— Понял, граф.
Светка хмурится, немного разочарованная:
— То есть, нам даже не придётся ни с кем драться?
Я ухмыляюсь:
— Жаворонки на вас не полезут. Даю семьдесят процентов вероятности. Им сейчас важнее выдворить нас отсюда, а я уже согласился уйти. Так что просто постойте, полюбуйтесь архитектурой. Пошли, Змейка.
Горгона приподнимает голову, шипя:
— Я — Мать выводка, фака-а-а.
Мы уходим за здание, Змейка ступает за мной бесшумно, как тень. Оказавшись за дворцом, я окутываю нас обоих Облаком Тьмы, скрывая от посторонних глаз.
— Идем, Мать, — с усмешкой бросаю по мыслеречи.
— Рда, мазака.
Змейка легко проникает в Дворец понтификов, проходя прямо сквозь стену, а я следом, используя окно, скольжу внутрь.
Мы быстро проходим комнаты первого этажа и идем к подвалу. Стараемся не задерживаться — у нас мало времени. Дворец, словно огромный лабиринт, наполнен скрытыми переходами, ритуальными залами и коридорами, в которых тишина разбивается гулом сражений.
По пути доносятся приглушённые звуки ожесточённой борьбы: Жаворонки сражаются с охраной жрецов. На мгновение в боковом коридоре мелькает сцена схватки — Жаворонок в огненном доспехе едва уворачивается от биомолнии одного из жрецов. Мы проскальзываем мимо, скрытые Облаком Тьмы, так что ни те, ни другие не замечают нас.
По мере того, как мы углубляемся в подземелье, звук выстрелов и магических вспышек затихает. Интересно, а почем Жаворонки сюда не пошли?
Через пару поворотов я получаю ответ. Посреди коридора громоздится завал — массивная груда камней и обломков полностью перекрывает коридор. Понтифики, отступая, обрушили своды, пытаясь отрезать путь преследователям. К счастью, у меня в разгрузке есть артефакт для удалённой телепатии. Придётся потратить немного энергии, но что ж, я ещё не успел как следует повоевать.
Указываю Змейке на завал:
— Вперёд, Мать. Пройди сквозь камни и двигайся дальше по коридору.
Змейка кивает:
— Мать пошшшла, мазака.
Она легко проходит сквозь завал, как будто твёрдая каменная преграда для неё просто иллюзия. Я поддерживаю с ней связь через телепатию, чувствуя каждый её шаг и наблюдая её глазами.
Она движется дальше по коридорам и, наконец, оказывается за пределами Капитолия, выйдя в одном из укромных зданий поблизости. Внутри пусто. Она быстро поднимается на крышу, откуда открывается вид на дворцовые постройки.
И вот, она замечает понтификов — те уже у вертолёта, спешат занять места. Вертолёт гудит, винты раскручиваются, готовясь к взлёту. Змейка успевает зафиксировать, как понтифики поднимаются на борт, а лопасти начинают набирать скорость, поднимая машину в воздух.
Змейка шипит:
— Мазака, ускользают! Рррр! Мне пррррыгать за ними⁈
Я усмехаюсь:
— Не нужно, милая. Как говорится, врёшь — не уйдёшь. Возвращайся, Змейка.
— Я — милая, рррр, — огрызается она, но послушно поворачивает назад.
Связываюсь через кольцо с Леной. Лакомка сейчас занята сестрой, ей нужно время, чтобы прийти в себя, так что Лена отвечает за связь.
— Пора впустить в портал Золотого и Дубного с сеттью. Пусть сбивают вертолёт на юго-западе, ловят добычу, а затем, словно метеор, направляются на юг, за город.
— Уже передала гвардии у портала, — тут же откликается Лена.
Используя артефакт, я мысленно перемещаюсь в портальную комнату Капитолия, чтобы наблюдать за операцией. Через мгновение Золотой вырывается из портала стелы, каменщики-тавры расширили проход, чтобы пропустить громадного ящера через раструб подземелья. На драконе уже устроился Дубный, сжимая сеткомёт в руках.
Оставив тавров, я переподключаюсь на мысли Золотого.
Желточешуйчатый стремительно взмывает в небо, следуя направлению, которое я указал Лене. Взмах крыльев — и он с невероятной скоростью несётся к вертолёту, вырывая из пасти огненный поток. Пламя с оглушающим ревом обрушивается на вертолёт, сбивая его с курса. Машина, охваченная огнём, начинает падать. Пилот и охрана не выдерживают удара, но понтифики, выносливые Мастера, переживают крушение, пусть и тяжело раненые.
Дубный, спустившись к месту аварии, быстро накрывает понтификов сетью и ловко закидывает их на спину дракона. Золотой взмывает обратно в воздух, направляясь к винзаводу Лангу — нашей будущей временной базе.
Я усмехаюсь — понтификов взяли. Теперь, если Цезарю вздумается катить на меня бочку, у меня есть пряник, которым можно его утихомирить. Кстати, о прянике. Понтифики — это хорошо, но ещё важнее захватить самого Юпитерского. Интересно, как там дела у Ледзора?
Дворец главного жреца, Капитолийский холм, Рим
Ледзор с силой пинает Юпитерского, выбрасывая его прямо с балкона.
— Хо-хо-холод! Полетай, поп!
Тот с глухим ударом врезается в плитку, расплываясь кровавым пятном. Но нет, этого оказывается недостаточно. Геномант будто прилипает к камню, а затем, словно герой дешёвого фарса, встаёт на ноги — весь истекая кровью.
— Тревога! Тревога! — его вопль разносится, перекрывая весь шум во дворе, звонким эхом пробиваясь в коридоры дворца.
