– Капитан, вы совершили подсудное деяние и должны быть наказаны. Сдайте оружие!
Глеб оглядел ждущие лица здоровяков, приготовившихся в случае его сопротивления применить силу, перехватил виновато-сочувственный взгляд Романа, помедлил:
– Где Ухо, Ром?
Роман отвел глаза.
– Он переведен в другую часть.
– Сдайте оружие и документы, капитан! – лязгнул металлом голоса Тихончук.
Глеб еще раз оглядел компанию, размышляя, зачем майору понадобилось организовывать показательную встречу (в целях воспитания молодого пополнения, что ли?), подумал, что вряд ли этим ребятам удалось бы его остановить, и протянул Тихончуку удостоверение.
– Хайдер в машине, товарищ майор. Там же оружие. Может быть, поговорим, выясним все смягчающие мою вину обстоятельства?
– Отведите его в КПЗ, – отвернулся Хохол с подчеркнутой холодностью.
Парни с отсутствующим выражением лиц шагнули к Тарасову, взяли его под руки.
– Я сам пойду, – тихо сказал Глеб. – Уберите грабли.
Его дернули вперед, а здоровяк слева еще и до боли сжал трехглавую мышцу плеча, так что капитан закусил губу.
– Отпустите, парни, я же сказал – пойду сам.
Еще один рывок, удар кулаком по ребрам.
Дальнейшее произошло в течение двух секунд.
Глеб ушел в пустоту, вывернулся из рук конвоиров, одного ткнул костяшкой указательного пальца под кадык, второму одним движением сломал кисть руки и тут же добил ребром ладони в переносицу. Оба здоровяка легли на асфальтовую дорожку и затихли.
Тихончук схватился за пистолет.
Тарасов повернул к нему голову, проговорил глухо:
– Майор, не доводи меня до бешенства. Если бы я захотел, я бы вас всех тут положил. Я готов отвечать перед законом, но только за самоволку, а не за убийство. К тому же я тебя просил отпустить меня на несколько дней, чтобы спасти дочку. Ты не отпустил, я ушел. Это все мое преступление, за которое я готов понести наказание. Но не унижай меня перед пацанами!
– Может, действительно разберемся без базара? – посмотрел на Тихончука Черкес. – Если бы мне пришлось выбирать, я бы тоже сбежал.
– Отставить, лейтенант! – ощерился Хохол. – У меня другие данные по деятельности капитана в самоволке. Ведите его в бытовку, пусть посидит, подумает. Приказы для того и отдаются, чтобы их выполняли, а не обсуждали. Завтра приедет полковник Чиповатый из отдела внутренних расследований, вот с ним пусть и договаривается. Пошел!
Тихончук направил ствол «котика» на Тарасова.
Черкес развел руками.
– Извиняй, Старый, придется подчиниться.
Глеб молча повернулся и зашагал к хозблоку, в котором располагались мастерские, кухня, столовая и бытовка обслуживающего базу персонала. Черкес догнал его, пошел рядом. Когда они отошли от майора и Романа, оставшегося на месте, на достаточное расстояние, Николай проговорил, почти не разжимая губ:
– Зря ты вернулся, Старый. Ухо за то, что держал с тобой связь, загремел куда-то на нары, и тебя ждет та же участь, если не что-либо похуже.
– Почему ты так думаешь?
– Я не думаю, я знаю. Этот Чиповатый уже приезжал, он из ФАС, морда – что передок у БМП! Типичный уголовник, в крайнем случае – комиссар. Такой родную маму не пожалеет, не то что тебя.
– Спасибо за предупреждение, Коля, я буду осторожен. А ты точно знаешь, что он из ФАС?
– Я слышал его трепотню с Хохлом. На твоем месте я бы не ждал, а тихо свалил.
– Не могу, я офицер.
– Ну, конечно, офицерская честь и все такое прочее. Кому будет нужна твоя офицерская честь, если тебя завтра шлепнут?!
– С чего ты взял, что меня шлепнут? Я не совершил ничего… – Глеб замолчал, заметив над лесом, на фоне розовых закатных облаков, летящее черное пятнышко. – Какая интересная птица!
– Где? – завертел головой Черкес.
Глеб остановился. Они были уже рядом с бараком хозблока. Солнце зашло за лесную гребенку, от деревьев протянулись через всю территорию базы длинные тени. Пятнышко приблизилось и приобрело четкие очертания прямоугольника. Теперь его заметил и Черкес.
– Ёлы-палы! Что это за хреновина?!
Тарасов пристально вгляделся в медленно вращающийся прямоугольник, и ему показалось, что на него посмотрела угрюмая, черная, полная злой силы туча. Инстинктивно закрылся – как бы поставил стену между собой и прямоугольником. Тот дрогнул, закружился на месте, как высохший кленовый лист под дуновением ветра.
– Что вы там застряли? – долетел до застывших Глеба и Черкеса голос Тихончука.
Они переглянулись.
– Это, наверное, лист бумаги, – предположил Николай.
– Такой ровный?
– А что тогда?
Черный прямоугольник продолжал кружиться на одном месте, потом неуверенно полетел прочь, к стрелковой траншее базы, и затерялся в тени деревьев.
– Какого дьявола, Черкес?! – снова крикнул Тихончук. – Тебе помочь?
Николай опомнился, тронул задумчивого Тарасова за рукав.
– Пошли, еще сдуру пристрелит!
