– Потом посмотрю, Оленька. – Софья прошлась по траве вдоль изгороди, отделявшей сад Евстигнея Палыча от огорода, повернулась к оставшемуся на месте Глебу. – А хочешь, я познакомлю тебя со своей бабулей? Она у меня целительница, хотя и не любит, чтобы ее так называли. И с Колей познакомлю, это мой двоюродный брат, здесь, в Карпунине живет, учительствует, топонимикой занимается, книги пишет. Очень интересный человек.
– Пошли, – улыбнулся Глеб. – До заката еще часа два. Потом уложим детей спать и посидим на веранде. Не возражаешь?
– Абсолютно. Давно мечтала посидеть за чашкой чая в хорошей компании, да все не получалось. То времени нет…
– То компании, – закончил Глеб. – У меня то же самое. Приходится в основном завидовать другим и наблюдать, как плохие и очень плохие люди делают то, о чем хорошие только мечтают.
Софья засмеялась.
– И это говорит профессионал спецназа?
– А что, профессионалы спецназа не имеют права мечтать?
Софья посерьезнела, смерила Тарасова оценивающим взглядом.
– Вообще-то выглядишь ты далеко не мечтателем, а эдаким экстремальным мужчиной, человеком дела. Хотя именно эта черта в мужчинах мне нравится.
Теперь улыбнулся Глеб.
– Знаешь, чем человек слова отличается от человека дела?
– Чем?
– Человек слова дал слово – забрал слово, а человек дела дал слово – сделал. Это мне мой отец внушал. Кстати, у тебя вид не хуже моего.
– Что ты хочешь сказать? – удивилась она.
– Ничего обидного. Просто у тебя такой неприступный вид, что я сам бы никогда не решился подойти и познакомиться. Спасибо тем ребятам на вокзале, что пристали к тебе. Ну, идем мы к твоей бабуле или нет?
– Идем, – вспомнила о своем предложении Софья.
– Дед, мы будем через час, пригляди за чадами. Придем, чай будем пить, завари свежачка.
– Пригляжу, – отозвался Евстигней Палыч.
Они не торопясь двинулись вдоль деревни, провожаемые любопытными взглядами старух и женщин, копавшихся на огородах и во дворах, миновали избу Мотовилихи с новой крышей, где у машины возился один из «быков».
– Нехорошие люди, – тихо проговорила Софья, кивнув на дом. – Говорят, они многим угрожали.
– Я знаю, – кивнул Глеб. – Ничего, я с ними поговорю, авось присмиреют.
– Не стоило бы тебе с ними связываться, – нахмурила брови Софья. – Они вон какие здоровые, прямо кабаны. Да и что им скажешь?
– Найду что сказать. Не бери в голову, все будет нормально. Где ваша хата?
– Вон та, с зеленой крышей, – показала Софья на избу-пятистенку, стоявшую на краю деревни. – Бабуля сама красила, она у меня подвижная, хотя ей уже далеко за восемьдесят.
Она отворила калитку.
– Проходи.
Тарасов прошел на территорию участка, остановился у крыльца, на которое вышла высокая, стройная женщина в платке и старинном платье с оборками. Лицо у нее было смуглое, гладкое, почти без морщин, а глаза смотрели молодо и весело.
– Здравствуйте, хозяюшка, – поклонился Глеб.
– И ты будь здоров, сынок, – поклонилась в ответ женщина; старухой назвать ее не поворачивался язык; это и была бабуля Софьи Полина Родионовна. – А ты случайно не родственник пасечнику Евстигнею будешь?
– Внук он ему, – сказала Софья, подталкивая Глеба вперед. – Проходи, не стесняйся, бабуля не кусается. Ведь не кусаешься, Родионовна?
– Скажешь тоже, – усмехнулась хозяйка, не обижаясь. – Я хороших людей не трогаю. Проходи, сынок, будь как дома.
Софья подмигнула Глебу, повела его в сени, а оттуда не в хату, а во двор.
– Посмотри, как тут у нас все устроено, настоящий фэншуй[13].
Тарасов оказался в большом восьмиугольном дворе с прудом в центре и хозяйственными постройками, составляющими стороны восьмиугольника. Вокруг пруда размерами десять на десять метров росли березки и клен, под которым располагались две скамейки и деревянный стол. Двор порос травой, а не был вытоптан скотиной, как в обычных деревенских дворах, хотя у сарая стояла корова – пила из деревянного корыта, а из другого сарая доносилось похрюкивание свиней.
– Ну, как? – поинтересовалась Софья, перехватив удивленный взгляд гостя. – Чем тебе не фэншуй?
– Китайцам такое и не снилось, – покачал головой Глеб. – Вряд ли они догадались бы соединить принципы защитной геометрии с нашим посконным хозяйством. Но пруд хорош! Как вам удается сохранять во дворе траву? Куры есть?
– И куры есть, и утки, но траву во дворе не щиплют. А почему – это бабулин секрет. Посидим под кленом?
– В другой раз – обязательно.
– Тогда пошли покажу хату, фотографии семейные, и пойдем к Нику.
– К кому?
– Его отец Ником назвал: Ник Иванович Кузнецов, понимаешь. А мы всю жизнь Колькой зовем.
– Ник – это же вроде английское имя, зачем русскому мужику понадобилось называть сына Ником?
– Поди узнай, что стукнуло в голову родителю, когда он сына Ником называл. Сия тайна покрыта мраком. Кстати, в соседней деревне живет парень с еще более экзотическим именем: Динамо Сергеевич Педурханов.
Глеб засмеялся.
– Шутишь.
