Проклиная тот день и час, когда подрядилась к Кондрату в экономки, я втиснулась в нестерпимо воняющее чем-то химическим нутро мешка и дала себя уложить на носилки. Потом сильные руки потащили меня вниз по лестнице и всунули в машину. Через пару секунд автомобиль, резво подскакивая на ямах и колдобинах, отправился в путь. Естественно, никто и не позаботился о том, чтобы помочь мне вылезти из мерзкого пакета, и я обломала все ногти, пытаясь расстегнуть «молнию». К тому же носилки оказались жутко жесткими и очень больно ударяли меня по спине и заду. Наконец застежка поддалась, я выпуталась, села и затряслась от холода, хоть бы куртку накинули, идиоты, на самом деле, что ли, поверили, что я труп? Сунули в мешок прямо в тоненьком свитерке, олухи!
И еще мне ужасно, прямо нестерпимо хотелось пить, чем дольше ехала машина, тем больше жажда оттесняла все остальные чувства, язык превратился в наждак, а горло напоминало воспаленную рану.
Наконец водитель затормозил. Я осторожно приоткрыла дверцу и увидела, что труповозка стоит перед нашим с Володей домом. У подъезда манил бутылками с разноцветными напитками ларек. Обрадовавшись, я пошарила в карманах брюк, нашла десять рублей, вылезла наружу и попросила у продавца:
– Маленькую бутылочку «Святого источника», газированного, пожалуйста!
– Мама родная! – ойкнул паренек за прилавком и быстро выставил бутылку. – Боже, вам не больно?
– Нет, – недоуменно ответила я, – а почему мне должно быть больно и где?
– У вас дырка в голове, – пробормотал мальчишка, синея на глазах, – и кровища хлещет, срочно к врачу надо и в милицию, жуть какая!
Я страшно разозлилась на себя. Ну надо же, совсем забыла, что я в гриме трупа, надо успокоить испуганного ларечника.
– Ничего, не волнуйтесь, это ерунда, – заулыбалась я.
Он прошептал:
– Тетенька, да вы откуда?
– Все в порядке, – продолжала улыбаться я, – не переживай, вот из этого симпатичного автомобильчика.
– Из труповозки? – робко осведомился парень.
– Да.
Юноша закатил глаза и грохнулся наземь. Надо же, какой нервный. Я, между прочим, в десять лет на спор с приятелями прошла ночью через кладбище, и ничего! А этот падает в обморок, словно истеричная девица.
– Лампа, – прошипел Володя, – ты что тут делаешь?
– Водичку купила, пить хочу – жуть, наверное, на нервной почве, а продавец в обморок свалился!
– Идиотка, – прошипел Костин, быстрым движением накидывая мне на плечи куртку и надвигая капюшон чуть ли на нос, – идиотка, иди быстрей в квартиру, а вы, парни, займитесь торгашом.
– Не-а, – произнес один из санитаров, – это не по нашей чести, мы только с трупами дело имеем.
– Ну хоть нашатырный спирт дайте!
– У нас его нет!
– Почему? – вскипел майор.
– Зачем трупу нашатырь? – резонно возразил другой парень. – Без всякой надобности.
– Идите наверх, – приказал Митрофанов, – я его сейчас в чувство приведу.
Следующие три дня я провела под домашним арестом в квартире у Костина. Мне строго-настрого было запрещено подходить к телефону, смотреть телевизор и включать радио. Ни одного постороннего звука не должно было доноситься из квартиры Володи, пока он горел на работе, а занавески майор перед уходом не только задернул, но даже застегнул булавками. Мне подобные меры казались смешными, но он был неумолим.
– Чего тебе еще надо? – весьма недовольно спросил он. – Привез кучу детективов, коробку шоколадных конфет «Коркунов», пирожных, между прочим, по сорок пять рублей штука! Лежи, отдыхай.
Вот как раз французских пирожных мне в данной ситуации хотелось меньше всего! Я без цели шаталась по квартире, потом все же решила позвонить Лизе, но не нашла трубку. Хитрый майор, очевидно, прихватил ее на работу.
28 марта Володя привез Лизу. Девочка кинулась с плачем мне на шею и принялась вываливать новости. Рамик и Пингва здоровы и отчаянно хулиганят. Бедная Маша Гаврюшина, которой ни в коем случае нельзя было рассказать правду, утопала в слезах и готовилась печь блины на моих поминках. Но самое невероятное известие пришло от Андрея. Он явился к Лизе абсолютно серый и прерывающимся голосом сообщил, что поскольку теперь у Лизы нет никого из родственников, то заботиться о ней станет он, поскольку является ее сводным братом.
– Это правда? – тарахтела девочка.
Я молча кивнула.
– Ну прикол! – взвизгивала Лиза. – Улет, прикинь, Лампа, я-то в него чуть не влюбилась! Зато как здорово, такой брат! Мечта! Ну и пусть матери разные, по отцу еще роднее получается! Здоровски вышло, клевота! Гавря умрет, когда узнает! Уснуть не встать!
31 марта Володя неожиданно примчался домой в полдень и сообщил:
– Все, птичка в клетке. Давай, собирайся, помнишь, как себя вести?
Я кивнула. Еще бы, все дни, проведенные в томительном одиночестве и ничегонеделании, я без конца репетировала свою роль и надеюсь, что справлюсь с ней отлично.
