Газетчик — страница 2 из 25

– Привет, Нина. Как хорошо, что я тебя дождалась. Деньги за август отдам.

Нина пожала плечами.

– Можно было через Алешу. Спасибо, конечно.

Вера достала из сумки кошелек, отсчитала несколько купюр и положила на кухонный стол.

– В августе у вас восемь занятий было, правильно?

Нина стояла у двери, не отвечая и не подходя к столу. А Алексей как ни в чем не бывало прошел по кухне и по-хозяйски заглянул в кастрюлю на плите.

– Наверное, – сказала наконец Нина. – Не помню.

– Пообедайте. Там суп и котлеты на сковородке. Что в школе интересного?

– А что там может быть интересного, в этой дурацкой школе? – пожал плечами Алексей. – Мам, ты нас задерживаешь.

И Алексей, и Нина явно ждали, что Вера уйдет. Но она почему-то не уходила. Сама не могла себе объяснить почему. Вроде все прояснилось. Все ее подозрения, что Алексей на самом деле не занимается английским языком с Ниной Шаровой из 11-го «Б», а деньги, которые выделяются из семейного бюджета на неправильные глаголы и сложные времена, Алексей и Нина просто делят пополам, – все эти подозрения не подтвердились. Вот Алексей, вот Нина. В руках у Нины учебник Эккерсли. Вроде все идет по плану. Но что-то в этой картине тревожило Веру, и она не могла объяснить, что именно.

– Как там Анатолий Аркадьевич Мокин поживает? – Вера упорно пыталась продолжить разговор, который никак не хотел завязываться. – Нина, он у вас тоже преподает?

– Да, Вера Александровна, историю.

– Интересно?

– Ну так. Вчера Ницше нам читал.

– Кого?

– Ницше. Философа.

– Зачем?

Нина пожала плечами:

– Не знаю.

– Интересно?

– Ну да. О том, что человек – только переходная ступень между животным и сверхчеловеком.

– И что ты об этом думаешь?

– Ма-ам, – заныл Алексей, – нам заниматься надо, а мне потом еще уроки делать. Время тикает.

– Подожди, – отмахнулась Вера, – мне просто интересно, зачем школьникам читать Ницше. Это что, есть в школьной программе?

– Я не знаю, – сказала Нина, – но мне кажется, в этом есть смысл.

– Какой? Насколько я помню, Мокин – историк. Он должен учить вас истории.

– Он говорит, что история никого ничему не учит. И учить ее нет никакого смысла. А вот стремиться стать сверхчеловеком – в этом смысл есть.

– Бред, – решила Вера, – совсем дед из ума выжил. Страна летит в пропасть, а он детям фашистскую литературу читает. Я подниму этот вопрос в РОНО.

– Не надо, Вера Александровна, пожалуйста, – попросила Нина, – мы его любим.

– Кого, Ницше? – не поняла Вера.

– Анатолия Аркадьевича.

Алексей взял из рук Нины учебник, отодвинул стул, сел за стол и с деловым видом стал листать страницы, давая понять, что разговор окончен.

– Ладно, занимайтесь, – махнула рукой Вера. Через секунду хлопнула входная дверь.

Вера вышла из дома. В ее душе царило смятение. Читать Ницше детям, это надо же додуматься! Вера никогда не читала Ницше, но в самой этой фамилии было что-то фашистское, пугающее. Понятно, в стране сегодня такой беспредел, что никто ни за что не отвечает. По телевизору ток-шоу о сексе, на прилавках книги, которые много лет были запрещены. Хотя с начала перестройки прошли уже годы, Вера никак не могла привыкнуть к переменам. Для нее все произошло слишком быстро. Или, может, слишком долго она прожила в мире ограничений и запретов.

Возле дома на скамеечке сидела Алена Игоревна Сторожева, известная всему поселку как Сторожиха.

– Здравствуйте, Алена Игоревна, – сказала Вера, проходя мимо.

– Подь-ка сюды, – велела Сторожиха.

– Алена Игоревна, я на работу опаздываю.

– Подь сюды, я сказала.

Вера подчинилась. Сторожиха кивнула на скамеечку рядом с собой.

– Присядь-ка.

Спорить было бесполезно. Вера села.

– У меня только три минуты. – Она посмотрела на часы. До конца обеденного перерыва оставалось семь минут. Если через три минуты ей действительно удастся уйти, за оставшееся время она успеет добежать до администрации. Опаздывать Вера не любила.

– Ты видела, Нинка Шарова с твоим Алексеем ходит?

Вера махнула рукой.

– Да при чем тут ходит? Она с ним английским занимается. Леше через год поступать, а он в английском ни бе, ни ме, ни кукареку.

– Смотри, Верка, потеряешь парня. Парень у тебя хороший, а Нинка эта – порченая.

– Ой, давайте не будем! – Вера вдруг рассердилась и встала.

– Смотри, мое дело – предупредить. Принесет тебе в подоле, что будешь делать?

Вера невольно оглянулась на окно своей кухни на втором этаже. Ей показалось, что на окне колыхнулась занавеска.

– Все, некогда мне. – Она развернулась и быстро зашагала в сторону администрации.

Сторожиха смотрела ей вслед, качала головой и долго что-то бормотала про себя.


В это время в квартире на втором этаже Алексей и Нина быстро раздевались, бросая одежду прямо на пол. Избавившись от одежды, они кинулись друг к другу. Не было ни ласк, ни прикосновений, ни поцелуев. Алексей схватил Нину, подсадил ее на кухонный стол и вошел в нее. Она закусила губу от боли, но не стала просить пощады. Они занимались любовью неумело, но изо всех сил.

