– Порядок, – сказал Никифор, опуская пистолет.
Тарасов слепо глянул на него, и у Хмеля защемило сердце: он никогда прежде не видел такого страшного и одновременно счастливого лица у профессионала боя, которым несомненно был этот человек.
– Уходим, капитан, – сказал Никифор.
Тарасов поставил свою дочку на пол, протянул руку другой пленнице, робко подавшей ручонку навстречу.
– Давай вперед.
Никифор выглянул в коридор и увидел Гвоздецкого с Жекой, приближавшихся к Лёнчику.
– Все? – будничным тоном спросил полковник.
– Здесь кто-то засел, – показал на дверь Лёнчик. – Нашими пукалками хрен возьмешь, граната нужна.
– А если там тоже пленники есть? – возразил Никифор.
Из двери за спиной Хмеля вышел Тарасов с двумя девочками. В коридоре стало тихо. Гвоздецкий оценивающе глянул на лицо Тарасова, хмыкнул.
– Привет, капитан. Не узнаешь?
– Подполковник Гвоздецкий.
– Уже полковник. Ты как здесь оказался, в Ярославле?
– Стреляли, – дернул уголком губ Тарасов. – А вы?
– Да и мы по этому же поводу. И куда ты теперь?
– Домой.
– Надеюсь, ты понимаешь, что о нашей встрече никто знать не должен? Смотри, не ошибись.
Тарасов снова дернул уголком губ, изображая усмешку.
– Я только один раз в жизни ошибся… когда думал, что ошибся.
– Тогда прощай. Надеюсь, больше не увидимся. Бери наш джип.
– Спасибо, сам доберусь.
Тарасов двинулся к выходу из подвала.
– Хотя постой… – Полковник в задумчивости почесал горбинку носа. – Может, пойдешь ко мне в отряд? Если, конечно, уже не на службе.
– Я на службе.
– Ага… ну, тогда ладно.
Тарасов глянул на Никифора, на Лёнчика с Жекой, зашагал дальше, исчез за поворотом коридора.
Гвоздецкий подошел к бритоголовому боевику с помповым ружьем, нагнулся.
– Китаец, что ли?
– Скорее монгол, – пожал плечами Никифор, все еще видя перед глазами лицо капитана Тарасова. Подумал: с таким парнем лучше дружить…
– Монгол китайцу хохол, – оскалился Лёнчик. – Кстати, он на тебя сильно похож, почти как брат.
– Кто?!
– Тарасов. Что будем делать? Линять отсюда надо.
– Там двое пацанов, – кивнул Никифор на дверь с трупом «монгола». – Не бросим же мы их тут.
Гвоздецкий подвинул к губам усик рации:
– Борис, вы где? Все тихо? Мужика с девочками пропустите. Да, мы скоро. – Он повернул голову к Жеке. – Взрывай дверь.
Жека, бывший штатным сапером группы, достал из кармана спецкомбинезона предмет, похожий на подкову, приладил над замком двери, поколдовал над ней. На «подкове» замигали два глазка – зеленый и желтый.
– Приготовились!
Никифор и старший лейтенант стали у двери «уступом»: капитан слева, Лёнчик на полкорпуса ближе.
– Бух! – сказал Жека.
«Подкова» – устройство направленного взрыва – пыхнула дымком и огнем.
Лёнчик рванул дверь на себя, и в проем ласточкой нырнул Никифор, стреляя в тень справа.
Одного выстрела оказалось достаточно. Охранник, прятавшийся в камере, затих. Кроме него, здесь находился еще один мужчина, лежащий на топчане, но он оказался пленником. Когда его вывели в коридор, он чуть не упал, не то от волнения, не то от слабости. Прохрипел:
– Здесь мой сын…
Лёнчик вывел в коридор мальчишек, и мужчина с криком: «Руслан!» – бросился к одному из них, подхватил на руки, зарыдал.
«Чекисты» переглянулись.
– Успокойтесь, – тронул Гвоздецкий мужчину за плечо, – все уже позади. Нам надо уходить. Кто вы?
– Дмитрий… – прошептал мужчина, давясь слезами. – Тарик-Магиев…
Никифор вспомнил, что в ориентировке на похищенных людей упоминалась и фамилия известного дирижера из Москвы – Тарик-Магиева. Его похитили больше двух месяцев назад, вместе с сыном, и следы вели как будто бы в Чечню, но похитители оказались из Ярославля. Недалеко ушли, что в прямом, что в переносном смысле.
– Сворачиваемся, – скомандовал Гвоздецкий. – Детей оставим на попечение Тарик-Магиева, я вызову милицию. Жека – визитку.
Жека достал белый прямоугольничек с буквами ЧК и бросил на труп «монгола».
Ярославль – Москва – КарпуниноТарасов
Софья никогда раньше не переживала по поводу отсутствия мужа, но тут ей вдруг сделалось грустно. Все вокруг как нарочно собирались семьями, мужчины суетились возле жен и детей, женщины им что-то выговаривали, мужья покорно выслушивали, и этот тривиальный процесс вызывал зависть. Софью с дочерью никто не провожал к поезду, и хотя она сама не любила долгих проводов, настояв на том, чтобы слезливые бабки и тетки остались дома, все же на этот раз расстроилась, посетовав на судьбу.
Она ушла от мужа семь лет назад, когда Оленьке исполнилось год и два месяца. Ушла сразу и навсегда, выказав гордый и независимый характер, поссорившись с родителями, увидевшими в муже «надёжу и опору».
