди. Никакие перчатки не спасали Людочкины маленькие ручки, и они через три месяца превратились в красные, распухшие клешни. Да еще ее поставили торговать на улицу в самый мороз, шел ледяной декабрь. Покупатели лаялись, хватали товар и разбегались по теплым квартирам, а бедная Людочка подпрыгивала на месте в огромных валенках и солдатском тулупе грязно-белого цвета. После тяжелой смены она возвращалась в пустую квартиру, где никто не встречал ее с горячим ужином. И уж совсем плохо было по пятницам. Приходилось забирать домой Андрюшу. Шкодливый мальчишка не давал ей ни минуты покоя, носился с гиканьем по квартире, а по утрам в субботу и воскресенье, когда Люде страшно хотелось поспать подольше, он вскакивал ни свет ни заря и начинал плакать, не найдя на столе привычную кашу. Словом, никакой радости ребенок ей не доставлял, одни заботы. Ему нужно было постоянно покупать ботинки, и он без конца рвал брючки. К тому же, как все садовские дети, Андрюша часто болел то ангиной, то воспалением среднего уха, то ветрянкой или коклюшем. Через год после смерти матери Людочка от тоски начала пить, появились соответствующие кавалеры, и она стала забывать Андрюшу в садике. Пьяные драки, мат, приезд милиции – таким было детство мальчика.
Неудивительно, что он вырос хулиганистым, несдержанным на язык, драчливым. Курить начал, кажется, в первом классе. А вот к бутылке никогда не прикладывался. Более того, став старше и бросив школу, он стал воспитывать мать, отнимал у нее выпивку, выкидывал из дома ее приятелей-пьянчуг. Пару раз спустил мужиков с лестницы, одному сломал ногу… Мало-помалу к Людке перестали шляться бесконечные компании.
Ну кто бы мог подумать, – сплетничала Лимонова, – ну кто бы мог предположить, что этот бандит будет так заботиться о матери? Ведь ничего хорошего от нее он не видел, только брань да колотушки! И поди же ты! Тут всю душу в ребенка вкладываешь, а он морду воротит при твоем появлении. А здесь! Чего он только не делал, чтобы Людку от пьянства вылечить! И в больницу клал, и частника нанимал, и куда-то в Рязань возил…
Но толку – чуть. Люда держалась месяц, другой, затем вновь начиналось безобразие. Денег матери Андрей не давал, но та вытаскивала из холодильника продукты, продавала их у метро и приобретала вожделенную бутылку. Года за два до ее смерти сын нашел сиделку, призванную следить за алкоголичкой. Но хитрая Люда умудрялась удрать от присматривавшей за ней медсестры и напиться у ближайшего ларька. Ей хватало стаканчика, чтобы впасть в бессознательное состояние. В один прекрасный день она не вернулась домой. Андрюша трое суток искал мать по подвалам и подъездам, вместе с ним обшаривали любимые места бомжей и его приятели – крепко накачанные парни в кожаных куртках. В конце концов один из них и нашел Люду на чердаке заброшенного детского сада. Тело лежало возле картонных ящиков из-под тушенки, на рваной газете валялись крупно нарезанные куски самой дешевой колбасы.
Патологоанатом сказал после вскрытия, что смерть не была насильственной. Допилась, бедолага.
После кончины матери Андрюша куда-то исчез, а затем в их квартире появились новые жильцы.
Он продал квартиру вместе с мебелью, телевизором и холодильником, – вздыхала Лимонова, – а ведь год тому назад хороший ремонт для матери сделал, средств не пожалел, купил новую кухню… И ничего не забрал! Очень неразумный молодой человек, ну да к нему деньги дуриком приходят, вот и цены не имеют!