«И так всё время».
– Понимаю, – пробормотал Гарри в стекло, хотя и не был уверен, что змея его слышит. – Небось достало?
Змея энергично кивнула.
– А ты вообще откуда? – полюбопытствовал Гарри.
Змея постучала хвостом по табличке у стекла. Гарри прочитал: «Боа-констриктор, Бразилия».
– Хорошо там, в Бразилии?
Боа-констриктор снова постучал по табличке, и Гарри прочел дальше: «Этот экземпляр выведен в зоопарке».
– Вот как? Значит, ты не был в Бразилии?
Констриктор потряс головой, и тут за спиной Гарри раздался оглушительный вопль, так что и он, и змея вздрогнули:
– ДАДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЕЙ! ИДИТЕ СЮДА! ПОСМОТРИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ!
Дадли подбежал вразвалку.
– Прочь с дороги! – крикнул он, ткнув Гарри под рёбра. От неожиданности Гарри упал на бетонный пол. Дальше всё произошло до того быстро, что никто не успел ничего понять: только что Пирс с Дадли стояли, уткнувшись носами в стекло, а через секунду уже отскочили, взвыв от ужаса.
Гарри сел и ахнул: стеклянная витрина, ограждавшая вольер с боа-констриктором, исчезла. Огромная змея, стремительно развёртывая кольца, ползла наружу. По всему террариуму люди с громкими воплями неслись к выходам.
Змея быстро и бесшумно скользнула мимо Гарри, и тот услышал – готов был поклясться, что услышал, – её тихий, свистящий шёпот: «Бразилия, жди меня… С-с-спас-сибо, амиго».
Смотритель террариума был в шоке.
– Стекло, – повторял он как попугай. – Куда делось стекло?
Директор зоопарка, ни на секунду не переставая извиняться, собственноручно заварил тёте Петунии крепкого сладкого чая. Дадли и Пирс беспомощно что-то бормотали. Насколько видел Гарри, боа-констриктор, проползая мимо, всего-навсего слегка прихватил их за пятки, но, когда все расселись в машине, Дадли уже рассказывал, что питон едва не откусил ему ногу, а Пирс клялся, что его чуть не задушили. Но самое мерзкое – по крайней мере для Гарри – началось, когда Пирс, слегка успокоившись, заявил:
– А Гарри с ним разговаривал! Скажешь, нет, Гарри?
Дядя Вернон дождался, пока Пирса заберут, и взялся за Гарри. От злости он едва мог говорить. Выдавил только:
– Вон – в чулан – сиди – без еды, – и рухнул в кресло. Тётя Петуния побежала за бренди.
Позже Гарри лежал в чулане и мечтал о часах. Он не знал, сколько времени и все ли уже заснули. А до того не смел вылезти и пробраться на кухню хоть что-нибудь съесть.
Он жил у Дурслеев почти десять лет, десять несчастливых лет, с младенчества, с того дня, когда его родители погибли в автокатастрофе. Он не помнил себя в той машине. Иногда, подолгу сидя в чулане и сильно напрягая память, он словно бы видел ослепительную зелёную вспышку и ощущал жгучую боль во лбу. Видимо, это и было воспоминание об аварии, хотя непонятно, откуда взялась вспышка. Родителей он не помнил совсем. Дядя и тётя о них не говорили; спрашивать, разумеется, запрещалось. Их фотографий в доме не держали.
Малышом Гарри всё мечтал о неведомом родственнике: вот он приедет и заберёт его. Но такого не случалось. Кроме дяди и тёти, у него никого не было. И всё же иногда ему казалось (или он это придумывал?), что посторонние люди на улице его узнают. Очень, кстати, странные посторонние. Однажды они ходили по магазинам с тётей Петунией и Дадли, и какой-то крошечный человечек в фиолетовом цилиндре поклонился Гарри. После яростных расспросов, откуда Гарри знает этого типа, тётя волоком вытащила детей на улицу, так ничего и не купив. В другой раз, в автобусе, ему весело помахала рукой дикого вида старуха, вся в зелёном. А на днях некто лысый в длиннющем пурпурном плаще молча пожал ему руку и тут же ушёл. Самым же странным было то, что все они исчезали при малейшей попытке их рассмотреть.
В школе у Гарри друзей не было. Все знали, что Дадли с приятелями терпеть не могут дурака Поттера с его мешковатой одеждой и разбитыми очками, а идти против Дадли и его компании никто не хотел.
Глава третьяПисьма невесть откуда
Побег бразильского боа-констриктора обошёлся Гарри дорогой ценой. К тому времени, когда его выпустили из чулана, уже начались летние каникулы и Дадли успел сломать новую видеокамеру, разбить радиоуправляемый самолёт и при первом же выезде на гоночном велосипеде сбить с ног старую миссис Фигг, тащившуюся по Бирючинной улице на костылях.
Гарри радовался, что уроки кончились, но от Дадли и его приятелей, ежедневно являвшихся в гости, деться было некуда. Пирс, Деннис, Малькольм и Гордон, как на подбор – тупые здоровяки, охотно признавали своим вожаком Дадли, самого среди них здорового и тупого, и с радостью составляли ему компанию в любимом занятии «гоняем Гарри».