По жизни Софье нечасто встречались люди, на словах пекущиеся о благе других, но на самом деле глухие к человеческим переживаниям. Этим людям кажется, что они все делают правильно, сочувствуют, помогают, ведут душеспасительные беседы, но на поверку оказывается, что думают они прежде всего о себе и заботятся больше всего о своем душевном равновесии. Таким человеком оказался и Алексей Шипилов, спортсмен, красавец, удачливый адвокат, затем бизнесмен, ставший мужем Софьи. Выдержать его отношение к себе и к дочери Софья смогла всего два года.
Софья заметила взгляд дочери, тонко чувствующей ее настроение, улыбнулась.
– Устала? Ничего, недолго ждать осталось, скоро подадут состав.
– Я не устала, мамочка, – улыбнулась в ответ восьмилетняя Оленька. – У тебя лицо плачет. Плохое вспомнила?
Софья покачала головой, на мгновение прижала дочь к себе.
– Бабушкам без тебя будет скучно.
– Но я же следующим летом снова к ним поеду?
– Да, конечно. – Софья хотела добавить: «если они еще будут живы», но передумала. – Вот вернемся домой, соберемся и поедем к бабушке Тоне в Карпунино, будешь с ней за грибами в лес ходить.
– А ты разве не будешь?
– И я.
Софья оглядела зал ожидания Ярославского вокзала и наткнулась на оценивающий взгляд высокого черноволосого молодого человека в черной майке с черепом, разговаривающего в компании таких же парней хамовато-наглого вида, одетых в джинсы и футболки, безрукавки и балахоны. Их было человек десять, то ли тургруппа, то ли команда спортсменов, и Софья уже давно ощущала на себе их взгляды. Но особенно неприятно и вызывающе смотрел на нее черноволосый в майке с черепом и серьгой в ухе, державший в руках гитару.
Заметив взгляд Софьи, он подмигнул, передал приятелю гитару и направился к ней, по-хозяйски расталкивая снующих туда-сюда пассажиров. За ним увязались еще двое молодых людей с давно не бритыми физиономиями: рыжий, худой и патлатый, в лиловом балахоне с пятнами, и бритоголовый, с хохолком крашенных в красный цвет волос на голове, одетый в грязную, давно не стиранную серую рубаху и шорты, открывающие волосатые ноги.
– Привет, – сказал черноволосый с серьгой, останавливаясь перед лавкой, где сидели Софья с дочерью и молодая семья: папа, мама и карапуз. – Не хотите присоединиться к нашей компании? С нами веселее.
– Спасибо, в другой раз, – вежливо отказалась Софья.
– Ну и зря. Пойдемте, не пожалеете. Мы едем в третьем вагоне, а вы?
Софья тоже ехала в этом же вагоне, и данное обстоятельство ее не обрадовало.
– Как вас зовут? – продолжал настырный молодой человек, маслеными глазами лаская ноги и грудь Софьи. – Меня Женя. А это мои друзья Бурый и Весло, пардон, извиняюсь, Боб и Гриша. В карты играете? В буру, сику, чмос? Нет? Ничего, научим. Да, орлы?
«Орлы» закивали, осклабились, также бросая жадные взоры на ноги Софьи.
– Спасибо, не надо.
– Да что вы заладили: не хочу, не надо… Идемте, мы вас напоим и накормим, дымку дадим курнуть, чума, а не дымок! Ну, катит?
– Не катит, – качнула головой Софья, размышляя, что делать. Звать на помощь не хотелось.
Оленька почувствовала неладное, прижалась к матери, исподлобья глядя на незнакомых дядей.
– А это ваша сестра или дочь? – присел перед ней на корточки черноволосый Женя. – Ух ты, какая симпатёвая! – Он тронул Олю за бантик.
Оленька отодвинулась.
– Уберите руки! – твердо сказала Софья.
– Да-да, вам лучше не приставать, – вмешался молодой глава семейства, сидевший рядом с женой и маленьким сыном. – Вы же видите, что она не хочет с вами знакомиться.
– Тю, а ты кто такой? – удивился черноволосый, продолжая сидеть на корточках.
– Никто, но вы…
– Вот видишь – никто! Правильно. Поэтому сиди тихо, молчи в тряпочку и не вякай, зубы береги.
– Как вы смеете? – возмутилась жена парня, вступаясь за мужа. – Я милицию позову!
– Тихо! – показал ей пудовый кулак бритоголовый приятель черноволосого. – Ребенка лучше береги, сосиска, а то украдут.
– Уходите, – тихо проговорила Софья. – Не показывайте плохой пример детям.
– Ну вот, – с сожалением выпрямился черноволосый. – Так все хорошо начиналось. А если мы и твою дочку прихватим, пойдешь?
– Отстаньте от них, – раздался вдруг чей-то уверенный звучный голос за спиной Софьи.
Она оглянулась и увидела стоящего по ту сторону вокзальной лавки молодого, но с седыми прядями в темно-русых волосах, мужчину. Вспомнила, что встретила его, гуляющего по залу ожидания с девочкой примерно того же возраста, что и Оленька, но не обратила на него особого внимания. Теперь же ей удалось разглядеть его спокойное волевое лицо с прямыми губами, карие, с золотыми точечками, глаза, и Софья вздрогнула, испытав самое настоящее потрясение. Мужчина был не просто симпатичен, он был полон внутреннего спокойствия, выразительной сосредоточенности, ледяной уверенности и бесстрашия. Это был именно тот тип мужчин, за которыми Софья пошла бы в огонь и в воду. А еще этот человек был очень сильно похож на брата Софьи, Дмитрия.
– Чо ты сказал?! – с деланным изумлением сказал черноволосый, трогая пальцами серьгу.