– Нисколечко. Отец этого самого Динамо заядлый футбольный болельщик, вот и назвал сына по-идиотски.
Софья провела Тарасова в горницу, усадила на диван, достала альбом с фотографиями и примостилась рядом, поджав под себя одну ногу и прижавшись плечом к плечу Глеба. Его бросило в жар, но он заставил себя не думать о близости женщины и открыл альбом.
Вошла Полина Родионовна с бидоном.
– Молочка парного не хотите?
– С удовольствием, – отозвался Глеб, обрадовав старуху.
Он выпил поллитровую глиняную кружку молока, показал палец.
– Высший класс! Жаль, что у деда коровы нет, не то пил бы молоко каждый день. Хотя я больше люблю топленое.
– У нас с тобой одинаковые вкусы, – сказала Софья, делая вид, что не замечает волнения Тарасова от случайных касаний ее груди и его плеча. – Теперь давай смотреть моих родичей. Вот это мой прадед Игнат Терентьевич.
Она стала показывать фотографии и называть имена. Длилась эта пытка, к счастью, недолго. Внезапно потемнело, порыв ветра захлопнул окно в горнице, недалеко раздался удар грома.
– Ой, гроза! – всполошилась Софья. – Надо бежать, а то дети промокнут.
– Успокойся, – остановил ее Глеб. – Дед их в дом заберет. – Он повернулся к ней, прижавшей кулачки к груди, увидел в ее широко раскрытых глазах восторг и тревогу, обнял. Поцеловал. И уловил ответный поцелуй.
По листьям деревьев, по крыше забарабанили первые капли дождя, потом дождь превратился в ливень, молнии полосовали небо, громовые раскаты сотрясали стены избы, а они сидели на диване и целовались, пока гроза не кончилась так же неожиданно, как и началась.
Софья отстранилась, вскочила с дивана, подошла к окну.
Глеб посидел немного, поднялся, остановился за ее спиной, глядя на быстро удалявшуюся тучу, негромко прочитал есенинские строки:
Грянул гром, чаша неба расколота,
Тучи рваные кутают лес.
На подвесках из легкого золота
Закачались лампадки небес.
Софья вздрогнула, но не обернулась. Потом прошептала беспомощно:
– Понимаешь, я ничего не могу с собой поделать…
– Я понимаю, – сказал Глеб, стискивая зубы. – Извини.
– Ничего ты не понимаешь! – Она повернулась к нему, с тихим отчаянием ударила кулачками в его грудь. – Я не хочу сопротивляться!
– Так не сопротивляйся, – с удивлением и облегчением проговорил он.
– Я боюсь!
– Чего?!
– Что ты меня потом бросишь!
Глеб засмеялся и перестал, нежно обнял женщину, заглянул в глаза, в которых надежда боролась с отчаянием.
– Не брошу! Пока сама не сбежишь. Я всерьез и надолго!
– Правда?!
– Правда!
Когда в горницу заглянула Полина Родионовна, они все еще целовались.
– К вам гость, – сказала она, деликатно покашляв.
– Кто? – оторвалась от смущенного Глеба Софья, ни капли сама не смущаясь под взглядом бабки.
– Коля пришел.
– Зови его сюда. – Софья поправила прическу, одернула спортивный джемпер, посмотрела на Тарасова. – Легок на помине мой братик. Мы к нему собрались, а он сам заявился.
В избу шагнул высокий худощавый молодой человек с голубыми глазами и русыми волосами, смущенно поздоровался. Софья подбежала к нему, чмокнула в щеку пунцовыми, еще не остывшими от поцелуев губами, подвела к Глебу.
– Знакомься, это и есть Ник Кузнецов или просто Колька. Ник, это Глеб Тарасов, особо важный агент какой-то крутой спецслужбы, он сам расскажет, если можно. Вот что, мужчины, раз уж мы тут встретились, то давайте выпьем за знакомство и закусим, а уж потом поговорим. Я пойду бабуле помогу стол накрывать, а вы пока побалагурьте.
Софья выбежала в сени.
Ник исподлобья глянул на Тарасова.
– Командирша у меня сестрица. А вы, правда, агент?
Глеб улыбнулся.
– Просто служу в спецназе.
– Как интересно! Впервые вижу живого спецназовца. Давно Софью знаете?
– Три дня, – признался Тарасов. – Давайте присядем, чего стоя разговаривать.
– И то верно.
Они сели на диван, присматриваясь друг к другу.
У двоюродного брата Софьи было симпатичное русское лицо с ямочками на щеках, парень явно стеснялся своего вида – одет он был в старенькие холщовые штаны и майку – и держался с преувеличенной серьезностью.
– Где же вы с ней познакомились, если не секрет?
– На вокзале, случайно, – сказал Глеб. – Мы ехали в одном поезде и даже в одном вагоне. Как говорится: случай всегда подворачивается в самый неподходящий момент.
Ник понимающе усмехнулся.
– Софья не подарок. Вечно с ней что-нибудь приключается. А в каком спецназе вы служите?
Тарасов понял, что пора брать инициативу в свои руки.
– Мне сказали, что вы занимаетесь топонимикой?
– Да, занимаюсь. Софья сказала? Вообще-то я учитель русского языка в местной школе, а топонимикой увлекся в институте, когда летом гостил у родственников в Усть-Печенге. Деревенька такая есть в двухстах десяти километрах от Вологды, на реке Сухоне. Захотелось узнать, почему река так странно называется. Оказалось, в переводе с древнеиндийского – «легкоодолимая». А потом пошло и поехало. – Ник махнул рукой. – Знаете, как Печенга переводится? На языке чуди заволочской – «сосновая река».