Гарики из Иерусалима. Книга странствий — страница 2 из 12

Пришел в итоге путь мой грустный,

кривой и непринципиальный,

в великий город захолустный,

планеты центр провинциальный.

Россия для души и для ума —как первая любовь и как тюрьма

Мы благо миру сделали великое,

недаром мы душевные калеки,

мы будущее, черное и дикое,

отжили за других в двадцатом веке.

* * *

Остался жив и цел, в уме и силе,

и прежние не сломлены замашки,

а был рожден в сорочке, что в России

всегда вело к смирительной рубашке.

* * *

Мы жили там, не пряча взгляда,

а в наши души и артерии

сочился тонкий яд распада

гниющей заживо империи.

* * *

Россия, наши судьбы гнусно скомкав,

еще нас обрекла наверняка

на пристальность безжалостных потомков,

брезгливый интерес издалека.

* * *

Где взрывчато, гнусно и ржаво,

там чувства и мысли острее,

чем гуще прогнила держава,

тем чище любовь к ней в еврее.

* * *

Как бы ни были духом богаты,

но с ошметками русского теста

мы заметны везде, как цитаты

из большого безумного текста.

* * *

Пока мы кричали и спорили,

ключи подбирая к секрету,

трагедия русской истории

легко перешла в оперетту.

* * *

Темна российская заря,

и смутный страх меня тревожит:

Россия в поисках царя

себе найти еврея может.

* * *

Мы обучились в той стране

отменно благостной науке

ценить в порвавшейся струне

ее неизданные звуки.

* * *

В душе у всех теперь надрыв:

без капли жалости эпоха

всех обокрала, вдруг открыв,

что где нас нет, там тоже плохо.

* * *

Бессилен плач и пуст молебен

в эпоху длительной беды,

зато стократ сильней целебен

дух чуши и белиберды.

* * *

В чертах российских поколений

чужой заметен след злодейский:

в национальный русский гений

закрался гнусный ген еврейский.

* * *

Забавно, как тихо и вкрадчиво

из воздуха, быта, искусства —

проникла в наш дух азиатчина

тяжелого стадного чувства.

* * *

Мне чудится порой: посланцы Божьи,

в безвылазной грязи изнемогая,

в российском захолустном бездорожье

кричат во тьму, что весть у них благая.

* * *

Российская судьба своеобразна,

в ней жизненная всякая игра

пронизана миазмами маразма

чего-нибудь, протухшего вчера.

* * *

Не зря мы гнили врозь и вместе,

ведь мы и вырастили всех,

дарящих нам теперь по чести

свое презрение и смех.

* * *

Воздух вековечных русских споров

пахнет исторической тоской:

душно от несчетных прокуроров,

мыслящих на фене воровской.

* * *

Увы, приметы и улики

российской жизни возрожденной —

раскаты, рокоты и рыки

народной воли пробужденной.

* * *

Если вернутся времена

всех наций братского объятья,

то, как ушедшая жена, —

забрать оставшиеся платья.

* * *

Среди совсем чужих равнин

теперь матрешкой и винтовкой

торгует гордый славянин

с еврейской прытью и сноровкой.

* * *

Прохвосты, проходимцы и пройдохи

и прочие, кто духом ядовит,

в гармонии с дыханием эпохи

легко меняют запахи и вид.

* * *

В России после пробуждения

опять тоска туманит лица:

все снова ищут убеждения,

чтобы опять закабалиться.

* * *

Сквозь общие радость и смех,

под музыку, песни и танцы

дерьмо поднимается вверх

и туго смыкается в панцирь.

* * *

Секретари и председатели,

директора и заместители —

их как ни шли к ебене матери,

они и там руководители.

* * *

В той российской, нами прожитой неволе,

меж руин ее, развалин и обломков —

много крови, много грязи, много боли —

много смысла для забывчивых потомков.

* * *

Слепец бежит во мраке,

и дух его парит,

неся незрячим факел,

который не горит.

* * *

Нас рабство меняло за долгие годы —

мы гнулись, ломались, устали…

Свободны не те, кто дожил до свободы,

а те, кто свободными стали.

* * *

Послушные пословицам России,

живя под неусыпным их надзором,

мы сора из избы не выносили,

а тихо отравлялись этим сором.

* * *

Часы истории — рывками

и глазу смертному невнятно

идут, но, трогая руками,

мы стрелки двигаем обратно.

* * *

Стал русский дух из-за жестоких

режимов, нагло-самовластных, —

родильным домом дум высоких

и свалкой этих дум несчастных.

* * *

Я мало, в сущности, знаком

с душевным чувством, что свободен:

кто прожил век под колпаком,

тем купол неба чужероден.

* * *

От марша, от песни, от гимна —

всегда со стыдом и несмело

вдруг чувствуешь очень интимно,

что время всех нас поимело.

* * *

Я свободен от общества не был,

и в итоге прожитого века

нету места в душе моей, где бы

не ступала нога человека.

* * *

Уже до правнуков навряд

сумеет дух наш просочиться,

где сок и желчь, где мед и яд

и смысла пряная горчица.

* * *

Всегда из мути, мглы и марева

невыносимо черных дней

охотно мы спешим на зарево

болотных призрачных огней.

* * *

Играть в хоккей бежит слепой,

покрылась вишнями сосна,

поплыл карась на водопой,

Россия вспряла ото сна.

* * *

Российской бурной жизни непонятность

нельзя считать ни крахом, ни концом,

я вижу в ней возможность, вероятность,

стихию с человеческим яйцом.

* * *

Ровеснику тяжко живется сейчас,

хотя и отрадно, что дожил,

но время неслышно ушло из-под нас

ко всем, кто намного моложе.

* * *

Россия обретет былую стать,

которую по книгам мы любили,

когда в ней станут люди вырастать

такие же, как те, кого убили.

* * *

Сами видя в себе инородцев,

поперечных российской судьбе,

очень много душевных колодцев

отравили мы сами себе.

* * *

Я, в сущности, всю жизнь писал о том, как

мы ткали даже в рабстве нашу нить;

достанет ли таланта у потомка

душой, а не умом нас оценить?

* * *

В России ни одной не сыщешь нации,

избегнувшей нашествия зверей,

рожденных от безумной радиации,

текущей из несчетных лагерей.

* * *

Бурлит людьми река Исхода,

уносит ветви от корней,

и молча ждет пловца свобода

и сорок лет дороги к ней.

* * *

Еврей весьма уютно жил в России,

но ей была вредна его полезность;

тогда его оттуда попросили,

и тут же вся империя разлезлась.

* * *

Мы ушли, мы в ином окаянстве

ищем радости зренья и слуха,

только смех наш остался в пространстве

флегматичного русского духа.

* * *

Мой жизненный опыт — вчерашен,

он рабской, тюремной породы,

поэтому так ошарашен

я видом иной несвободы.

* * *

Я скучаю по тухло-застойной

пошлой жизни и подлой морали,

где, тоскуя о жизни достойной,

мы душой и умом воспаряли.

* * *

Я уезжал, с судьбой не споря,

но в благодетельной разлуке,

как раковина — рокот моря,

храню я русской речи звуки.

* * *

Я пишу тебе письмо со свободы,

все вокруг нам непонятно и дивно,

всюду много то машин, то природы,

а в сортирах чисто так, что противно.

* * *

Навеки в нас российская простуда;

живем хотя теплично и рассеянно,

но все, что за душой у нас, — оттуда

надышано, привито и навеяно.

* * *

Один еврей другого не мудрей,

но разный в них запал и динамит,

еврей в России больше, чем еврей,

поскольку он еще антисемит.

* * *

Чисто русский, увы, человек —

по душе, по тоске, по уму,

я по-русски устроил свой век

и тюрьму поменял на суму.

* * *

Игра словами в рифму — эстафета,

где чувствуешь партнера по руке:

то ласточка вдруг выпорхнет от Фета,

то Блок завьется снегом по строке.

* * *

От моей еврейской головы

прибыль не объявится в деньгах,

слишком я наелся трын-травы

на полянах русских и лугах.

* * *

И родом я чистый еврей, и лицом,

а дух мой (укрыть его некуда) —

останется русским, и дело с концом

(хотя и обрезанным некогда).

* * *

Боюсь с людьми сходиться ближе,

когда насквозь видна их суть:

у тех, кто жил в вонючей жиже,

всегда найдется что плеснуть.

* * *

Люблю Россию: ширь полей,

повсюду вождь на пьедестале…

Я меньше стал скучать по ней,

когда оттуда ездить стали.

* * *

Мечтал я тихой жизнью праздной

пожить последние года,

но вал российской пены грязной

за мной вослед хлестнул сюда.

* * *

До боли все мне близко на Руси,

знакомо, ощутимо и понятно,

но Боже сохрани и упаси

меня от возвращения обратно.

Храпит и яростно дрожитказацкий конь при слове «жид»

В евреях легко разобраться,

отринув пустые названия,

поскольку евреи — не нация,

а форма существования.

* * *

Давным-давно с умом и пылом

певец на лире пробренчал:

любовь и голод правят миром;

а про евреев — умолчал.

* * *

Развеяв нас по всем дорогам,

Бог дал нам ум, характер, пыл;

еврей, конечно, избран Богом,

но для чего — Творец забыл.

* * *

Пучина житейского моря

и стонов, и криков полна,

а шум от еврейского горя

тем громче, чем мельче волна.

* * *

Везде цветя на все лады

и зрея даже в лютой стуже,

евреи — странные плоды:

они сочней, где климат хуже.

* * *

Евреи рвутся и дерзают,

везде дрожжами лезут в тесто,

нас потому и обрезают,

чтоб занимали меньше места.

* * *

Я прекрасно сплю и вкусно ем,

но в мозгу — цепочка фонарей;

если у еврея нет проблем —

значит, он не полностью еврей.

* * *

В истории все повторяется вновь

за жизнь человечества длинную,

история любит еврейскую кровь —

и творческую, и невинную.

* * *

Я подлинный продукт еврейской нации:

душа моя в союзе с диким нравом

использует при каждой ситуации

мое святое право быть неправым.

* * *

Как тайное течение реки,

в нас тянется наследственная нить:

еврей сидит в еврее вопреки

желанию его в себе хранить.

* * *

Евреи собираются молиться,

и сразу проступает их особость,

и зримо отчуждаются их лица,

и смутная меня тревожит робость.

* * *

Хотя они прославлены на свете

за дух своекорыстья и наживы,

евреи легкомысленны, как дети,

но именно поэтому и живы.

* * *

Есть мечта — меж евреев она

протекает подобно реке:

чтоб имелась родная страна

и чтоб жить от нее вдалеке.

* * *

Знак любого личного отличия

нам важней реальных достижений,

мания еврейского величия

выросла на почве унижений.

* * *

На пире российской чумы

гуляет еврей голосисто,

как будто сбежал из тюрьмы

и сделался — рав Монте-Кристо.

* * *

В еврейском духе скрыта порча,

она для духа много значит:

еврей неволю терпит молча,

а на свободе — горько плачет.

* * *

Думаю, что жить еврею вечно,

капая слезу на мед горчащий;

чем невероятней в мире нечто,

тем оно бывает с нами чаще.

* * *

У Хаси энергии дикий напор,

а вертится — вылитый глобус,

и если поставить на Хасю мотор,

то Хася была бы автобус.

* * *

Забыв, что дрожжи только в тесте

растут махрово и упруго,

евреи жить стремятся вместе,

травя и пестуя друг друга.

* * *

Горжусь и восхищаться не устану

искусностью еврейского ума:

из воздуха сбиваем мы сметану,

а в сыр она сгущается сама.

* * *

Еврейской мутной славой дорожа,

всегда еврей читает с одобрением,

как жили соплеменники, служа

любой чужой культуры удобрением.

* * *

Может, потому на белом свете

так евреи долго задержались,

что по всей планете на столетия

дружно друг от друга разбежались.

* * *

Еврейский бес весьма практичен,

гордыней польской обуян,

слегка теперь по-русски пьян

и по-немецки педантичен.

* * *

На месте, где еврею все знакомо

и можно местным промыслом заняться,

еврей располагается как дома,

прося хозяев тоже не стесняться.

