Хотя одна сцена интересно решена графически: свет падает на край дивана, чуть освещены кабинетный стол и большая абстрактная картина в раме, а рядом — силуэты танцующей молодой пары. Но этот чувственный эпизод все-таки тонет среди других масштабно решенных сцен.
И вот знаковое событие в судьбе героини — прослушивание в Большой театр. Это, кстати, беспрецедентный случай, когда в главный театр страны поступала певица практически без музыкального образования. Во время войны Галина Павловна в течение полугода училась в Ленинградской музыкальной школе для взрослых имени Римского-Корсакова в классе сольного пения. Занятия принесли начинающей певице только вред — у нее пропали верхние ноты.
Но Галина не унывала. Она тогда работала осветителем, а затем стала артисткой Ленинградского театра оперетты. Дальше у нее появился педагог, который уверял, что голос Вишневской — меццо-сопрано, и чуть не погубил ее будущую карьеру окончательно. Правда, вскоре ей повезло попасть к Вере Гариной, дававшей частные уроки пения, и опытный педагог вынесла пророческий вердикт: «У тебя сопрано, лирико-драматическое. Ты будешь петь в опере. У тебя звезда на лбу». Афишу о прослушивании в стажерскую группу Большого театра Вишневская увидела случайно на Невском проспекте…
Из глубины сцены для выступления перед приемной комиссией выходит молодая Галина Вишневская. Она ведет себя вполне уверенно и свободно — во всяком случае, так подает свою героиню исполнительница главной роли Гвинет Джейгер.
Кадры из документального фильма «Концерт для голоса и виолончели». Галина Вишневская и певица Гвинет Джейгер на репетиции оперы «Галина» в Лионской опере. 1996 год.
Сцена из оперы «Галина» в Лионской опере. 1996 год.
Галина Павловна от нее в восторге:
— Гвинет Джейгер похожа на меня, по-моему, — поделилась со мной Вишневская. — Не находите?
И, не дождавшись ответа, продолжает в утвердительном тоне:
— Похожа. Она американка. Когда я вдруг вошла в зал первый раз, а Гвинет запела мои слова — знаете, как будто удавку накинули мне на горло, вот сюда, я чуть в голос не закричала. Просто испугалась. Это было такое впечатление, что я из другой жизни смотрю на то, что случилось в моей жизни когда-то, — как будто меня давно нет. Ужасное было ощущение. Но сейчас я уже привыкла.
Мне кажется, Галина Вишневская все-таки выдавала желаемое за действительное. Ей, конечно, льстил сам факт, что она сама стала главной героиней оперы. Но что касается певицы Гвинет Джейгер… Во-первых, она совершенно не похожа на Галину Павловну. Грузная, малопривлекательная внешне женщина, лишенная какого-либо сценического обаяния. Да и голос ее мне показался тусклым и невыразительным — во всяком случае, в тех сценах, которые я увидел на репетиции.
Занимаясь книгой, я попытался узнать о дальнейшей судьбе Гвинет Джейгер, но, представьте, никакого упоминания о ней в интернете не нашел. Вероятно, у Гвинет не получилось сделать карьеру. Хотя у нее был отличный шанс: Лионская опера, центральная партия в мировой премьере и такая знаковая роль. Как американка Джейгер попала в Лионскую оперу? Где ее заметили? Каковы ее предыдущие заслуги? Ничего не известно, кроме того, что к ней по-доброму отнеслась Галина Вишневская. Я видел, как в паузах между сценами Галина Павловна общалась со своей молодой коллегой: давала ей подробные советы, внимательно слушала ее, помогала правильно сделать акценты.
Я заметил такой нюанс: Вишневская, которой на тот момент было 69 лет, выглядела не только изящнее, но и моложе американской певицы. А молодость была прежде всего в глазах: два огонька, даже огня. Я испытал великую магию этих глаз-рентгенов.
Одета была Вишневская очень просто: черная майка, а сверху темно-малиновая рубашка. Видимо, за годы карьеры Галина Павловна так устала от помпезных сценических нарядов, что в обычной жизни предпочитала простую неброскую одежду. Хотя позже, возглавив Центр оперного пения в Москве, она вернулась к пышным нарядам — вероятно, статус обязывал. Но это в будущем, а пока…
— Спектакль про певицу или про Россию? — задаю вопрос Галине Павловне здесь же, в зале, во время репетиционной паузы.
— Ну, это же моя книжка. Там не только про меня. Когда я писала книгу, я старалась объяснить людям, которые сегодня ставят оперу, и вообще всем на Западе, что это за страна, почему именно в России могло произойти то, что случилось со мной и с Ростроповичем. Только в России это могло произойти. Здесь показано несколько эпох — вплоть до нашего отъезда, нашей эмиграции.
— А как вы думаете, в России может быть поставлена эта опера?