Открытый учебник Эккерсли лежал на полу, под темно-зеленым платьем Нины.

3

Лупоглазый повернул ключ зажигания. Двигатель завелся сразу, с полуборота.

С красным от ярости лицом Малышев подбежал к «Волге», схватил лежащую на асфальте монтировку и с размаху всадил ее в левое переднее колесо машины. Монтировка легко воткнулась в черную резину, колесо коротко пшикнуло, и «Волга» слегка накренилась влево.

Лупоглазый втопил в пол педаль газа. Машина прыгнула вперед и в сторону и заглохла.

Монтировка крутанулась и отлетела. Малышев подобрал ее и несколько раз с размаху ударил по капоту. После третьего или четвертого удара монтировка пробила капот и, по-видимому, задела там внутри какой-то важный проводок. Как Лупоглазый ни крутил ключ зажигания, машина больше не заводилась.

– Вылезай, урод, – хрипло сказал Малышев. Через переднее стекло он видел, что Лупоглазый шарит в бардачке – что-то ищет. Его движения были быстрыми и судорожными, как в немом кино.

Малышев выдернул монтировку и шарахнул по боковому стеклу. К его удивлению, стекло выдержало удар. Он ударил еще раз. И еще. На стекле не осталось даже царапины.

Черт возьми. Это был не триплекс, а самое настоящее пуленепробиваемое стекло.

Малышев огляделся. Он подумал, что можно было бы тросом прицепить машину Лупоглазого к его «копейке» и доставить в Шиченгу, а там ребята помогут выковырять начинку из скорлупы. Правда, у Соловьева могли возникнуть вопросы.

Но у него уже была другая идея.

– Ладно, паразит. Посмотрим, как тебе вот это понравится.

Малышев поднял канистру, открутил крышку и стал поливать «Волгу» бензином. Сначала капот. Потом переднее стекло. Потом крышу. То, что осталось на дне, плеснул в боковое стекло. Стекло тут же покрылось радужными разводами.

Малышев самодовольно ухмыльнулся, увидев сквозь разводы по-прежнему ничего не выражающее лицо Лупоглазого. Достал из кармана зажигалку и показал ее Лупоглазому. Тот смотрел на зажигалку, но не двигался с места. Малышев крутанул большим пальцем ребристое колесико. В руке вспыхнул и заплясал маленький огонек.

Дверь «Волги» щелкнула и открылась. Лупоглазый вышел из машины.

– Давно бы так, – удовлетворенно кивнул Малышев и убрал зажигалку в карман.

Лупоглазый стоял прямо перед ним.

– А теперь-то что? – спросил он.

Малышев положил ему руку на плечо и развернул лицом к машине.

– Руки на капот, – скомандовал он.

Лупоглазый подчинился.

Малышев поднял монтировку и ударил Лупоглазого по затылку. Тот ткнулся лицом в капот и замер.

Несколько секунд Малышев смотрел на Лупоглазого, распластанного на капоте. У него был вид человека, который хорошо сделал свою работу и теперь хочет отдохнуть. Однако его работа еще не была закончена.

Первым делом он снял с правой руки Лупоглазого часы. Это были «Ролекс», настоящие, золотые, тяжелые и красивые. Малышев не удержался и надел их на руку. Дальше он открыл дверцу «Волги», взял Лупоглазого под мышки и перетащил его с капота в машину. Усадил на водительское сиденье.

За его спиной послышалось гудение.

– Этого еще не хватало, – проворчал Малышев.

Со стороны поселка по трассе ехала фура. Усатый мужик в зеркальных очках, восседавший за рулем, покосился на Малышева и спокойно перевел взгляд обратно на трассу. Фура проехала мимо. Малышев посмотрел ей вслед и на всякий случай запомнил номер.

Потом положил руку на дверцу машины и повернулся к Лупоглазому. И замер. Лупоглазый исчез. Секунду или больше Малышев смотрел на пустое водительское сиденье, а потом послышался негромкий звук – нечто среднее между скрипом и шипением. Малышев наклонил голову и увидел, как из его груди вылезло окровавленное острие монтировки.

Лупоглазый, стоящий за спиной Малышева, толкнул его ногой, и Малышев упал на водительское сиденье лицом вперед.

Лупоглазый засунул руку в карман Малышева, достал зажигалку, щелкнул и бросил ее на крышу машины. По крыше влево и вправо пробежала синяя волна огня.

Не оглядываясь, Лупоглазый быстро пошел в сторону желто-синей «копейки» Малышева, сел за руль и вырулил на трассу. Через секунду он ехал в сторону поселка.

Зашипела рация, прикрепленная к приборной панели, и женский голос передал сообщение всем патрулям: в Волоковце угнана серебристая «Волга», государственный номер А 142 МР 35. Лицо Лупоглазого ничего не выражало. Он выключил рацию и посмотрел на свое правое запястье.

Желто-синяя милицейская «копейка» резко затормозила, развернулась и поехала обратно. Она остановилась на пригорке примерно в полукилометре от места, где Малышев и Лупоглазый встретились. Лупоглазый вышел из машины и встал посреди трассы. Он смотрел на объятую пламенем «Волгу».

В нескольких шагах от нее стоял человек в комбинезоне защитного цвета. В одной руке у человека была корзина, в другой – длинная палка.