* * *

В евреях есть такое электричество,

что все вокруг евреев намагничено,

поэтому любое их количество

повсюду и всегда преувеличено.

* * *

В мире нет резвее и шустрей,

прытче и проворней (будто птица),

чем немолодой больной еврей,

ищущий возможность прокормиться.

* * *

Все ночью спит: недвижны воды,

затихли распри, склоки, розни,

и злоумышленник природы —

еврей во сне готовит козни.

* * *

Ни одной чумной бацилле

не приснится резвость Цили.

А блеснувшая монета

в ней рождает скорость света.

* * *

Везде на всех похож еврей,

он дубом дуб в дубовой роще,

но где труднее — он умней,

а где полегче — он попроще.

* * *

Это кто, благоухая,

сам себя несет, как булку?

Это вышла тетя Хая

с новым мужем на прогулку.

* * *

Нынче нашел я в рассудке убогом

ключ ко всему, чему был изумлен:

да, у евреев был договор с Богом,

только он вовремя не был продлен.

* * *

Содержимому наших голов

мир сегодняшний сильно обязан,

в мире нету серьезных узлов,

где какой-то еврей не завязан.

* * *

Поверхностному взгляду не постичь

духовность волосатых иудеев;

во многих — если бороду остричь —

немедля станет видно прохиндеев.

* * *

Еврей везде еврею рад,

в евреях зная толк,

еврей еврею — друг и брат,

а также — чек и долг.

* * *

Все гипотезы, факты и мнения

для здоровья полезны еврею:

посещая научные прения,

я от мудрости сладостно прею.

* * *

А знает ли Бог в напряженных

раздумьях о высшей морали,

что пеплом евреев сожженных

недавно поля удобряли?

* * *

Логичность не люблю я в человеке,

живое нелогично естество,

та логика, что выдумали греки, —

пустое для еврея баловство.

* * *

Еврейский огонь затухал, но не гас,

и тем отличаемся мы,

но желтые звезды пылают на нас

заметней в периоды тьмы.

* * *

Наука расщелкать пока что слаба

характера нашего зерна;

еврейство — не нация, это судьба,

и гибельность ей жизнетворна.

* * *

Тайной боли гармоничные

с неких пор у целой нации,

у еврея с дымом — личные

связаны ассоциации.

* * *

Народ любой воистину духовен

(а значит — и Создателем ценим)

не духом синагог или часовен,

а смехом над отчаяньем своим.

* * *

Печально, если правы те пророки,

слепые к переменным временам,

которые все прошлые уроки

и в будущем предсказывают нам.

* * *

Нравы, мода, вкус, идеи —

все меняется на свете,

но все так же иудеи

состоят за все в ответе.

* * *

Полон гордости я, что еврей,

хоть хулу изрыгает мой рот;

видя ближе, люблю я сильней

мой великий блудливый народ.

* * *

В истории бывают ночь, и день,

и сумерки, и зори, и закаты,

но длится если пасмурная тень,

то здесь уже евреи виноваты.

* * *

Наверно, это порчи знак,

но знаю разумом и сердцем,

что всем евреям я никак

быть не могу единоверцем.

* * *

Ту тайну, что нашептывает сердце,

мы разумом постичь бы не могли:

еврейское умение вертеться

влияет на вращение Земли.

* * *

Неожиданным открытием убиты,

мы разводим в изумлении руками,

ибо думали, как все антисемиты,

что евреи не бывают дураками.

* * *

Мы в мире живем от начала начал,

меж наций особая каста,

и в мире я лучше людей не встречал

и хуже встречал я не часто.

* * *

Еще я не хочу ни в ад, ни в рай,

и Бога я прошу порой как друга:

пугай меня, Господь, но не карай,

еврей сильнее духом от испуга.

* * *

В лабиринтах, капканах и каверзах рос

мой текущий сквозь вечность народ;

даже нос у еврея висит, как вопрос,

опрокинутый наоборот.

* * *

От ловкости еврейской не спастись:

прожив на русской почве срок большой,

они даже смогли обзавестись

загадочной славянскою душой.

* * *

Мне приятно, что мой соплеменник

при житейском раскладе поганом

в хитроумии поиска денег

делит первенство только с цыганом.

* * *

Напрасно я витаю в эмпиреях

и столь же для химер я стар уже,

но лучшее, что знаю я в евреях, —

умение селиться в мираже.

* * *

Евреи уезжают налегке,

кидая барахло в узлах и грудах,

чтоб легче сочинялось вдалеке

о брошенных дворцах и изумрудах.

* * *

Душе бывает тяжко даже бремя

лишения привычной географии,

а нас однажды выкинуло время —

из быта, из судьбы, из биографии.

* * *

Так сюда евреи побежали,

словно это умысел злодейский:

в мире ни одной еще державе

даром не сошел набег еврейский.

* * *

Еврею от Бога завещано,

что, душу и ум ублажая,

мы любим культуру, как женщину,

поэтому слаще — чужая.

* * *

Из-за гор и лесов, из-за синих морей,

кроме родственных жарких приветов,

непременно привозит еврею еврей

миллионы полезных советов.

* * *

Еврей с отвычки быть самим собой,

а душу из личины русской выпростав,

кидается в израильский запой

и молится с неистовостью выкрестов.

* * *

Сметливостью Господь нас не обидел,

ее нам просто некуда девать,

евреи даже деньги в чистом виде

умеют покупать и продавать.

* * *

Я то лев, то заяц, то лисица,

бродят мысли бешеной гурьбой,

ибо я еврей, и согласиться

мне всего трудней с самим собой.

* * *

Израиль я хвалю на всех углах,

живется тут не скучно и упруго,

евреи — мастера в чужих делах,

а в собственных — помеха друг для друга.

* * *

Не молясь и не зная канонов,

я мирской многогрешный еврей,

но ушедшие шесть миллионов

продолжаются жизнью моей.

* * *

Расчислив жестокого века итог,

судить нас не следует строго:

каков он у нас, отвернувшийся Бог,

такие евреи у Бога.

* * *

Загробный быт — комфорт и чудо;

когда б там было неприятно,

то хоть один еврей оттуда

уже сыскал бы путь обратно.

Увы, подковой счастья моегокого-то подковали не того

Вчерашнюю отжив судьбу свою,

нисколько не жалея о пропаже,

сейчас перед сегодняшней стою —

нелепый, как монах на женском пляже.

* * *

Декарт существовал, поскольку мыслил,

умея средства к жизни добывать,

а я, хотя и мыслю в этом смысле,

но этим не могу существовать.

* * *

Любая система, структура, режим,

любое устройство правления —

по праву меня ощущают чужим

за наглость необщего мнения.

* * *

Моих соседей песни будят,

я свой бюджет едва крою,

и пусть завистливо осудят

нас те, кто сушится в раю.

* * *

Я пить могу в любом подвале,

за ночью ночь могу я пить,

когда б в уплату принимали

мою готовность заплатить.

* * *

Главное в питье — эффект начала,

надо по нему соображать:

если после первой полегчало —

значит, можно смело продолжать.

* * *

А пьянством я себя не истреблял,

поскольку был доволен я судьбой,

и я не для забвения гулял,

а ради наслаждения гульбой.

* * *

Канул день за чтеньем старых книг,

словно за стираньем белых пятен —

я сегодня многого достиг,

я теперь опять себе понятен.

* * *

В тюрьму однажды загнан сучьей сворой,

я прошлому навеки благодарен

за навык жить на уровне, который

судьбой подарен.

* * *

Вчера я пил на склоне дня

среди седых мужей науки;

когда б там не было меня,

то я бы умер там со скуки.

* * *

Ценя гармонию в природе

(а морда пьяная — погана),

ко мне умеренность приходит

в районе третьего стакана.

* * *

Судьбу свою от сопель до седин

я вынес и душою, и горбом,

по не был никому я господин

и не был даже Богу я рабом.

* * *

Ввиду значительности стажа

в любви, скитаниях и быте

совсем я чужд ажиотажа

вокруг значительных событий.

* * *

Исполняя житейскую роль,

то и дело меняю мелодию,

сам себе я и шут, и король,

сам себе я и царь, и юродивый.

* * *

Подвальный хлам обшарив дочиста,

нашел я в памяти недужной,

что нету злей, чем одиночество

среди чужой гулянки дружной.

* * *

Кофейным запахом пригреты,

всегда со мной теперь с утра

сидят до первой сигареты

две дуры — вялость и хандра.

* * *

Сполна уже я счастлив оттого,

что пью существования напиток.

Чего хочу от жизни? Ничего;

а этого у ней как раз избыток.

* * *

Дыша озоном светлой праздности,

живу от мира в отдалении,

не видя целесообразности

в усилии и вожделении.

* * *

Услышь, Господь, мои рыдания,

избавь меня хотя б на год

и от романтики страдания,

и от поэзии невзгод.

* * *

Дар легкомыслия печальный

в себе я бережно храню

как символ веры изначальной,

как соль в житейское меню.

* * *

Когда мне часто выпить не с кем,

то древний вздох, угрюм и вечен,

осознается фактом веским:

иных уж нет, а те далече.

* * *

С людьми я избегаю откровений,

не делаю для близости ни шага,

распахнута для всех прикосновений

одна лишь туалетная бумага.

* * *

И я носил венец терновый

и был отъявленным красавцем,

но я, готовясь к жизни новой,

постриг его в супы мерзавцам.

* * *

Я нашел свою душевную окрестность

и малейшее оставил колебание;

мне милее анонимная известность,

чем почетное на полке прозябание.

* * *

В толпе не изобилен выбор масок

для стадного житейского лица,

а я и не пастух, и не подпасок,

не волк я, не собака, не овца.

* * *

Чертил мой век лихие письмена,

испытывая душу и сноровку,

но в самые тугие времена

не думал я намыливать веревку.

* * *

У самого кромешного предела

и даже за него теснимый веком,

я делал историческое дело —

упрямо оставался человеком.

* * *

Явившись эталоном совершенства

для жизни человеческой земной,

составили бы чье-нибудь блаженство

возможности, упущенные мной.

* * *

Я учился часто и легко,

я любого знания глоток

впитывал настолько глубоко,

что уже найти его не мог.

* * *

Увы, не стану я богаче

и не скоплю ни малой малости,

Бог ловит блох моей удачи

и ногтем щелкает без жалости.

* * *

Я, слава Богу, буднично обычен,

я пью свое вино и ем свой хлеб;

наш разум гениально ограничен

и к подлинно трагическому слеп.

* * *

Полным неудачником я не был,

сдобрен только горечью мой мед;

даже если деньги кинут с неба,

мне монета шишку нашибет.

* * *

От боязни пути коллективного

я из чувства почти инстинктивного

рассуждаю всегда от противного

и порою от очень противного.

* * *

Причины всех бесчисленных потерь

я с легкостью нашел в себе самом,

и прежние все глупости теперь

я делаю с оглядкой и умом.

* * *

Сижу с утра до вечера

с понурой головой:

совсем нести мне нечего

на рынок мировой.

* * *

Вон живет он, люди часто врут,

все святыни хая и хуля,

а меж тем я чист, как изумруд,

и в душе святого — до хуя.

* * *

Напрасно умный очи пучит

на жизнь дурацкую мою,

ведь то, что умный только учит,

я много лет преподаю.

* * *

Единство вкуса, запаха и цвета

в гармонии с блаженством интеллекта

являет нам тарелка винегрета,

бутылкой довершаясь до комплекта.

* * *

Я повторяю путь земной

былых людских существований;

ничто не ново под луной,

кроме моих переживаний.

* * *

Я проживаю жизнь вторую,

и как бы я ни жил убого,

а счастлив, будто я ворую

кусок чужой судьбы у Бога.

* * *

Житейская пронзительная слякоть

мои не отравила сантименты,

еще я не утратил счастье плакать

в конце слезоточивой киноленты.

* * *

Болезни, полные коварства,

я сам лечу, как понимаю:

мне помогают все лекарства,

которых я не принимаю.

* * *

Я курю, бездельничаю, пью,

грешен и ругаюсь, как сапожник;

если бы я начал жизнь мою

снова, то еще бы стал картежник.