— В России она должна идти. Обязательно. Вон, видите, выходит женщина на сцену, слева? Она сейчас начнет петь на стихи Ахматовой:
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
Разве можно перевести эти слова на какой-то язык? Эти стихи не-
переводимы. Можно только смысл донести. А когда такие потрясающие стихи звучат и понятны — это совершенно иное, конечно.
Чуть позже появится другая актриса. Она споет такие строки:
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
Можно эти слова перевести? Нельзя. Вот и все.
Галина Вишневская цитирует отрывки из «Реквиема» Ахматовой по-актерски убедительно — с жесткой суровой интонацией, и при этом в лирическом ключе.
Сразу после репетиции мы с оператором вышли на улицу, чтобы записать на фоне театра мою подводку, предваряющую рассказ о репетиции оперы «Галина». На колонне у входа в театр висит афиша будущего спектакля. На календаре — 7 марта. До премьеры остается 10 дней.
К сожалению, о судьбе спектакля я не знаю ничего. В интернете нет практически никаких упоминаний, только сухая информация о том, кем эта опера написана и что в основе либретто — автобиографическая книга Вишневской. Галина Павловна говорила мне, что через год должна состояться премьера в парижской Гранд-опера.
Но этого не случилось. Как и не случилась постановка в России, о чем так мечтала Вишневская.
Афиша премьеры оперы «Галина» в Лионской опере. 1996 год.
Вадим Верник в Лионе. 1996 год. Фото Антонины Суровцевой.
А я хочу мысленно сказать огромное спасибо Мстиславу Ростроповичу за его идею, чтобы мы засняли в Лионе репетицию оперы «Галина». Возможно, наша съемка — единственное сохранившееся свидетельство о том спектакле. И даже если сама опера не стала громким музыкальным событием, все равно это знаменательное событие в биографии Галины Вишневской.
После репетиции я пошел со съемочной группой погулять по Лиону. Прогулка получилась короткой. Вечером того же дня вместе с Галиной Павловной мы отправились на поезде обратно в Париж. Правда, Вишневская, как и подобает царственной особе, в вагоне первого класса, а наша съемочная группа — во втором. На вокзал мы приехали рано. До отправления поезда оставался еще час, и Галина Павловна предложила попить чая, а заодно обсудить детали дальнейших съемок. Скромный привокзальный буфет. За небольшим столиком, рядом с нами, Вишневская в роскошной норковой шубе и бриллиантах — зрелище живописное и поистине кинематографическое. Жаль, что я не сообразил попросить оператора расчехлить аппаратуру и снять эту картину на камеру.
В Париж мы вернулись поздно вечером. Из вагона поезда вышли последними, долго собирали аппаратуру. На перроне уже почти никого не было. И вдруг я увидел вдали силуэт Вишневской. Она стояла у первого вагона, в одиночестве.
— Что-то случилось, Галина Павловна? — с тревогой спросил я, когда мы приблизились к ней. Мы ведь попрощались на перроне в Лионе и договорились о завтрашней съемке дома.
— Нет-нет. Я ждала вас. Подумала, может, надо в отель подвезти? Время позднее. Вы, наверное, еще не очень ориентируетесь в Париже.
Эти слова так не вязались с ослепительным обликом оперной дивы! От заманчивого предложения мы, конечно, отказались, — не хотелось обременять Вишневскую дополнительной заботой. Но такое искреннее внимание с ее стороны было очень дорого.
— А вы машину водите? — поинтересовался я, пока мы вместе шли до автостоянки, где Галину Павловну ждал водитель. Ответ меня восхитил:
— Не барское это дело. Я люблю сесть, и (показывает вальяжным жестом) «Степан, трогай».
В этих словах вся Вишневская!
Королева в тапочках
Вадим Верник берет интервью у Галины Вишневской в парижской квартире. 1996 год.
Совсем скоро я попаду в «святая святых» — парижскую квартиру Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича. Так совпало, что съемка состоится 8 марта. Конечно, для парижан это не праздничный день, а у меня настроение приподнятое вдвойне. Вишневская и Ростропович ждали нас к 15 часам. Так что была отличная возможность утром еще погулять по Парижу.
Первым делом едем на Монмартр. Поднялись на вершину Монмартра, куда ведет многоярусная лестница. Там открывается потрясающей красоты панорама Парижа. Площадь Тертр на Монмартре — мекка современного искусства. На каждом шагу уличные художники. А в начале XX века здесь работали Ван Гог, Модильяни, Клод Моне, и знание об этом невольно возвышает твой дух. Конечно, я не мог не отметиться и немного попозировал одному безымянному художнику: а вдруг это будущая знаменитость? К сожалению, рисунок не сохранился, да и дальнейшую судьбу художника я, естественно, не знаю. Мы зашли в кафе, побродили по сувенирным лавочкам. Время пролетело стремительно, а надо было еще заехать в отель за аппаратурой.
Галина Павловна и Мстислав Леопольдович жили в престижном районе на авеню Жоржа Манделя. Свою будущую квартиру Галина Вишневская рассмотрела в настежь открытые окна, случайно проходя по улице, и сразу захотела ее приобрести.