Гарри старался почаще уходить из дома, бродил по окрестностям и думал о новом учебном годе. Там, казалось ему, брезжил слабый лучик надежды. В сентябре ему предстояло идти в среднюю школу – впервые в жизни без Дадли. Того зачислили в частную школу «Смылтингс», где некогда учился и дядя Вернон. Туда же записали и Пирса Полкисса. Гарри же определили в «Бетонные стены», районную общеобразовательную школу. Дадли это страшно веселило.
– В «Бетонных стенах» в первый день всех макают головой в унитаз, – сообщил он Гарри. – Хочешь пойдем наверх, потренируемся?
– Нет, спасибо, – ответил Гарри. – Чего-чего, а твоей башки нашему бедному унитазу не переварить: его стошнит! – И убежал, пока до Дадли не дошёл смысл сказанного.
Однажды в июле тётя Петуния с Дадли отправились в Лондон покупать форму для «Смылтингса», а Гарри остался с миссис Фигг, которая оказалась не так ужасна, как раньше. Выяснилось, что ногу она сломала, споткнувшись об одну из своих питомиц, и это несколько охладило её любовь к кошкам. Миссис Фигг разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила ломтиком шоколадного торта – судя по вкусу, тот пролежал у неё не год и не два.
Тем же вечером в гостиной Дадли демонстрировал новую, с иголочки, форму. Мальчики в «Смылтингсе» носили бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы под названием «канотье». Кроме того, каждому полагалась шишковатая палка, чтобы лупить друг друга, пока не видят учителя. Это умение считалось крайне полезным для взрослой жизни.
Глядя на сына в новых бриджах, дядя Вернон охрипшим голосом произнес, что гордится им сейчас как никогда. Тетя Петуния разрыдалась и сквозь слёзы пролепетала:
– Просто не верится, что это – наш крошечка Дадли… Такой взрослый, такой красивый…
А Гарри ничего сказать не решился. Он с таким трудом сдерживал хохот, что у него, похоже, треснула пара рёбер.
Наутро, когда Гарри вышел к завтраку, в кухне стояла отвратительная вонь. Шла она из большого цинкового корыта, водружённого на раковину. Гарри заглянул внутрь. В серой воде плавали какие-то грязные половики.
– Что это? – спросил он тётю Петунию. Та поджала губы – как, впрочем, всегда, на любые его вопросы.
– Твоя новая школьная форма, – ответила она.
Гарри ещё раз посмотрел в корыто.
– Ой, – сказал он. – Я не знал, что она должна быть мокрая.
– Не идиотничай, – разозлилась тётя Петуния. – Я перекрашиваю для тебя старые вещи Дадли в серый цвет. Будет не хуже, чем у других.
Гарри сильно в этом сомневался, но почёл за благо не спорить, сел за стол и постарался не думать о своём первом дне в «Бетонных стенах» – все, пожалуй, решат, будто он напялил старую слоновью шкуру.
Вошли Дадли с дядей Верноном и от неприятного запаха брезгливо сморщили носы. Дядя Вернон, по обыкновению, развернул газету, а Дадли грохнул на стол смылтингсовую палку, которую теперь повсюду таскал с собой.
От входной двери донёсся шум: это почтальон сунул почту в прорезь, и на коврик упали конверты.
– Принеси почту, Дадли, – велел дядя Вернон из-за газеты.
– Пусть Гарри принесёт.
– Принеси почту, Гарри.
– Пусть Дадли принесёт.
– Ткни его палкой, Дадли.
От палки Гарри увернулся и пошёл за почтой. На коврике лежали три послания: открытка от Марджи, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, бурый конверт, очевидно, со счетами, и – письмо для Гарри.
Он взял письмо и уставился на него; сердце, как большая струна, дрожало в груди. Никто никогда за всю жизнь не писал ему никаких писем. Да и кому бы? У него ни друзей, ни родственников. Даже в библиотеку не записан, и на грубые требования вернуть просроченные книги рассчитывать не приходится. И всё же, вот оно, письмо с адресом. Ошибки быть не может:
Суррей
Литтл Уинджинг,
Бирючинная улица, дом № 4,
Чулан под лестницей,
Мистеру Г. Поттеру
Конверт толстый, тяжёлый, из желтоватого пергамента, адрес написан изумрудно-зелёными чернилами. Марки нет.
Перевернув конверт трясущимися руками, Гарри увидел на обратной стороне лиловую сургучную печать с гербом: лев, орёл, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».
– Чего застрял? – раздался голос дяди Вернона. – Проверяешь, нет ли бомб? – И он засмеялся собственной шутке.
Гарри вернулся на кухню, не сводя глаз с письма. Протянул дяде Вернону открытку и счета, а сам сел и начал медленно распечатывать жёлтый конверт.
Дядя Вернон рывком вскрыл счета, раздражённо фыркнул и переключился на открытку.
– Марджи заболела, – сообщил он тёте Петунии, - съела какую-то морскую тварь.
– Пап! – закричал вдруг Дадли. – Пап, смотри, что это у Гарри?
Гарри почти уже развернул послание, тоже написанное на плотном пергаменте, но дядя Вернон грубо выдернул письмо у него из рук.
– Это моё! – закричал Гарри, пытаясь вернуть письмо.
– Кто станет тебе писать? – осклабился дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть. Но, едва он глянул на текст, цвет его лица сменился с красного на зелёный быстрее, чем на светофоре. Впрочем, и зелёным дело не кончилось. Ещё секунда – и лицо дяди Вернона посерело, как засохшая овсяная каша. – П-п-петуния! – воскликнул он сиплым шёпотом.