* * *

Заметен издали дурак,

хоть облачись он даже в тогу:

ходил бы я, надевши фрак,

в сандалиях на босу ногу.

* * *

И вкривь и вкось, и так и сяк

идут дела мои блестяще,

а вовсе наперекосяк

они идут гораздо чаще.

* * *

Я сам за все в ответе, покуда не погас,

я сам определяю жизнь свою:

откуда дует ветер, я знаю всякий раз,

но именно туда я и плюю.

* * *

Я жил хотя довольно бестолково,

но в мире не умножил боль и злобу,

я золото в том лучшем смысле слова,

что некуда уже поставить пробу.

* * *

Чуждый суете, вдали от шума,

сам себе непризнанный предтеча,

счастлив я все время что-то думать,

яростно себе противореча.

* * *

Ушли куда-то сила и потенция.

Зуб мудрости на мелочи источен.

Дух выдохся. Осталась лишь эссенция,

похожая на уксусную очень.

* * *

Не люблю вылезать я наружу,

я и дома ничуть не скучаю,

и в душевную общую стужу

я заочно тепло источаю.

* * *

Моя душа брезглива стала

и рушит жизни колею:

не пью теперь я с кем попало,

из-за чего почти не пью.

* * *

За лютой деловой людской рекой

с холодным наблюдаю восхищением;

у замыслов моих размах такой,

что глупо опошлять их воплощением.

* * *

На лень мою я не в обиде,

я не рожден иметь и властвовать,

меня Господь назначил видеть,

а не кишеть и соучаствовать.

* * *

В шумихе жизненного пира

чужой не знавшая руки,

моя участвовала лира

всем дирижерам вопреки.

* * *

В нашем доме выпивают и поют,

всем уставшим тут гульба и перекур,

денег тоже в доме — куры не клюют,

ибо в доме нашем денег нет на кур.

* * *

Душевным пенится вином

и служит жизненным оплотом

святой восторг своим умом,

от Бога данный идиотам.

* * *

Последнее время во всем неудача,

за что бы ни взялся — попытка пустая,

и льется урон, убедительно знача,

что скоро повалит удача густая.

* * *

Высокое, разумное, могучее

для пьянства я имею основание:

при каждом подвернувшемся мне случае

я праздную свое существование.

* * *

Хоть за собой слежу не строго,

но часто за руку ловлю:

меня во мне излишне много

и я себя в себе давлю.

* * *

Усталость, праздность, лень и вялость,

упадок сил и дух в упадке…

А бодряков — мешает жалость —

я пострелял бы из рогатки.

* * *

Я пока из общества не изгнан,

только ни во что с ним не играю,

ибо лужу чувствую по брызгам

и брезгливо капли отираю.

* * *

Я все хочу успеть за срок земной —

живу, тоску по времени тая:

вон женщина обласкана не мной,

а вон из бочки пиво пью не я.

* * *

Я себя расходую и трачу,

фарта не прося мольбой и плачем;

я имею право на удачу,

ибо я готов и к неудачам.

* * *

Интимных радостей ценитель,

толпе не друг и глух к идеям,

я в зале жить мечтал как зритель,

а жил — отпетым лицедеем.

* * *

Из деятелей самых разноликих,

чей лик запечатлен в миниатюрах,

люблю я видеть образы великих

на крупных по возможности купюрах.

* * *

Я живу в утешительной вере,

что мое не напрасно сгорание,

а уроны, утраты, потери —

я в расчеты включаю заранее.

* * *

Где душевные холод и мрак

роль ума исполняют на сцене,

я смотрюсь как последний дурак,

но никто во мне это не ценит.

* * *

Есть ответ у любого вопроса,

только надо гоняться за зайцем,

много мыслей я вынул из носа,

размышляя задумчивым пальцем.

* * *

Свой разум я молчанием лечу,

болея недержания пороком,

и даже сам с собой теперь молчу,

чтоб глупость не сморозить ненароком.

* * *

Когда я пьянствовать сажусь,

душа моя полна привета,

и я нисколько не стыжусь

того, что счастлив делать это.

* * *

Как застоявшийся скакун

азартно землю бьет копытом,

так я, улегшись на боку,

опять ленивым тешусь бытом.

* * *

Мы живы, здоровы, мы едем встречать

друзей, прилетающих в гости,

на временном жребии — счастья печать,

удачные кинулись кости.

* * *

Я к мысли глубокой пришел:

на свете такая эпоха,

что может быть все хорошо,

а может быть все очень плохо.

* * *

В гармонии Божественных начал

копаюсь я, изъяны уловляя:

похоже, что Творец не различал

добро и зло, меня изготовляя.

* * *

Гнев гоню, гашу ожесточение,

радуюсь, ногой ступив на землю,

я за этой жизни приключение

все печали с легкостью приемлю.

* * *

А если что читал Ты, паче чаянья

(слова лишь, а не мысли я меняю),

то правильно пойми мое отчаянье —

Тебя я в нем почти не обвиняю.

* * *

Живя в пространстве музыки и света,

купаюсь в удовольствиях и быте,

и дико мне, что кончится все это

с вульгарностью естественных событий.

* * *

Быть выше, чище и блюсти

меня зовут со всех сторон;

таким я, Господи прости,

и стану после похорон.

* * *

Судьбу дальнейшую свою

не вижу я совсем пропащей,

ведь можно даже и в раю

найти котел смолы кипящей.

* * *

Я нелеп, недалек, бестолков,

да еще полыхаю, как пламя;

если выстроить всех мудаков,

мне б, конечно, доверили знамя.

* * *

Как раз потому, что не вечен

и тают песчинки в горсти,

я жизни медлительный вечер

со вкусом хочу провести.

* * *

Я в жизни так любил игру

и светлый хмель шальной идеи,

что я и там, когда умру,

найду загробные затеи.

Божественность любовного томления —источник умноженья населения

Приснилась мне юность отпетая,

приятели — мусор эпохи —

и юная дева, одетая

в одни лишь любовные вздохи.

* * *

Не всуе жизнь моя текла,

мне стало вовремя известно,

что для душевного тепла

должны два тела спать совместно.

* * *

Любым любовным совмещениям

даны и дух, и содержание,

и к сексуальным извращениям

я отношу лишь воздержание.

* * *

Красотки в жизни лишь одно

всегда считали унижением:

когда мужчины к ним давно

не лезли с гнусным предложением.

* * *

В те благословенные года

жили неразборчиво и шало,

с пылкостью любили мы тогда

все, что шевелилось и дышало.

* * *

С таинственной женской натурой

не справиться мысли сухой,

но дама с хорошей фигурой —

понятней, чем дама с плохой.

* * *

Даже тех я любить был не прочь,

на кого посмотреть без смущения

можно только в безлунную ночь

при отсутствии освещения.

* * *

Храни вас Бог, любовницы мои!

Я помню лишь обрывки каждой ленты,

а полностью кино былой любви

хранят пускай скопцы и импотенты.

* * *

Она была задумчива, бледна,

и волосы текли, как жаркий шелк;

ко мне она была так холодна,

что с насморком я вышел и ушел.

* * *

Теряешь разум, девку встретив,

и увлекаешься познанием;

что от любви бывают дети,

соображаешь с опозданием.

* * *

В моей судьбе мелькнула ты,

как воспаленное видение,

как тень обманутой мечты,

как мимолетное введение.

* * *

Если дама в гневе и обиде

на коварных пакостниц и сучек

плачет, на холодном камне сидя,

у нее не будет даже внучек.

* * *

Люблю я дев еврейских вид вальяжный,

они любить и чувствовать умеют,

один лишь у евреек минус важный:

они после замужества умнеют.

* * *

Вселяются души умерших людей —

в родившихся, к ним непричастных,

и души монахинь, попавши в блядей,

замужеством сушат несчастных.

* * *

Чтобы мерцал души кристалл

огнем и драмой,

беседы я предпочитал

с одетой дамой.

Поскольку женщина нагая —

уже другая.

* * *

Вон дама вся дымится от затей,

она не ищет выгод или власти,

а просто изливает на людей

запасы невостребованной страсти.

* * *

Волнуя разум, льет луна

свет мироздания таинственный,

и лишь философа жена

спокойно спит в обнимку с истиной.

* * *

Я знание собрал из ветхих книг

(поэтому чуть пыльное оно),

а в женскую натуру я проник

в часы, когда читать уже темно.

* * *

Обманчив женский внешний вид,

поскольку в нежной плоти хрупкой

натура женская таит

единство арфы с мясорубкой.

* * *

Все, что женщине делать негоже,

можно выразить кратко и просто:

не ложись на прохвостово ложе,

бабу портит объятье прохвоста.

* * *

Во сне пришла ко мне намедни

соседка юная нагая;

ты наяву приди, не медли,

не то приснится мне другая.

* * *

У зрелых женщин вкус отменно точен

и ловкая во всем у них сноровка:

духовные невидимые очи —

и те они подкрашивают ловко.

* * *

Дуэт любви — два слитных соло,

и в этой песне интересной

девица пряного посола

вокально выше девы пресной.

* * *

Когда года, как ловкий вор,

уносят пыл из наших чресел,

в постели с дамой — разговор

нам делается интересен.

* * *

Как женской прелести пример

в ее глазах такой интим,

как будто где-то вставлен хер

и ей отрадно ощутим.

* * *

Когда я был тугой, худой, упругий

и круто все проблемы укрощались,

под утро уходившие подруги

тогда совсем не так со мной прощались.

* * *

Люблю я этих, и вон тех,

и прочих тоже,

и сладок Богу сок утех

на нашем ложе.

* * *

Как утлый в землю дом осел,

я в быт осел и в нем сижу,

а на отхожий нежный промысел

уже почти что не хожу.

* * *

Не в силах дамы побороть

ни коньяком, ни папиросами

свою сентябрьскую плоть

с ее апрельскими запросами.

* * *

Всегда готов я в новый путь

на легкий свет надежды шалой

найти отзывчивую грудь

и к ней прильнуть душой усталой.

* * *

Чем угрюмей своды мрачные,

тем сильней мечта о свете;

чем теснее узы брачные,

тем дырявей эти сети.

* * *

Женщину полночной и дневной

вижу я столь разной неизменно,

что пугаюсь часто, как со мной

эти две живут одновременно.

* * *

Супруг у добродетельной особы,

разумно с ней живя на склоне дней,

не пил я в полночь водку, спал давно бы,

уже блаженно спал бы. Но не с ней.

* * *

Есть явное птичье в супружеской речи

звучание чувств обнаженных:

воркуют, курлычут, кукуют, щебечут,

кудахчут и крякают жены.

* * *

Про то, как друг на друга поглядели,

пока забудь;

мир тесен, повстречаемся в постели

когда-нибудь.

* * *

А жаль, что жизнь без репетиций

течет единожды сквозь факт:

сегодня я с одной певицей

сыграл бы лучше первый акт.

* * *

У той — глаза, у этой — дивный стан,

а та была гурман любовной позы,

и тихо прошептал старик Натан:

«Как хороши, как свежи были Розы!»

* * *

Когда к нам дама на кровать

сама сигает в чем придется,

нам не дано предугадать,

во что нам это обойдется.

* * *

Ту мудрость, что не требует ума,

способность проницательности вещей

и чуткость в распознании дерьма —

Создатель поместил зачем-то в женщин.

* * *

Хотя мы очень похотливы,

зато весьма неприхотливы.

* * *

Не будоражу память грезами,

в былое взор не обращаю

и камасутровыми позами

уже подруг не восхищаю.

* * *

Я с дамами тактичен и внимателен;

усердно расточая дифирамбы,

я делаюсь настолько обаятелен,

что сам перед собой не устоял бы.

* * *

Не видя прелести в скульптуре,

люблю ходить к живой натуре.

* * *

Когда я не спешу залечь с девицей,

себя я ощущаю с умилением

хранителем возвышенных традиций,

забытых торопливым поколением.

* * *

Глупо — врать о страсти, падать ниц,

нынче дам не ловят на уловку,

время наплодило тучу птиц,

жадных на случайную поклевку.

* * *

Когда еще я мог и успевал

иметь биографические факты,

я с дамами охотно затевал

поверхностно-интимные контакты.