В хозблоке в этот вечерний час уже никого не было. Черкес открыл входную дверь, затем дверь бытовки, сделанную из толстых сосновых досок и обшитую металлическим листом, включил свет.
– Вот твои апартаменты типа «люкс», Старый. Извиняй, что нет кровати и удобств. Спать придется на полу и без матраса.
– А как насчет отправления естественных надобностей?
– Придется потерпеть. Могу поискать на кухне какую-нибудь посудину в качестве параши.
Глеб улыбнулся.
– Не надо, до утра я как-нибудь дотерплю.
– Ну, тогда ладно. – Черкес сунул ладонь для рукопожатия. – Извиняй, если что, Старый, и держись. Может, еще все и образуется.
Он ушел.
Дверь закрылась, заскрежетал в замке ключ.
Глеб оглядел тесное помещение, заставленное коробками, ящиками с инструментом, бутылями, садовым инвентарем, взвесил в руке лопату, нашел глазами молотки, ломики, металлические штыри для сварки, и кивнул сам себе: в случае чего все это годилось в качестве оружия. Сажая его сюда, Хохол явно дал промашку. Хотя, с другой стороны, против автоматов и пистолетов-пулеметов лопаты и ломы – слабая защита.
Глеб прошелся по бытовке, оглядывая запасы облицовочной плитки, постучал костяшками пальцев по оштукатуренным стенам.
Две стены были кирпичными, толстыми, глухими, третья тоже оказалась кирпичной, но уже тоньше, сложенная в полкирпича. Ее при определенных условиях можно было пробить ломиком или молотком. Четвертая стена озадачила Тарасова. Она явно была деревянной, представляя собой перегородку, но при этом казалась гораздо мощнее первых трех, а главное – опаснее.
Глеб выключил свет, постоял у стены, привыкая к темноте, и напряг «второе» зрение, помогавшее ему ориентироваться в полной тьме.
Он увидел слабо светящуюся решетку, пронизывающую толщу стены, и понял, что она опутана электрическими проводами с немалым напряжением. Кто-то позаботился о том, чтобы с этой стороны в бытовку проникнуть было не менее трудно, чем с других сторон. А может быть, сюрприз готовился для пленника, пожелавшего бы сбежать из импровизированной камеры.
Пожав плечами, – бежать он пока не собирался, будучи уверенным, что все обойдется, – Глеб нашел тюк с ватниками, соорудил из них на полу постель и улегся, вспоминая расставание с Софьей, щебетание девочек. Однако уснуть ему не дали. Острое чувство неуюта заставило его сначала прислушаться к звукам, долетавшим в бытовку со всех сторон, а потом и привести себя в боевое состояние. Ощущение было такое, будто к зданию с тихим шуршанием подползали ядовитые змеи.
Глеб посмотрел на циферблат часов: начало первого. Самое время устраивать допрос с пристрастием, особенно если надо заставить человека признаться в преступлении, которого он не совершал. Но возможен и другой вариант: пришла трезвая мысль – если начальство решило не связываться с руководством ФАС и просто-напросто «сдать» своего сотрудника. Такие случаи нередки в среде спецслужб, особенно тех, что работают на определенный политический клан или частное лицо. Остается невыясненным вопрос: за какие такие прегрешения фасовский «Зубр» и ЧК Хмеля пытаются ликвидировать капитана Тарасова, не признающего за собой никакой вины? Ежели только не считать таковой ликвидацию преступной группировки, похищавшей людей.
Обострившийся слух уловил звуки шагов нескольких человек. Действительно, к хозблоку подкрадывались сразу с трех сторон. Причем каждый из гостей тщательно прятался от остальных, что говорило о самостоятельности действий трех групп.
«Кажется, я снова в эпицентре пересекающихся интересов, – подумал Тарасов. – Хорошо бы использовать эту ситуацию».
Однако он был заперт и предпринять первым что-либо не мог. Надо было ждать начала действий гостей.
Шорох у входной двери. Звук вставляемого в замок ключа.
Шорох со стороны столовой: какие-то люди уже проникли в хозблок и направлялись к бытовке.
Глеб взял в правую руку монтировку, в левую – две облицовочных плитки, которые можно было использовать в качестве метательных пластин, встал за ящики справа от двери.
Скрип открываемого замка наружной двери.
Те, что уже были в здании хозблока, остановились у бытовки. И тотчас же дверь в бытовку – Глеб не поверил своим ощущениям! – беззвучно приоткрылась. В проеме сформировалась зыбучая тень. Тарасов поднял монтировку и едва удержал руку, услышав торопливый шепот:
– Капитан, это друзья! Мы хотим вас освободить! Быстро выходите отсюда!
Говорила женщина.
– Кто вы? – прошептал удивленный Глеб.
– Объясняться будем потом. За вами пришли две разные конторы, не считая нашу, надо использовать данное обстоятельство.
– Я тоже думал об этом.
– Вы знаете, что за вами охотятся из разных лагерей?
– Я это чувствую.
– Мария, время! – послышался другой шепот, мужской.
– Выходите, капитан, двигайтесь за нами.
Глеб выскользнул из бытовки, видя перед собой два сгущения темноты. Его плеча коснулась чья-то рука.
– Быстрее!
Дверь в бытовку закрылась. Тень поплотнее переместилась за спину Тарасова (мужик, и очень мощный!), вторая тень (женщина, уверенная, властная и тоже очень сильная) заскользила по коридорчику к столовой. Глеб поспешил за ней, настраиваясь на адекватное восприятие опасности.