Меня привели в небольшую комнату, и вновь потянулись минуты, наконец прозвенел звонок. Прежде чем двинуться к выходу, я бросила взгляд в небольшое зеркало. Следовало признать, вид у меня был офигительный. На висок вновь наклеена рана, на лбу, щеке и шее – следы крови. Гример постарался на славу. Мое лицо было сине-бледным, вокруг глаз – черные пятна, нос заострился и вытянулся, губы – абсолютно бескровны. Волосы взлохмачены, торчат в разные стороны, и одета я в жутко перемазанный свитер, ставший жестким от засохшей крови, и мятые брючки, словом, настоящий оживший труп, роль которого и предстояло сыграть.
Звонок прозвучал вновь. Я подхватила со стола подносик, на котором стояли пирожные, те самые, из французской кондитерской, корзиночки со свежими фруктами и взбитыми сливками, тихо-тихо отворила дверь и, как тень, неслышно шмыгнула в соседнюю комнату.
В кабинете за письменным столом мирно сидел Володя, строча ручкой по бумаге, спиной ко мне скучал мужчина, естественно, не ожидавший моего появления.
– Черт, – пробормотал Володя и попросил: – Будьте добры, дайте с соседнего стола ручку, эта не пишет.
Мужик обернулся, и я узнала Юру Грызлова. Прозаик увидел меня и побелел. Я вытянула вперед подносик с пирожными и тихо-тихо завыла:
– Что же, Юра, ты не захотел мне купить пирожных в день моей смерти? Денег пожалел? Думал, Андрей задавит Лампу насмерть, и корзиночки ни к чему?
– Кто, что?.. – забормотал Юра, впав почти в бессознательное состояние. – Кто это???
– Где? – спокойно спросил Володя, не отрывая глаз от бумаги.
– Там, там, – тыкал пальцем в сторону двери Грызлов.
– Где? – переспросил майор, глянул в мою сторону и равнодушно ответил: – У двери? Никого.
– Как никого, – запинался Юра, – вон она стоит…
– Успокойтесь, – вздохнул Володя и налил воды, – выпейте, мы одни.
– Съешь пирожное, Юрочка, – тихо провыла я, делая маленький шажок к столу, – специально для тебя расстаралась, свежие, съешь, голубчик.
– Не подходи, – бормотал Грызлов, отмахиваясь руками, – не приближайся…
Лицо его приобрело синевато-красный оттенок, и Володя с неподдельной тревогой спросил:
– Вам плохо?
В эту секунду распахнулась дверь и вошел Митрофанов.
– Я-я-я, – заикался Юра.
– Что с ним? – поинтересовался Митрофанов.
– Сам не пойму, – развел руками Володя, – говорит, кто-то у двери стоит.
– Где? – удивился пришедший. – Здесь? Никого нет.
– Возьми, Юра, – ныла я, подбираясь ближе, – возьми сладенького, съешь, чтобы моя душенька успокоилась.
– Уйди, Лампа, – еле-еле ворочая языком, ответил Грызлов.
– Лампа? – нахмурился Володя. – Вам кажется, что на пороге Евлампия Андреевна Романова? Так она умерла, ее убили. Знаете, кто заказчик? Вы, гражданин Грызлов.
– Да, да, – затряс головой Юра.
– Зачем, зачем, – вздыхала я, – зачем ты это сделал, Юрочка? Съешь пирожное, не отказывайся.
– И Кондрата тоже убили вы? – скорей утвердительно, чем вопросительно, поинтересовался Митрофанов.
– Да, да, да, да! – заорал Юра, теряя всякое самообладание.
Я подобралась к нему вплотную, подсунула пирожные под самый нос и потребовала:
– Ешь немедленно!
Он как-то странно крякнул, я схватила его за плечо и крепко сжала:
– Сейчас же ешь корзиночки!
– Она живая, – взвизгнул Юра и упал со стула.
– Ну, Лампа, – разозлился Володя, – мы так не договаривались, чтобы за плечи хватать. Смотри, он теперь в обмороке.
– Ничего, – ответила я, – подумаешь, ему полезно!
ГЛАВА 31
Через пять дней после моего гениального выхода в роли привидения Андрюша, Володя, Лиза и я сидели на огромной кухне в квартире Кондрата.
– Клевая вещица, – причмокнул майор, ставя на стол пузатый бокал. – Небось дорогой коньячок?
– По деньгам, – нехотя буркнул Андрей и велел: – Ты, сеструха, давай лимончик порежь.
Лиза метнулась к холодильнику.
– Чего пирожные не едите, – продолжал сосед, – кушайте, Лампа Андреевна, ваши любимые, из французской кондитерской.
Я передернулась, вспоминая упавшего Грызлова и рассыпавшиеся по грязному полу корзиночки.
– Ей теперь вряд ли захочется лакомиться, – хихикнул Володя.
– А я так и не поняла, – тихо сказала Лиза, – зачем дядя Юра все это затеял?
– Гнус, – сказал Андрей, – крысятник!
– Вы у Лампы спросите, – посоветовал Володя, – она во всем лучше всех разобралась.
Я молча уткнулась носом в чашку. Вот ведь вредный, знает, что я понятия ни о чем не имею, и издевается.
– Расскажите, дядя Володя, – попросила Лиза.
– Ладно, – неожиданно охотно согласился майор, – тебе, детка, и впрямь следует знать правду. Только начать придется издалека, аж с 1975 года.
Мы замерли с раскрытыми ртами.
– Итак, – начал Костин, – в московском доме на лестничной клетке мирно живут люди.
Одна квартира коммунальная, и там полно жильцов, в частности, Костя Разумов, тогда еще никому не известный учитель русского языка и литературы в простой общеобразовательной школе, и его семья.