* * *

В разъездах, путешествиях, кочевьях

я часто предавался сладкой неге;

на генеалогических деревьях

на многих могут быть мои побеги.

* * *

Мы даже в распутстве убоги,

и грустно от секса рутинного,

читая, что делали боги,

покуда не слились в Единого.

* * *

Забав имел я в молодости массу,

в несчетных интерьерах и пейзажах

на девок я смотрел, как вор — на кассу,

и кассы соучаствовали в кражах.

* * *

Наши бранные крики и хрипы

Бог не слышит, без устали слушая

только нежные стоны и всхлипы,

утешенье Его благодушия.

* * *

Люблю житейские уроки

без посторонних и свидетелей,

мне в дамах темные пороки

милее светлых добродетелей.

* * *

Душевной не ведая драмы,

лишь те могут жить и любить,

кто прежние раны и шрамы

умел не чесать, а забыть.

* * *

Меж волнами любовного прилива

в наплыве нежных чувств изнемогая,

вдруг делается женщина болтлива,

как будто проглотила попугая.

* * *

С лицом кота, не чуждого сметане,

на дам я устремляю легкий взор

и вычурно текучих очертаний

вкушаю искусительный узор.

* * *

Наука описала мир как данность,

на всем теперь названия прибиты,

и прячется за словом «полигамность»

тот факт, что мы ужасно блядовиты.

* * *

Спектаклей на веку моем не густо,

зато, насколько в жизни было сил,

я жрицам театрального искусства

себя охотно в жертву приносил.

* * *

Опять весной мечты стесняют грудь,

весна для жизни — свежая страница;

и хочется любить кого-нибудь,

но без необходимости жениться.

* * *

В меня вперяют взор циничный

то дама пик, то туз крестей,

и я лечу, цветок тепличный,

в пучину гибельных страстей.

* * *

Вовсе не был по складу души

я монахом-аскетом-философом;

да, Господь, я немало грешил,

но учти, что естественным способом.

* * *

Молит Бога, потупясь немного,

о любви молодая вдовица;

зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,

с этим лучше ко мне обратиться.

* * *

Не знаю выше интереса,

чем вечных слов исполнить гамму

и вывести на путь прогресса

замшело нравственную даму.

* * *

Встречая скованность и мнительность,

уже я вижу в отдаленности

восторженность и раздражительность

хронической неутоленности.

* * *

Когда внезапное событие

заветный замысел калечит,

нам лишь любовное соитие

всего надежней душу лечит.

* * *

В дела интимные, двуспальные

партийный дух закрался тоже:

есть дамы столь принципиальные,

что со врага берут дороже.

* * *

Петух ведет себя павлином,

от индюка в нем дух и спесь,

он как орел с умом куриным,

но куры любят эту смесь.

* * *

Подушку мнет во мраке ночи,

вертясь, как зяблик на суку,

и замуж выплеснуться хочет

девица в собственном соку.

* * *

Какие дамы нам не раз

шептали: «Дорогой!

Конечно, да! Но не сейчас,

не здесь и не с тобой!»

* * *

Семья, являясь жизни главной школой,

изучена сама довольно слабо,

семья бывает даже однополой,

когда себя мужик ведет как баба.

* * *

На старости у наших изголовий

незримое сияние клубится

и отблесками канувших любовей

высвечивает замкнутые лица.

* * *

Увы, но верная жена,

избегнув низменной пучины,

всегда слегка раздражена

или уныла без причины.

* * *

Любви теперь боюсь я, как заразы,

смешна мне эта легкая атлетика,

зато люблю мои о ней рассказы

и славу донжуана-теоретика.

* * *

Семьи уклад и канитель

душа возносит до святыни,

когда семейная постель —

оазис в жизненной пустыне.

* * *

Затем из рая нас изгнали,

чтоб на земле, а не в утопии

плодили мы в оригинале

свои божественные копии.

* * *

Чтобы души своей безбрежность

художник выразил сполна,

нужны две мелочи: прилежность

и работящая жена.

* * *

Чего весь век хотим, изнемогая

и мучаясь томлением шальным?

Чтоб женщина — и та же, но другая

жила с тобою, тоже чуть иным.

* * *

Логикой жену не победить,

будет лишь кипеть она и злиться;

чтобы бабу переубедить,

надо с ней немедля согласиться.

* * *

Проблемы и тягости множа,

душевным дыша суховеем,

мы даже семейное ложе —

прокрустовым делать умеем.

* * *

Забавно, что ведьма и фурия

сперва были фея и гурия.

* * *

А та, с кем спала вся округа,

не успевая вынимать,

была прилежная супруга

и добродетельная мать.

* * *

Зов самых лучших побуждений

по бабам тайно водит нас:

от посторонних похождений

семья милей во много раз.

* * *

Любви блаженные страницы

коплю для Страшного суда,

ибо флейтистки и блудницы

меня любили — таки да.

* * *

В семье мужик обычно первый

бывает хворостью сражен;

у бедных вдов сохранней нервы,

ибо у женщин нету жен.

* * *

Кто в карьере успехом богат,

очень часто еще и рогат.

* * *

Стал я склонен во сне к наваждениям:

девы нежные каждую ночь

подвергают меня наслаждениям,

и с утра мне трудиться невмочь.

* * *

Глаза еще скользят по женской талии,

а мысли очень странные плывут:

что я уже вот-вот куплю сандалии,

которые меня переживут.

* * *

Нет, любовной неги не тая,

жизнь моя по-прежнему греховна,

только столь бесплотна плоть моя,

что и в тесной близости духовна.

* * *

Когда умру и тут же слава

меня овеет взмахом крыл,

начнется дикая облава

на тех старух, с кем я курил.

* * *

Думаю угрюмо всякий раз,

глядя на угасшие светильники:

будут равнодушно жить без нас

бабы, города и собутыльники.

* * *

Я готовлюсь к отлету души,

подбивая житейский итог;

не жалею, что столько грешил,

а жалею, что больше не мог.

* * *

Я тебя люблю, и не беда,

что недалека пора проститься,

ибо две дороги в никуда

могут еще где-то совместиться.

Наш дух бывает в жизни искушенне раньше, чем невинности лишен

Творец нас в мир однажды бросил

и дал бессмысленную прыть,

нас по судьбе несет без весел,

но мучит мысль, куда нам плыть.

* * *

С возрастом яснеет Божий мир,

делается больно и обидно,

ибо жизнь изношена до дыр

и сквозь них былое наше видно.

* * *

Настолько время быстротечно

и столько стен оно сломало,

что можно жить вполне беспечно,

от нас зависит очень мало.

* * *

Совсем не реки постной шелухи

карающую сдерживают руку,

а просто Бог нас любит за грехи,

которыми развеивает скуку.

* * *

Не постичь ни душе, ни уму,

что мечта хороша вдалеке,

ибо счастье — дорога к нему,

а настигнешь — и пусто в руке.

* * *

Живу среди своих, а с остальными

общаюсь, молчаливо признавая,

что можно жить печалями иными,

иную боль и грусть переживая.

* * *

Чтоб нам не изнемочь в тоске и плаче,

судьба нас утешает из пространства

то радостью от завтрашней удачи,

то хмелем послезавтрашнего пьянства.

* * *

Идея прямо в душу проникает,

идея — это праздник искушения,

идея — это то, что возникает

в уме, который жаждет орошения.

* * *

И детские грезы греховные,

и мудрая горечь облезлых —

куют нам те цепи духовные,

которые крепче железных.

* * *

Дав дух и свет любой бездарности,

Бог молча сверху смотрит гневно,

как черный грех неблагодарности

мы источаем ежедневно.

* * *

Масштабность и значительность задач,

огромность затевающихся дел —

заметней по размаху неудач,

которые в итоге потерпел.

* * *

В толкучке, хаосе и шуме,

в хитросплетенье отношений

любая длительность раздумий

чревата глупостью решений.

* * *

Все в жизни потаенно, что всерьез,

а наша суета судеб случайных —

лишь пена волн и пыль из-под колес,

лишь искры от костра процессов тайных.

* * *

Я плавал в море, знаю сушу,

я видел свет и трогал тьму;

не грех уродует нам душу,

а вожделение к нему.

* * *

Размазни, разгильдяи, тетери —

безусловно, любезны Творцу:

их уроны, утраты, потери

им на пользу идут и к лицу.

* * *

Вера быть профессией не может,

ласточке не родственен петух,

ибо правят должность клерки Божьи,

а в конторе — служба, а не дух.

* * *

В извилистых изгибах бытия

я часто лбом на стену клал печать,

всегда чуть не хватало мне чутья,

чтоб ангела от беса отличать.

* * *

Нрав у Творца, конечно, крут,

но полон блага дух Господний,

и нас не он обрек на труд,

а педагог из преисподней.

* * *

Увы, рассудком не постичь,

но всем дано познать в итоге,

какую чушь, фуфло и дичь

несли при жизни мы о Боге.

* * *

Сметая наши судьбы, словно сор,

не думая о тех, кто обречен,

безумный гениальный режиссер

все время новой пьесой увлечен.

* * *

Я вдруг почувствовал сегодня —

и почернело небо синее, —

как тяжела рука Господня,

когда карает за уныние.

* * *

Три фрукта варятся в компоте,

где плещет жизни кутерьма:

судьба души, фортуна плоти

и приключения ума.

* * *

Наш век успел довольно много,

он мир прозрением потряс:

мы — зря надеялись на Бога,

а Бог — напрасно верил в нас.

* * *

Печальный зритель жутких сцен,

то лживо-ханжеских, то честных,

Бог бесконечно выше стен

вокруг земных религий местных.

* * *

Недюжинного юмора запас

использовав на замыслы лихие,

Бог вылепил Вселенную и нас

из хаоса, абсурда и стихии.

* * *

А жить порой невмоготу —

от угрызений, от сомнений,

от боли видеть наготу

своих ничтожных вожделений.

* * *

Сурово относясь к деяньям грешным

(и женщины к ним падки, и мужчины),

суди, Господь, по признакам не внешним,

а взвешивай мотивы и причины.

* * *

Когда азарт и упоение

трясут меня лихой горячкой,

я слышу сиплое сопение

чертей, любующихся скачкой.

* * *

А если во что я и верю,

пока мое время течет,

то только в утрату, потерю,

ошибку, урон и просчет.

* * *

Кивнули, сойдясь поневоле,

и врозь разошлись по аллее,

и каждый подумал без боли,

что вместе им было светлее.

* * *

Наши духа горние вершины —

вовсе не фантом и не обман,

а напрягший хилые пружины

ветхий и залежанный диван.

* * *

Всему на свете истинную цену

отменно знает время — лишь оно

сметает шелуху, сдувает пену

и сцеживает в амфоры вино.

* * *

Не для литья пустой воды

Бог дал нам дух и речь,

а чтобы даже из беды

могли мы соль извлечь.

* * *

Я жил во тьме и мгле,

потом я к свету вышел;

нет рая на земле,

но рая нет и выше.

* * *

Я очень рад, что мы научно

постичь не в силах мира сложность;

без Бога жить на свете скучно

и тяжелее безнадежность.

* * *

Я жив: я весел и грущу,

я сон едой перемежаю,

и душу в мыслях полощу,

и чувством разум освежаю.

* * *

Увы, но никакие улучшения

в обилии законов и преград

не справятся с тем духом разрушения,

который духу творческому брат.

* * *

Нет ни единого штриха

в любом рисунке поведения,

чтоб не таил в себе греха

для постороннего суждения.

* * *

У жизни есть мелодия, мотив,

гармония сюжетов и тональность,

а радуга случайных перспектив

укрыта в монотонную реальность.

* * *

Живешь, покоем дорожа,

путь безупречен, прям и прост…

Под хвост попавшая вожжа

пускает все коту под хвост.

* * *

В любой беде, любой превратности,

терпя любое сокрушение,

душа внезапные приятности

себе находит в утешение.

* * *

Перед выбором — что предпочесть,

я ни в грусть не впадал, ни в прострацию,

я старался беречь только честь

и спокойно терял репутацию.

* * *

Цель нашей жизни столь бесспорна,

что зря не мучайся, приятель:

мы сеем будущего зерна,

а что взойдет — решит Создатель.