Крики разносятся по дворцу. В считаные секунды сбегается охрана. Правда, до Юпитерского добираются далеко не все. Основная часть стражи уже увлечена ожесточённой схваткой с цезарскими Жаворонками, которые не преминули прилететь на запах жареного.
Ледзор прыгает за ним вниз, приземляясь с глухим ударом. Стража замерла, не отрывая взгляда от его массивной фигуры, взъерошенной бороды и ледяного взгляда:
— Юпитер⁈ Это сам Юпитер⁈ — доносится потрясённый шёпот стражников.
Ледзор усмехается, поднимая топор:
— Хо-хо, обознались, внучата! Какой же я Юпитер⁈ Я — Одиннадцатипалый, хо-хо! А также Йоулупукки! Ледяной Медведь! Отмороженный Дед! Да много кто еще! Хо-Хо!
С тяжёлым топором в руках он набрасывается на охранников-Каменщиков. Гранитные доспехи под его ударами трещат, словно тонкий лёд под весом яростной зимы. Каменщики в отчаянии швыряют в него каменные глыбы, но Ледзор лишь ухмыляется, отшвыривая их, будто пушинки.
Каменные шлемы разлетаются под его кулаками и топором, эхом разносится его громогласный смех, оглушающий, как морозный ветер:
— Хо-хо-холод! И чего такие хрупкие⁈ Мясо надо было есть, а не макароны! Или это тёплый климат размягчил ваши кости⁈
Каменщики разлетаются кровавыми ошмётками — Ледзор с пугающей лёгкостью прорубается через них, как через щепки. Юпитерский, дрожа от ярости, вытягивает руки, метая в него био-молнии:
— Почему у тебя лицо нашего бога⁈
Ледзор легко уворачивается от разрядов, мгновенно сокращая дистанцию, и резким взмахом отрубает Юпитерскому руку:
— Хо-хо, чёртов геномант! Вашего бога, говоришь? Да я просто таким красивым родился!
Юпитерский, побелев от боли, здоровой рукой выхватывает из кармана нечто странное — багрового таракана. Не раздумывая, он сдавливает его и жадно отправляет в рот, громко чавкая.
Ледзор фыркает с усмешкой:
— Хо-хо! Так вы, оказывается, не только макароны предпочитаете?
Юпитерский с трудом проглатывает мерзкое существо и, едва отдышавшись, сквозь зубы сипит:
— Я не хотел прибегать к этому… Покровители дали мне его на крайний случай. Но ты сам напросился.
Вокруг Юпитерского начинает клубиться зловещая тёмная аура, его глаза наливаются кровью, а из уголков рта пузырится пена. Ледзор мгновенно понимает: перед ним уже не человек — Юпитерский одержим Демоном.
Демон захохотал, его голос прорезал воздух, словно ржавый клинок:
— Мразь да грязь! Наконец-то меня выпустили на волю!
Ледзор фыркает, крепче сжимая топор:
— Хрусть да треск! Ну ты и дуралей — сожрать сосуд с астральным дерьмом! Знаешь кто ты после этого? Дерьмоед, хо-хо!
Впервые Ледзор пожалел, что с ним сейчас рядом нет графа Данилы. Мочить этих существ — как раз по части телепатов. Но что ж, граф в другом месте, а значит, придется разгребать самому. Хо-хо, не впервой.
Юпитерский начинает искажаться, его тело разбухает и деформируется, превращаясь в отвратительный, колышущийся мясной пузырь, испещрённый вздутыми венами и уродливыми наростами. Из его тела тянутся плотные, жёсткие жгуты плоти, которые сжимают Ледзора, словно смертоносные змеи, обвивая его руки, ноги, грудь. С каждым мгновением они всё сильнее сдавливают его мышцы, лишая возможности двигаться.
— Мразь да грязь! — хохочет Демон, его голос звучит мерзко и визгливо. — Как бы ты ни был силён, без размаха ты меня не зарубишь!
Ледзор хрипит, с трудом переводя дыхание:
— Хрусть да треск! Какая вонь… потустороннее дерьмо….
Огромные путы из плоти давят всё сильнее, затрудняя каждый вдох. Воздух пропитан удушливым зловонием. Ледзор чувствует, как демонические щупальца обхватывают его грудь и начинают сжимать, словно пытаясь раздавить его рёбра. Ледзор, задыхаясь в этой отвратительной ловушке, прикрывает глаза…
Дворец главного жреца, Капитолийский холм, Рим
…И на его месте просыпается Одиннадцатипалый.
Хрусть да Треск! Мороз на кости!
Руки и ноги стянуты. Не пошевелиться. Так что же делать? Хо-хо, мороз — вопрос!
Одиннадцатипалый вгрызается в плоть демона, как безумная пиранья.
Его зубы с влажным хрустом разрывают жгуты тёмной плоти, выплёвывая куски в стороны, а часть проглатывая. Демон вопит от боли, сжимая его всё крепче, но Одиннадцатипалый не сдаётся — он продолжает грызть. Каждый укус приближает к свободе. Наконец, он прогрызает достаточно, обретая пространство для размаха руки.
— Хо-хо! Хрусть да треск! Давненько я не грыз человечину! — хохочет он, захлёбываясь в кровавом азарте. Мелькает воспоминание об Арктике, где ему однажды пришлось съесть собственную правую руку с одиннадцатым пальцем. Но демонятина? Это, пожалуй, новый опыт. — На вкус, как дерьмо моржа, хо-хо!
Вскинув топор, он обрушивается на врага, снова и снова вонзая лезвие в его плоть. С каждым взмахом из демона вырываются остатки жизни. И вдруг Одиннадцатипалый слышит короткое «тяв!» — и у него в руке оказывается взрыв-артефакт.