* * *

Я знаю, печальный еврей,

что в мире есть власть вездесущая,

что роль моя в жизни моей —

отнюдь и совсем не ведущая.

* * *

Столько силы и страсти потрачено

было в жизни слепой и отчаянной,

что сполна и с лихвою оплачена

мимолетность удачи нечаянной.

* * *

Я черной краской мир не крашу,

я для унынья слишком стар;

обогащая душу нашу,

потери — тоже Божий дар.

* * *

Мой разум точат будничные хлопоты,

долги над головой густеют грозно,

а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты,

что к этому относишься серьезно.

* * *

Я врос и вжился в роль балды,

а те, кто был меня умней,

едят червивые плоды

змеиной мудрости своей.

* * *

События жизни во внешней среде

в душе отражаются сильно иначе,

и можно смеяться кромешной беде

и злую тоску ощущать от удачи.

* * *

Азартно дух и плоть вершат пиры,

азартны и гордыня, и разбой,

Бог создал человека для игры

и тайно соучаствует в любой.

* * *

Когда еще не баржи мы, а лодки

и ветром паруса не оскудели,

заметно даже просто по походке,

как музыка души играет в теле.

* * *

От Бога в наших душах раздвоение,

такой была задумана игра,

и зло в душе божественно не менее

играющего белыми добра.

* * *

Чуя близость печальных превратностей,

дух живой выцветает и вянет;

если ждать от судьбы неприятностей,

то судьба никогда не обманет.

* * *

Я редко сожалею, что не юн,

и часто — что в ту пору удалую

так мало я задел высоких струн,

а низкие — щипал напропалую.

* * *

Из-под поверхностных течений

речей, обманчиво несложных,

текут ручьи иных значений

и смыслов противоположных.

* * *

Забавен наш пожизненный удел

расписывать свой день и даже час,

как если бы теченье наших дел

действительно зависело от нас.

* * *

Хотя еще Творца не знаю лично,

но верю я, что есть и был такой:

все сделать так смешно и так трагично

возможно лишь Божественной рукой.

* * *

Редко нам дано понять успеть,

в чем таится Божья благодать,

ибо для души важней хотеть,

нежели иметь и обладать.

* * *

Комок живой разумной слизи

так покорил и даль, и высь,

что создал множество коллизий,

чтоб обратиться снова в слизь.

* * *

Мужество открытого неверия,

полное тревоги и метания, —

чище и достойней лицемерия

ханжеского богопочитания.

* * *

В безумствах мира нет загадки,

Творцу смешны мольбы и просьбы:

ведь на земле, где все в порядке,

для жизни места не нашлось бы.

* * *

Я редко, но тревожу имя Бога:

материи Твоей худой лоскут,

умерить я прошу Тебя немного

мою непонимания тоску.

* * *

Живя с азартом и упорством

среди друзей, вина и смеха,

блажен, кто брезгует проворством,

необходимым для успеха.

* * *

Ты скорее, Господь, справедлив, чем жесток,

мне ясней это день ото дня,

и спасибо, что короток тот поводок,

на котором Ты держишь меня.

* * *

Молитва и брань одновременно

в живое сплетаются слово,

высокое с низким беременно

все время одно от другого.

* * *

В игры Бога как пешка включен,

сам навряд ли я что-нибудь значу;

кто судьбой на успех обречен,

с непременностью терпит удачу.

* * *

В лицо нам часто дышит бездна,

и тонкий дух ее зияния

нам обещает безвозмездно

восторг полета и слияния.

* * *

То главное, что нам необходимо,

не знает исторических помех,

поэтому всегда и невредимо

пребудут на земле любовь и смех.

* * *

Нам чуть менее жить одиноко

в мираже, непостижном и лестном,

что следит неусыпное око

за любым нашим шагом и жестом.

* * *

Душа моя нисколько не грустит

о грешном словоблудии моем:

ей Бог мои все глупости простит,

поскольку говорил я их — о Нем.

* * *

Под осень чуть не с каждого сука,

окрестности брезгливо озирая,

глядят на нас вороны свысока,

за труд и суету нас презирая.

* * *

Сполна сбылось, о чем мечтали

то вслух, то молча много лет,

за исключением детали,

что чувства счастья снова нет.

* * *

У мудрости расхожей — нету дна,

ищи хоть каждый день с утра до вечера;

в банальности таится глубина,

которая ее увековечила.

* * *

Ощущение высшей руки

в нас отнюдь не от воплей ревнителей;

чувство Бога живет вопреки

виду многих священнослужителей.

* * *

Хотелось быть любимым и любить,

хотелось выбрать жребий и дорогу,

и теми я порой хотел бы быть,

кем не был и не стану, слава Богу.

* * *

Сейчас, когда постигла душу зрелость,

нам видится яснее из тумана

упругость, и пластичность, и умелость

целебного самих себя обмана.

* * *

Часами я валяюсь, как тюлень,

и делать неохота ничего;

в доставшихся мне генах спала лень

задолго до зачатья моего.

* * *

Цветение, зенит, апофеоз —

обычно забывают про истоки,

в которых непременно был навоз,

отдавший им живительные соки.

* * *

Товарищ, верь: взойдет она,

и будет свет в небесной выси;

какое счастье, что луна

от человеков не зависит!

* * *

О, как смущен бывает разум

лихим соблазном расквитаться

со всеми трудностями сразу,

уйдя без писем и квитанций.

* * *

В сумерках закатного сознания

гаснет испаряющийся день,

бережно хранят воспоминания

эхо, отражение и тень.

* * *

Жил на ветру или теплично,

жил как бурьян или полезно —

к земным заслугам безразлична

всеуравнительная бездна.

* * *

С азартом жить на свете так опасно,

любые так рискованны пути,

что понял я однажды очень ясно:

живым из этой жизни — не уйти.

* * *

Когда последняя усталость

мой день разрежет поперек,

я ощутить успею жалость

ко всем, кто зря себя берег.

* * *

Сегодня настроение осеннее,

как будто истощился дух мой весь,

но если после смерти воскресение

не сказка, то хочу очнуться здесь.

* * *

В этой жизни, шальной и летящей,

мало пил я с друзьями в пивных,

но надеюсь, что видеться чаще

нам достанется в жизнях иных.

* * *

Решит, конечно, высшая инстанция

куда я после смерти попаду,

но книги — безусловная квитанция

на личную в аду сковороду.

* * *

А жаль, что на моей печальной тризне,

припомнив легкомыслие мое,

все станут говорить об оптимизме

и молча буду слушать я вранье.

* * *

Струны натянувши на гитары,

чувствуя горенье и напор,

обо мне напишут мемуары

те, кого не видел я в упор.

* * *

От воздуха помолодев,

как ожидала и хотела,

душа взлетает, похудев

на вес оставленного тела.

* * *

Нам после смерти было б весело

поговорить о днях текущих,

но будем только мхом и плесенью,

всего скорей, мы в райских кущах.

Улучшить человека невозможно,и мы великолепны безнадежно

Угрюмый опыт долгих лет

врастанья в темноту —

моей души спинной хребет,

горбатый на свету.

* * *

Я живу, никого не виня,

не взывая к судам и расплатам,

много судей везде без меня,

и достойнее быть адвокатом.

* * *

Есть сутки — не выдумать гаже,

дурней, непробудней, темней,

а жизнь продолжается — даже

сквозь наши рыданья над ней.

* * *

Вампиров, упырей и вурдалаков

я вижу часто в комнате жилой,

и вкус у них повсюду одинаков:

душевное тепло и дух живой.

* * *

Всегда приходят в мир учителя,

несущие неслышный звон оков,

и тьмой от них питается земля,

и зло течет из их учеников.

* * *

Играя соками и жиром

в корнях и семени,

объем и тяжесть правят миром

и дружат семьями.

* * *

Пристрастие к известным и великим

рождается из чувства не напрасного:

величие отбрасывает блики

на всякого случайного причастного.

* * *

Вдоль житейской выщербленной трассы

веет посреди и на обочинах

запах жизнедеятельной массы

прытких и натужно озабоченных.

* * *

Лепя людей, в большое зеркало

Бог на себя смотрел из тьмы,

и так оно Его коверкало,

что в результате вышли мы.

* * *

Поскольку в наших душах много свинства

и всяческой корысти примитивной,

любое коллективное единство

всегда чревато гнусью коллективной.

* * *

Подвержены мы горестным печалям

по некой очень мерзостной причине:

не радует нас то, что получаем,

а мучает, что недополучили.

* * *

Разбираться прилежно и слепо

в механизмах любви и вражды —

так же сложно и столь же нелепо,

как ходить по нужде без нужды.

* * *

Люди мелкие, люди великие

(люди средние тоже не реже) —

одичавшие хуже, чем дикие,

ибо злобой насыщены свежей.

* * *

Пошлость неоглядно бесконечна,

век она пронзает напролет,

мы умрем, и нас она сердечно,

с тактом и со вкусом отпоет.

* * *

В житейской озверелой суете

поскольку преуспеть не всем дано,

успеха добиваются лишь те,

кто, будучи младенцем, ел гавно.

* * *

Беда, что в наших душах воспаленных

все время, разъедая их, кипит

то уксус от страстей неутоленных,

то желчь из нерастаявших обид.

* * *

По замыслу Бога порядок таков,

что теплится всякая живность,

и если уменьшить число дураков —

у них возрастает активность.

* * *

Нет сильнее терзающей горести,

жарче муки и боли острей,

чем огонь угрызения совести;

и ничто не проходит быстрей.

* * *

Всегда проистекают из того

конфузы человеческого множества,

что делается голосом его

крикливая нахрапистость ничтожества.

* * *

Несобранный, рассеянный и праздный,

газеты я с утра смотрю за чаем;

политика — предмет настолько грязный,

что мы ее прохвостам поручаем.

* * *

По дебрям прессы свежей

скитаться я устал;

век разума забрезжил,

но так и не настал.

* * *

А вы — твердя, что нам уроками

не служит прошлое, — не правы:

что раньше числилось пороками,

теперь — обыденные нравы.

* * *

Везде вокруг — шумиха, толкотня

и наглое всевластие порока;

отечество мое — внутри меня,

и нету в нем достойного пророка.

* * *

Я думаю, что Бог жесток, но точен,

и в судьбах, даже самых чрезвычайных,

количество заслуженных пощечин

не меньше, чем количество случайных.

* * *

Я насмотрелся столько всякого,

что стал сильней себя любить;

на всей планете одинаково

умеют нас употребить.

* * *

По праху и по грязи тек мой век,

и рабством, и грехом отмечен путь,

не более я был, чем человек,

однако и не менее ничуть.

* * *

Днем кажется, что близких миллион

и с каждым есть связующая нить,

а вечером безмолвен телефон,

и нам, по сути, некому звонить.

* * *

Не ведая притворства, лжи и фальши,

без жалости, сомнений и стыда

от нас уходят дети много раньше,

чем из дому уходят навсегда.

* * *

Увы, сколь коротки мгновения

огня, игры и пирования;

на вдох любого упоения

есть выдох разочарования.

* * *

Есть люди — едва к ним зайдя на крыльцо,

я тут же прощаюсь легко;

в гостях — рубашонка, штаны и лицо,

а сам я — уже далеко.

* * *

Он душою и темен, и нищ,

а игра его — светом лучится:

Божий дар неожидан, как прыщ,

и на жопе он может случиться.

* * *

По вечной жизни побратимы

и по изменчивой судьбе,

разбой и ложь непобедимы,

пока уверены в себе.

* * *

Ничуть не склонный к баловству

трепаться всуе о высоком,

неслышно корень поит соком

многословесную листву.

* * *

Случай неожиданен, как выстрел,

личность в этот миг видна до дна:

то, что из гранита выбьет искру,

выплеснет лишь брызги из гавна.

* * *

Что царь или вождь — это главный злодей,

придумали низкие лбы:

цари погубили не больше людей,

чем разного рода рабы.

* * *

Добреют и мягчают времена,

однако путь на свет совсем не прост,

в нас рабство посевает семена,

которые свобода гонит в рост.

* * *

Простая истина нагая

опасна тогам и котурнам:

осел, культуру постигая,

ослом становится культурным.

* * *

У всех по замыслу Творца —

своя ума и духа зона,

житейский опыт мудреца —

иной, чем опыт мудозвона.

* * *

Как бы счастье вокруг ни плясало,

приглашая на вальс и канкан,

а бесплатно в судьбе только сало,

заряжаемое в капкан.

* * *

Мир бизнеса разумен и толков,

художнику дает он пить и есть;

причина поклонения волхвов —

в боязни пропустить благую весть.

* * *

Рассудок мой всегда стоит на страже,

поскольку — нет числа таким примерам —

есть люди столь бездарные, что даже

пытаются чужим ебаться хером.

* * *

Паскудство проступает из паскуды

под самым незначительным нажимом;

хоть равно все мы Божии сосуды,

но разница — в залитом содержимом.

* * *

К игре в рубаху-парня-обаяшку

не все мои знакомые годны:

едва раскроют душу нараспашку,

как мерзкие волосики видны.

* * *

В мире царствуют вездесущие,

жарко щерящие пасть

власть имевшие, власть имущие

и хотящие эту власть.

* * *

От уксуса совести чахнут,

кто грабит и крадет убого,

но деньги нисколько не пахнут,

когда их достаточно много.

* * *

Счастлив муж без боли и печали,

друг удачи всюду и всегда,

чье чело вовек не омрачали

тени долга, чести и стыда.

* * *

Много начерно, то есть в чернилах,

было черного людям предвидено,

но никто сочинить был не в силах

то, что век наш явил нам обыденно.

* * *

Не стоит на друзей смотреть сурово

и сдержанность лелеять как профессию:

нечаянное ласковое слово

излечивает скрытую депрессию.

* * *

Удачу близко видя, шел я мимо,

не разумом, а нюхом ощутив

текущее за ней неуловимо

зловоние блестящих перспектив.

* * *

Шальная от порывов скороспелых,

душа непредсказуемо сложна,

поэтому в расчисленных пределах

неволя безусловно ей нужна.

* * *

В какой ни варится среде,

азарт апломба так неистов,

что не укрыть себя нигде

от саблезубых гуманистов.

* * *

Я лишь от тех не жду хорошего,

в ком видно сразу по лицу,

что душу дьяволу задешево

продал со скидкой на гнильцу.

* * *

Нелепым парадоксом озабочен

я в темных ощущениях моих:

боюсь я чистых праведников очень,

и хочется грешить, увидя их.

* * *

Я не был отщепенец и изгой,

во все играл со всеми наравне,

но был неуловимо я другой,

и в тягость это было только мне.

* * *

Хоть у века дорога крута,

но невольно по ней мы влекомы;

нас могла бы спасти доброта,

только мы очень мало знакомы.

* * *

Незримый, невесомый, эфемерный —

обманчив дух вульгарной простоты:

способно вызвать взрыв неимоверный

давление душевной пустоты.

* * *

Любой народ разнообразен

во всем хорошем и дурном,

то жемчуг выплеснет из грязи,

то душу вымажет гавном.

* * *

Устройство мира столь непросто,

что смотришь с горестью сиротства,

как истекает от прохвоста

спокойствие и превосходство.

* * *

Вражда развивает мой опыт,

а лесть меня сил бы лишила,

хотя с точки зрения жопы

приятнее мыло, чем шило.

* * *

Жестоки с нами дети, но заметим,

что далее на свет родятся внуки,

а внуки — это кара нашим детям

за нами перенесенные муки.

* * *

Ученье свет, а неучение —

потемки, косность и рутина;

из этой мысли исключение —

образование кретина.

* * *

Мы живем то в беде, то в засранстве,

мы туманим надеждами взор,

роль Мессии витает в пространстве,

но актеры — то срам, то позор.

* * *

Есть запахи у каждого лица,

и пахнуть по-иному нет возможности:

свой запах у плута, у подлеца,

у глупости, у страха, у надежности.

* * *

У времени всегда есть обстоятельства

и связная логическая нить,

чтоб можно было низкое предательство

высокими словами объяснить.

* * *

Нету вкрадчивей, нету сочней,

согревающей, словно вино,

нет кислотней и нет щелочней,

агрессивней среды, чем гавно.

* * *

Владея к наслаждению ключом,

я славы и успеха не искал:

в погоне за прожекторным лучом

меняется улыбка на оскал.

* * *

Есть на свете странные мужчины:

вовсе не сочатся злом и ядом,

только духом дикой мертвечины

веет ниоткуда с ними рядом.

* * *

Я, дружа по жизни с разным сбродом,

знал от паханов до низкой челяди:

самым омерзительным народом

были образованные нелюди.

* * *

Очень зябко — про нечто, что вечно,

вдруг подумать в сомнении честном:

глас народа — глас Божий, конечно,

только пахнет общественным местом.

* * *

Наша разность — не в мечтаниях бесплотных,

не в культуре и не в туфлях на ногах;

человека отличает от животных

постоянная забота о деньгах.

* * *

От выпивки в нас тает дух сиротства,

на время растворяясь в наслаждении,

вино в мужчине будит благородство

и память о мужском происхождении.

* * *

Какие цепи мы ни сбросим,

нам только делается хуже,

свою тюрьму внутри мы носим,

и клетка вовсе не снаружи.

* * *

Друг мой бедный, дитя современности,

суеты и расчета клубок,

знает цену, не чувствуя ценности,

отчего одинок и убог.

* * *

Все книги об истории — поток,

печальным утешением текущий,

что век наш не беспочвенно жесток,

а просто развивает предыдущий.

* * *

Всегда в разговорах и спорах

по самым случайным вопросам

есть люди, мышленье которых

запор сочетает с поносом.

* * *

Свободу я ношу в себе,

а внешне — тих я и неловок

в демократической борьбе

несчетных банд и группировок.

* * *

Хотя повсюду царствует жлобство,

есть личная заветная округа,

есть будничного быта волшебство

и счастье от познания друг друга.

* * *

Мы сразу простимся с заботами

и станем тонуть в наслаждении,

когда мудрецы с идиотами

сойдутся в едином суждении.

* * *

У нас весьма различны свойства,

но есть одно у всех подряд:

Господь нам дал самодовольство,

чтоб мы не тратились на яд.

* * *

Всегда стремились люди страстно

куда попало вон из темени

в пустой надежде, что пространство

освобождает нас от времени.

* * *

Умеренность, лекарства и диета,

замашка опасаться и дрожать —

способны человека сжить со света

и заживо в покойниках держать.

* * *

Так Земля безнадежно кругла

получилась под Божьей рукой,

что на свете не сыщешь угла,

чтоб найти там душевный покой.

* * *

Толпа людей — живое существо:

и разум есть, и дух, и ток по нервам,

и даже очень видно вещество,

которое всегда всплывает первым.

* * *

Бал жизни всюду правит стая,

где каждый занят личной гонкой,

расчет и блядство сочетая

в душе возвышенной и тонкой.

* * *

Незримая душевная ущербность

рождает неосознанную прыть,

питая ненасытную потребность

себя заметным козырем покрыть.

* * *

Когда к публичной славе тянет личность,

то всей своей судьбой по совокупности

персона эта платит за публичность

публичной репутацией доступности.

* * *

Ты был и есть в моей судьбе,

хоть был общенья срок недолог;

я написал бы о тебе,

но жалко — я не гельминтолог.

* * *

Не только воевали и злословили

в течение столетия активного,

еще всего мы много наготовили

и для самоубийства коллективного.

* * *

Я очень пожилой уже свидетель

того, что наши пафос и патетика

про нравственность, мораль и добродетель —

пустая, но полезная косметика.

* * *

Хотя, стремясь достигнуть и познать,

мы глупости творили временами,

всегда в нас было мужество признать

ошибки, совершенные не нами.

* * *

Дети, вырастающие возле

каждого седого поколения,

думая об истине и пользе,

травят нас без тени сожаления.

* * *

Являясь то открыто, то украдкой,

но в каждом — и святом, и подлеце —

сливаются на время жизни краткой

творец, вампир и вор в одном лице.

* * *

Всегда вокруг родившейся идеи,

сулящей или прибыль, или власть,

немедленно клубятся прохиндеи,

стараясь потеснее к ней припасть.

* * *

Судить людей я не мастак,

поняв давным-давно:

Бог создал человека так,

что в людях есть гавно.

* * *

Враги мои, бедняги, нету дня,

чтоб я вас не задел, мелькая мимо;

не мучайтесь, увидевши меня:

я жив еще, но это поправимо.

* * *

Должна воздать почет и славу нам

толпа торгующих невежд:

между пеленками и саваном

мы снашиваем тьму одежд.

* * *

Мир нельзя изменить, нет резона проклясть,

можно только принять и одобрить,

утолить бытия воспаленную страсть

и собой эту землю удобрить.

* * *

Когда без сожалений и усилий

душа моя порхнет за небосклон —

— Чего не шел? — спрошу я у Мессии.

— Боялся там остаться, — скажет он.

В органах слабость, за коликой спазм,старость не радость, маразм не оргазм

Забавы, утехи, рулады,

азарты, застолья, подруги.

Заборы, канавы, преграды,

крушенья, угар и недуги.

* * *

Начал я от жизни уставать,

верить гороскопам и пророчествам,

понял я впервые, что кровать

может быть прекрасна одиночеством.

* * *

Все курбеты, сальто, антраша,

все, что с языка рекой текло,

все, что знала в юности душа, —

старости насущное тепло.

* * *

Глаза моих воспоминаний

полны невыплаканных слез,

но суть несбывшихся мечтаний

размыло время и склероз.

* * *

Обновы превращаются в обноски,

в руинах завершаются попытки,

куражатся успехом недоноски,

а душу греют мысли и напитки.

* * *

Утрачивает разум убеждения,

теряет силу плоть, и дух линяет;

желудок — это орган наслаждения,

который нам последним изменяет.

* * *

Бог лично цедит жар и холод

на дней моих пустой остаток,

чтоб не грозил ни лютый голод,

ни расслабляющий достаток.

* * *

Не из-за склонности ко злу,

а от игры живого чувства

любого возраста козлу

любезна сочная капуста.

* * *

Красит лампа желтой бледностью

лиц задумчивую вялость,

скучно пахнет честной бедностью

наша ранняя усталость.

* * *

Белый цвет летит с ромашки,

вянет ум и обоняние,

лишь у маленькой рюмашки

не тускнеет обаяние.

* * *

Увы, красавица, как жалко,

что не по мне твой сладкий пряник,

ты персик, пальма и фиалка,

а я давно уж не ботаник.

* * *

Смотрю на нашу старость с одобрением,

мы заняты любовью и питьем;

судьба нас так полила удобрением,

что мы еще и пахнем, и цветем.

* * *

Глаза сдаются возрасту без боя,

меняют восприятие зрачки,

и розовое все, и голубое

нам видится сквозь черные очки.

* * *

Из этой дивной жизни вон и прочь,

копытами стуча из лета в осень,

две лошади безумных — день и ночь

меня безостановочно уносят.

* * *

Еще наш вид ласкает глаз,

но силы так уже ослабли,

что наши профиль и анфас —

эфес, оставшийся от сабли.

* * *

Забавный органчик ютится в груди,

играя меж разного прочего

то светлые вальсы, что все впереди,

то танго, что все уже кончено.

* * *

Есть в осени дыханье естества,

пристойное сезону расставания,

спадает повседневности листва,

и проступает ствол существования.

* * *

Того, что будет с нами впредь,

уже сейчас легко достигнуть:

с утра мне чтобы умереть —

вполне достаточно подпрыгнуть.

* * *

Мне близко уныние старческих лиц,

поскольку при силах убогих

уже мы печальных и грустных девиц

утешить сумеем немногих.

* * *

Временем без жалости соря,

вертимся в метаниях пустых,

словно на дворе еще заря,

а не тени сумерек густых.

* * *

У старости моей просты приметы:

ушла лихая чушь из головы,

а самые любимые поэты

уже мертвы.

* * *

Стало сердце покалывать скверно,

стал ходить, будто ноги по пуду;

больше пить я не буду, наверно,

хоть и меньше, конечно, не буду.

* * *

К ночи слышней зловещее

цоканье лет упорное,

самая мысль о женщине

действует как снотворное.

* * *

В душе моей не тускло и не пусто,

и даму если вижу в неглиже,

я чувствую в себе живое чувство,

но это чувство юмора уже.

* * *

К любви я охладел не из-за лени,

и, к даме попадая ночью в дом,

упасть еще готов я на колени,

но встать уже с колен могу с трудом.

* * *

Зря девки не глядят на стариков

и лаской не желают ублажать:

мальчишка переспит — и был таков,

а старенький — не в силах убежать.

* * *

Когда любви нахлынет смута

на стариковское спокойствие,

Бог только рад: мы хоть кому-то

еще доставим удовольствие.

* * *

Мой век, журча сквозь дни и ночи,

впитал жару, мороз, дожди;

уже он спереди короче,

зато длиннее позади.

* * *

И вышли постепенно, слава Богу,

потратив много нервов и труда,

на ровную и гладкую дорогу,

ведущую к обрыву в никуда.

* * *

Время льется даже в тесные

этажи души подвальные,

сны мне стали сниться пресные

и уныло односпальные.

* * *

В наслаждениях друг другом

нам один остался грех:

мы садимся тесным кругом

и заводим свальный брех.

* * *

Вдруг то, что забытым казалось,

приходит ко мне среди ночи,

но жизни так мало осталось,

что все уже важно не очень.

* * *

Я равнодушен к зовам улицы,

я охладел под ливнем лет,

и мне смешно, что пес волнуется,

когда находит сучий след.

* * *

Время шло, и состарился я,

и теперь мне отменно понятно:

есть у старости прелесть своя,

но она только старости внятна.

* * *

С увлечением жизни моей детектив

я читаю, почти до конца проглотив;

тут сюжет уникального кроя:

сам читатель — убийца героя.

* * *

Друзья уже уходят в мир иной,

сполна отгостевав на свете этом;

во мне они и мертвые со мной,

и пользуюсь я часто их советом.

* * *

Два пути у души, как известно:

яма в ад или в рай воспарение,

ибо есть только два этих места,

а чистилище — наше старение.

* * *

Ушел кураж, сорвался голос,

иссяк фантазии родник,

и, словно вялый гладиолус,

тюльпан души моей поник.

* * *

Не придумаешь даже нарочно

сны и мысли души обветшалой;

от бессилия старость порочна

много более юности шалой.

* * *

Усталость сердца и ума —

покой души под Божьим взглядом;

к уставшим истина сама

приходит и садится рядом.

* * *

Отныне пью лишь молоко.

Прости, Господь, за опоздание,

но только старости легко

дается самообуздание.

* * *

Томлением о скудости финансов

не мучаюсь я, голову клоня;

еще в моей судьбе немало шансов,

но все до одного против меня.

* * *

Кипя, спеша и споря,

состарились друзья,

и пьем теперь мы с горя,

что пить уже нельзя.

* * *

Я знаю эту пьесу наизусть,

вся музыка до ноты мне известна:

печаль, опустошенность, боль и грусть

играют нечто мерзкое совместно.

* * *

Болтая и трепясь, мы не фальшивы,

мы просто оскудению перечим;

чем более мы лысы и плешивы,

тем более кудрявы наши речи.

* * *

Подруг моих поблекшие черты

бестактным не задену я вниманием,

я только на увядшие цветы

смотрю теперь с печальным пониманием.

* * *

То ли поумнел седой еврей:

мира не исправишь все равно,

то ли стал от возраста добрей,

то ли жалко гнева на гавно.

* * *

Уже не люблю я витать в облаках,

усевшись на тихой скамье,

нужнее мне ножка цыпленка в руках,

чем сон о копченой свинье.

* * *

Тихо выдохлась пылкость источника

вожделений, восторгов и грез,

восклицательный знак позвоночника

изогнулся в унылый вопрос.

* * *

Весь день суетой загубя,

плетусь я к усталому ужину,

и вечером в куче себя

уже не ищу я жемчужину.

* * *

Сейчас, когда смотрю уже с горы,

мне кажется подъем намного краше:

опасности азарт и риск игры

расцвечивали смыслом жизни наши.

* * *

Читал, как будто шел пешком,

и в горле ком набух;

уже душа моя с брюшком,

уже с одышкой дух.

* * *

Стареть совсем не больно и не сложно,

не мучат и не гнут меня года,

и только примириться невозможно,

что прежним я не буду никогда.

* * *

Какая-то нечестная игра

играется закатом и восходом:

в пространство между завтра и вчера

бесследно утекает год за годом.

* * *

Нет сил и мыслей, лень и вялость,

а мир темнее и тесней,

и старит нас не столько старость,

как наши страхи перед ней.

* * *

Знаю старцев, на жизненном склоне

коротающих тихие дни

в том невидимом облаке вони,

что когда-то издали они.

* * *

Кто уходит, роль не доиграв,

словно из лампады вылив масло,

знает лучше всех, насколько прав,

ибо Божья искра в нем погасла.

* * *

Былое сплыло в бесконечность,

а все, что завтра, — темный лес;

лишь день сегодняшний и вечность

мой возбуждают интерес.

* * *

Шепнуло мне прелестное создание,

что я еще и строен, и удал,

но с нею на любовное свидание

на ровно четверть века опоздал.

* * *

Ушедшего былого тяжкий след

является впоследствии некстати,

за легкость и беспечность юных лет

мы платим с переплатой на закате.

* * *

Другим теперь со сцены соловьи

поют в их артистической красе,

а я лишь выступления свои

хожу теперь смотреть, и то не все.

* * *

Уже мы стали старыми людьми,

но столь же суетливо беспокойны,

вступая с непокорными детьми

в заведомо проигранные войны.

* * *

Течет сквозь нас река времен,

кипя вокруг, как суп;

был молод я и неумен,

теперь я стар и глуп.

* * *

Поскольку в землю скоро лечь нам

и отойти в миры иные,

то думать надо ли о вечном,

пока забавы есть земные?

* * *

То плоть загуляла, а духу невесело,

то дух воспаряет, а плоть позабыта,

и нету гармонии, нет равновесия —

то чешутся крылья, то ноют копыта.

* * *

Погоревать про дни былые

и жизнь, истекшую напрасно,

приходят дамы пожилые

и мне внимают сладострастно.

* * *

Нет вовсе смысла втихомолку

грустить, что с возрастом потух,

но несравненно меньше толку

на это жаловаться вслух.

* * *

В тиши на руки голову клоня,

порою вдруг подумать я люблю,

что время вытекает из меня

и резво приближается к нулю.

* * *

Полон жизни мой жизненный вечер,

я живу, ни о чем не скорбя;

здравствуй, старость, я рад нашей встрече,

я ведь мог и не встретить тебя.

* * *

Пришел я с возрастом к тому,

что меньше пью, чем ем,

а пью так мало потому,

что бросил пить совсем.

* * *

С годами нрав мой изменился,

я разлюбил пустой трезвон,

я всем учтиво поклонился

и отовсюду вышел вон.

* * *

Былое вдруг рыжею девкой

мне в сердце вошло, как колючка,

а разум шепнул мне с издевкой,

что это той женщины — внучка.

* * *

Небо с годами заметнее в луже,

время быстрее скользит по часам,

с возрастом юмор становится глубже,

ибо смешнее становишься сам.

* * *

Живу я очень тихо, но, однако,

слежу игру других, не мельтеша;

готова еще все поставить на кон

моя седобородая душа.

* * *

Чтоб нам, как мальчишкам, валять дурака,

еще не придумано средство;

уже не телятина мясо быка,

по старости впавшего в детство.

* * *

Дружил я в молодости ранней

со всякой швалью и рваниной,

шампур моих воспоминаний

весьма-весьма богат свининой.

* * *

Нам пылать уже вряд ли пристало;

тихо-тихо нам шепчет бутылка,

что любить не спеша и устало —

даже лучше, чем бурно и пылко.

* * *

Не стареет моя подруга,

хоть сейчас на экран кино,

дует западный ветер с юга

в наше северное окно.

* * *

На склоне лет на белом свете

весьма уютно куковать,

на вас поплевывают дети,

а всем и вовсе наплевать.

* * *

Был я молод, ходили с гитарой,

каждой девке в ту пору был рад,

а теперь я такой уже старый,

что я снова люблю всех подряд.

* * *

Зимой глаза мои грустны

и взорам дам не шлют ответа,

я жду для этого весны,

хотя не верю даже в лето.

* * *

Еще не помышляя об уходе,

сохранному здоровью вопреки,

готовясь к растворению в природе,

погоду ощущают старики.

* * *

Здесь и там умирают ровесники,

тают в воздухе жесты и лица,

и звонят телефоны, как вестники,

побоявшиеся явиться.

* * *

Люблю и надеюсь, покуда живой,

и ярость меняю на нежность,

и дышит на душу незримый конвой —

безвыходность и неизбежность.

* * *

Умрет сегодня-завтра близкий друг;

естественна, как жизнь, моя беда,

но дико осознание, что вдруг

нас нечто разлучает навсегда.

* * *

Не отводи глаза, старея,

нельзя незрячим быть к тому,

что смерть — отнюдь не лотерея,

а просто очередь во тьму.

* * *

Такие бывают закаты на свете,

такие бывают весной вечера,

что жалко мне всех, разминувшихся с этим

и умерших ночью вчера.

* * *

Каков понесенный урон

и как темней вокруг,

мы только после похорон

понять умеем вдруг.

* * *

Только что вчера ты девку тискал,

водку сочно пил под огурец,

а уже ты вычеркнут из списка,

и уже отправился гонец.

* * *

Подвергнув посмертной оценке

судьбу свою, душу и труд,

я стану портретом на стенке,

и мухи мой облик засрут.

* * *

Прочтите надо мной мой некролог

в тот день, когда из жизни уплыву;

возвышенный его услыша слог,

я, может быть, от смеха оживу.

* * *

Лечит и хандру, и тошноту

странное, но действенное средство:

снова дарит жизни полноту

смерти недалекое соседство.

* * *

В загадках наших душ и мироздания

особенно таинственно всегда,

что в нас острей тоска от увядания,

чем страх перед уходом в никуда.

* * *

Поскольку наш век возмутительно краток,

я праздную каждый свой день как удачу;

и смерти достанется жалкий остаток

здоровья, которое сам я растрачу.

* * *

В узком ящике ляжем под крышкой,

чуть собака повоет вослед,

кот утешится кошкой и мышкой,

а вдову пожалеет сосед.

* * *

Еще задолго до могилы

спокойно следует понять,

что нам понадобятся силы,

чтобы достойно смерть принять.

* * *

Мне жаль, что в оперетте панихидной,

в ее всегда торжественном начале

не в силах буду репликой ехидной

развеять обаяние печали.

Усовершенствуя плоды любимых дум,косится набекрень печальный ум

Люди воздух мыслями коптят

многие столетья год за годом,

я живу в пространстве из цитат

и дышу цитатным кислородом.

* * *

Высокие мысли и низкие

вливают в меня свои соки,

но мысли, душевно мне близкие,

обычно весьма невысоки.

* * *

Поэзия краткая больше близка мне —

чтоб мысли неслись напролет,

как будто стихи высекаешь на камне

и очень рука устает.

* * *

Листаю стихи, обоняя со скуки

их дух — не крылатый, но птичий;

есть право души издавать свои звуки,

но есть и границы приличий.

* * *

Во мне приятель веру сеял

и лил надежды обольщение,

и столько бодрости навеял,

что я проветрил помещение.

* * *

Когда нас учит жизни кто-то,

я весь немею;

житейский опыт идиота

я сам имею.

* * *

Из ничего вкушая сладость,

блажен мечтательный поэт,

переживать умея радость

от неслучившихся побед.

* * *

Вовсе не отъявленная бестия

я умом и духом, но однако —

видя столп любого благочестия,

ногу задираю, как собака.

* * *

Пускаюсь я в пространство текста,

плетя строки живую нить, —

как раб, кидающийся в бегство,

чтобы судьбу переменить.

* * *

А вера в Господа моя —

сестра всем верам:

пою Творцу молитвы я

пером и хером.

* * *

Весь век понукает невидимый враг нас

бумагу марать со слепым увлечением;

поэт — не профессия, это диагноз

печальной болезни с тяжелым течением.

* * *

Слегка криминально мое бытие,

но незачем дверь запирать на засов,

умею украсть я лишь то, что мое:

я ветер ворую с чужих парусов.

* * *

Кому расскажешь о густом

и неотвязном страхе мглистом

перед натянутым холстом

и над листом бумаги чистым?

* * *

Живопись наружно так проста,

что уму нельзя не обмануться,

но к интимной пластике холста

можно только чувством прикоснуться.

* * *

Вчера я с горечью подумал,

что зря слова на лист сажаю:

в текущей жизни столько шума,

что зря его я умножаю.

* * *

Чтобы слушать любого поэта,

мне хватает и сил, и терпения,

и меня уважают за это

виртуозы фальшивого пения.

* * *

Твоих убогих слов ненужность

и так мне кажется бесспорной,

но в них видна еще натужность,

скорей уместная в уборной.

* * *

Ночью проснешься и думаешь грустно:

люди коварны, безжалостны, злы,

всюду кипит ремесло и искусство,

душат долги и не мыты полы.

* * *

Чтоб сочен и весел был каждый обед,

бутылки поставь полукругом,

а чинность, и чопорность, и этикет

пускай подотрутся друг другом.

* * *

Лишь то, что Богу по плечу,

весь век прошу я на бегу:

чтобы я мог, чего хочу

и чтоб хотел я, что могу.

* * *

Портили глаза и гнули спины,

только все не впрок и бесполезно,

моего невежества глубины —

энциклопедическая бездна.

* * *

Как жить, утратя смысл и суть?

Душа не скажет, замолчала.

Глотни вина, в толпе побудь,

вернись и все начни сначала.

* * *

По каменному тексту городов

скользя, как по листаемым страницам,

я чувствую везде, что не готов

теперь уже нигде остановиться.

* * *

Скорее все же для потомка,

а не для нас

пишу усердно я о том, как

пылал и гас.

* * *

Душа не потому ли так тоскует,

что смутно ощущает мир иной,

который где-то рядом существует,

окрашивая смыслом быт земной?

* * *

А на небе не тесно — поверьте —

от почтенных, приличных и лысых,

потому что живут после смерти

только те, кто при жизни не высох.

* * *

Нас как бы судьба ни коверкала,

кидая порой наповал,

а мне собеседник из зеркала

всегда с одобреньем кивал.

* * *

Не Божьей искры бытие,

не дух я славлю в восхищении,

а воспеваю жизнь в ее

материальном воплощении.

* * *

За то греху чревоугодия

совсем не враг я, а напротив,

что в нем есть чудная пародия

на все другие страсти плоти.

* * *

Я люблю, когда грустный некто

под обильное возлияние

источает нам интеллекта

тухловатое обаяние.

* * *

Мне жалко всех, кого в азарте

топтал я смехом на заре, —

увы, но кротость наша в марте

куда слабей, чем в октябре.

* * *

Всегда живя в угрюмом недоверии,

испытывая страха нервный зуд,

микроб не на бациллы и бактерии,

микроб на микроскоп имеет зуб.

* * *

Грешил я с наслаждением и много,

и странная меня постигла мука:

томит меня не совесть и не скука,

а темная душевная изжога.

* * *

Я много съел восточных блюд,

и вид пустыни мне привычен,

я стал задумчив, как верблюд,

и, как осел, меланхоличен.

* * *

Восхищенные собственным чтением,

два поэта схлестнули рога,

я смотрю на турнир их с почтением,

я люблю тараканьи бега.

* * *

Стихов его таинственная пошлость

мне кажется забавной чрезвычайно,

звуча, как полнозвучная оплошность,

допущенная в обществе случайно.

* * *

Устав от накала дневного горения,

к подушке едва прикоснувшись,

я сплю, как Творец после акта творения,

и так же расстроен, проснувшись.

* * *

Жалеть ли талант, если он

живет как бы в мире двойном

и в чем-то безмерно умен

и полный мудак в остальном?

* * *

Гетера, шлюха, одалиска —

таят со мной родство ментальное,

искусству свойственно и близко

их ремесло горизонтальное.

* * *

Снимать устав с роскошных дев

шелка, атласы и муары,

мы, во фланель зады одев,

изводим страсть на мемуары.

* * *

Мне забавна в духе нашем пошлом

страсть к воспоминаниям любым;

делается все, что стало прошлым,

розовым и светло-голубым.

* * *

Настолько он изношен и натружен,

что вышло ему время отдохнуть,

уже венок из лавров им заслужен —

хотя и не на голову отнюдь.

* * *

Жизнь моя на севере текла,

я в жару от холода бежал;

время, расширяясь от тепла,

очень удлиняет жизнь южан.

* * *

В момент обычно вовсе не торжественный

вдруг чувствуешь с восторгом идиота

законченность гармонии Божественной,

в которой ты — естественная нота.

* * *

У нас, коллега, разные забавы,

мы разными огнями зажжены:

тебе нужна утеха шумной славы,

а мне — лишь уважение жены.

* * *

Я не измыслил весть благую

и план, как жить, не сочинил,

я что придумал — тем торгую,

и свет сочится из чернил.

* * *

Читатель нам — как воздух и вода,

читатель в нас поддерживает дух;

таланту без поклонников — беда,

беда, что у людей есть вкус и слух.

* * *

Гул мироздания затих,

и, слово к ритму клея тонко,

я вновь высиживаю стих,

как утка — гадкого утенка.

* * *

Если жизни время сложное

проживаешь с безмятежностью,

то любое невозможное

наступает с неизбежностью.

* * *

Залей шуршанье лет журчаньем алкоголя,

поскольку, как давно сказал поэт,

на свете счастья нет, но есть покой и воля,

которых, к сожаленью, тоже нет.

* * *

Полностью душа моя чиста,

чужды ей волненье и метание.

кто привел на новые места,

тот и ниспошлет мне пропитание.

* * *

Люблю часы пустых томлений,

легко лепя в истоме шалой

плоды расслабленности, лени

и любознательности вялой.

* * *

В похмельные утра жестокие

из мути душевной являлись

мне мысли настолько глубокие,

что тут же из виду терялись.

* * *

Питали лучшие умы

мою читательскую страсть,

их мысли глупо брать взаймы,

а предпочтительнее — красть.

* * *

В искусстве, сотворяемом серьезно

и честно от начала до конца, —

что крупно, то всегда религиозно

и дышит соучастием Творца.

* * *

Под сенью тихоструйных облаков

на поле благозвучных услаждений

я вырастил породу сорняков,

отравных для культурных насаждений.

* * *

Я в шуме времени кипящем

купался тайном и публичном,

но жил с азартом настоящим

я только в шелесте страничном.

* * *

Он вялую гонит — волну за волной —

унылую мелкую муть:

Господь одарил его певчей струной,

забыв эту нить натянуть.

* * *

Ругал эпоху и жену,

искал борьбы, хотел покоя,

понять умом одну страну

грозился ночью с перепоя.

* * *

Почувствовав тоску в родном пространстве,

я силюсь отыскать исток тоски:

не то повеял запах дальних странствий,

не то уже пора сменить носки.

* * *

Когда успех и слава

обнять готовы нас,

то плоть уже трухлява,

а пыл уже погас.

* * *

Он талант, это всем несомненно,

пишет сам и других переводит,

в голове у него столько сена,

что Пегас от него не отходит.

* * *

То злимся мы, то мыслим тонко,

но вплоть до смертного конца

хлопочем высидеть цыпленка

из выеденного яйца.

* * *

Во все, что я пишу, для аромата

зову простую шутку-однодневку,

а яркая расхожая цитата —

похожа на затрепанную девку.

* * *

Беспечный чиж с утра поет,

а сельдь рыдает — всюду сети;

мне хорошо, я идиот,

а умным тяжко жить на свете.

* * *

Весь мир наших мыслей и знаний —

сеть улиц в узлах площадей,

где бродят меж тенями зданий

болтливые тени людей.

* * *

Я б жил, вообще ни о чем не жалея,

но жаль — от житейской возни худосочной

в душе стало меньше душевного клея,

и близость с людьми стала очень непрочной.

* * *

Пока нас фортуна хранит,

напрасны пустые гадания,

и внешне похож на зенит

расцвет моего увядания.

* * *

Во мне, живущем наобум,

вульгарных мыслей соки бродят,

а в ком кипит высокий ум —

они с него и легче сходят.

* * *

Люблю с подругой в час вечерний

за рюмкой душу утолить:

печаль — отменный виночерпий

и знает, сколько нам налить.

* * *

Дожив до перелома двух эпох,

на мыслях мельтешных себя ловлю,

порывы к суете ловлю, как блох,

и сразу с омерзением давлю.

* * *

Читаю оду и сонет,

но чую дух души бульдожьей;

не Божьей милостью поэт,

а скудной милостыней Божьей.

* * *

Я вчера полистал мой дневник,

и от ужаса стало мне жарко:

там какой-то мой тухлый двойник

пишет пошлости нагло и жалко.

* * *

Доколе дух живой вершит пиры,

кипит игра ума и дарования,

поэзия, в которой нет игры, —

объедки и огрызки пирования.

* * *

Глупо думать про лень негативно

и надменно о ней отзываться:

лень умеет мечтать так активно,

что мечты начинают сбываться.

* * *

Пот познавательных потуг

мне жизнь не облегчил,

я недоучка всех наук,

которые учил.

* * *

Увы, в отличие от птиц,

не знаю, сидя за столом,

что вылупится из яиц,

насиженных моим теплом.

* * *

Даже вкалывай дни и ночи,

не дождусь я к себе почтения,

ибо я подвизаюсь в очень

трудном жанре легкого чтения.

* * *

Держу стакан, точу перо,

по веку дует ветер хлесткий;

ни зло не выбрав, ни добро,

живу на ихнем перекрестке.

* * *

И я хлебнул из чаши славы,

прильнув губами жадно к ней;

не знаю слаще я отравы,

и нет наркотика сильней.

* * *

Глупо гнаться, мой пишущий друг,

за читательской влагой в глазу —

все равно нарезаемый лук

лучше нас исторгает слезу.

* * *

Он воплотил свой дар сполна,

со вдохновеньем и технично

вздувая волны из гавна,

изготовляемого лично.

* * *

Душевный чувствуя порыв,

я чересчур не увлекаюсь:

к высотам духа воспарив,

я с них обедать опускаюсь.

* * *

Что столь же я наивен — не жалею,

лишаться обольщений нам негоже:

иллюзии, которые лелею, —

они ведь и меня лелеют тоже.

* * *

Нет, я на лаврах не почил,

верша свой труд земной:

ни дня без строчки — как учил

меня один портной.

* * *

Жили гнусно, мелко и блудливо,

лгали и в стихе, и в жалкой прозе;

а в раю их ждали терпеливо —

райский сад нуждается в навозе.

* * *

Печалью, что смертельна жизни драма,

окрашена любая песня наша,

но теплится в любой из них упрямо

надежда, что минует эта чаша.

* * *

На собственном огне горишь дотла,

но делается путь горяч и светел,

а слава — это пепел и зола,

которые потом развеет ветер.

* * *

Меня любой прохожий чтобы помнил,

а правнук справедливо мной гордился,

мой бюст уже лежит в каменоломне,

а скульптор обманул и не родился.

* * *

Очень важно, приблизившись вплоть

к той черте, где уносит течение,

твердо знать, что исчерпана плоть,

а душе предстоит приключение.

* * *

Люблю стариков — их нельзя не любить,

мне их отрешенность понятна:

душа, собираясь навеки отбыть,

поет о минувшем невнятно.

* * *

К пустым о смысле жизни бредням

влекусь, как бабочка к огню,

кружусь вокруг и им последним

на смертной грани изменю.

* * *

Чтобы будущих лет поколения

не жалели нас, вяло галдя,

все мосты над рекою забвения

я разрушил бы, в ночь уходя.

* * *

Вонзится в сердце мне игла,

и вмиг душа вспорхнет упруго;

спасибо счастью, что была

она во мне, — прощай, подруга.

1993 год

Третий иерусалимский дневник