Он осекается, заметив раздражение во взгляде Цезаря. Император нетерпеливо хватается за подлокотники кресла.
— Уверен ли ты, что Юпитерского убил не лично Филинов? — спрашивает Цезарь, нахмурив брови. — Русский ведь телепат, возможно, ему не составило бы труда «прочитать» жреца.
Легат покачивает головой, стараясь говорить чётко и спокойно:
— Нет, Августейший, это маловероятно. В момент ликвидации Юпитерского Филинов находился под надзором наших людей и был с Жаворонками. Мы бы заметили, если бы он воспользовался телепатией. А даже если бы он каким-то образом «прочитал» Юпитерского, прошло всего полчаса с момента его смерти до исчезновения людей Филинова.
Легат слегка поднимает голову и внимательно смотрит на Цезаря:
— Им просто не хватило бы времени даже добраться до хранилищ, не говоря уже о том, чтобы вынести артефакты и золото.
Цезарь некоторое время молчит, обдумывая услышанное, затем кивает, выражение его лица меняется — в нём появляется удовлетворение:
— В итоге получаем, что Капитолий снова наш. Рано или поздно мы найдем артефакты жрецов.
— Именно так, мой Император.
— Это хорошо. Очень хорошо. — Настроение Цезаря улучшается. Он кивает гетере, лениво добавляя: — Сыграй что-нибудь нежное.
Девушка вновь касается струн, и тихие, мелодичные звуки заполняют комнату. Цезарь закрывает глаза, погружаясь в свои мысли и почти наслаждаясь моментом:
— Значит, хранилища остались в сохранности, Капитолий под моим контролем, Юпитерский мёртв… В итоге всё сложилось даже лучше, чем я мог рассчитывать. Русский мальчишка проделал для меня всю грязную работу и ушёл ни с чем — ни золота, ни артефактов, ни понтификов. Наивный юнец, хи-хи… — К счастью, Августейший не знал, что ошибается по всем трем пунктам, и юный телепат везде успел. А иначе Императору бы не было так весело. — Легат, обыщи весь Капитолий, я хочу, чтобы артефакты были найдены и надёжно защищены.
Затем он, как бы мимоходом, спрашивает:
— А что со статуей?
Легат, слегка поколебавшись, отвечает:
— Она снова заняла трон в разрушенном храме Юпитера. Очевидно, это магическая конструкция, вероятно, иномирского происхождения.
— Голем, что ли?
— Это вполне возможно, Августейший.
Причина сомнений легата кроется в явной нехватке специалистов. Жаворонки располагают множеством геномантов, сканеров, боевых магов и даже друидов, но вот с портальщиками, телепатами и руномастерами ситуация намного хуже. Жаворонкам далеко до уровня российской Охранки. Вот Красный Влад, тот и правда молодец: говорят, он даже привлекает иномирцев, тех же казидов, чтобы трудились на благо России. Пробивной мужик!
Цезарь принимает решение:
— Пора убрать её в подземелье, чтобы моя марионетка на месте главного жреца не оконфузилась, как Юпитерский. А если паства начнёт задавать вопросы о пропаже статуи, можно будет объявить, что Юпитер разгневался на Юпитерского и забрал её себе.
Легат осторожно спрашивает:
— А что делать с винзаводом Ланг?
Цезарь морщится:
— Ничего. Я дал слово сдури… кхм, вернее, в расчёте на немного другой исход. Теперь Филинов имеет полное право считать его своим трофеем. Пусть Луций займётся возвратом завода. И, кстати, передай префекту, что возвращение — не вопрос обсуждения, а его обязанность.
Погибнет Луций или мальчишка — Цезарь останется доволен в любом случае. Префект был верным слугой Юпитерского, а Филинов ведёт себя в Риме как хозяин, творя, что вздумается. Стравить этих бесов друг с другом — что может быть лучше?
Резиденция префекта Луция Марк Авита, Рим
Луций сидит в своём кабинете, окружённый начальниками гвардии, и в полном отчаянии почти рвёт на себе волосы. Как могло случиться, что винзавод захватили так быстро? Откуда у Филинова столько людей? Его раздражение растёт, и, не выдержав, он срывается на подчинённых, крича и требуя объяснений. Но те лишь молча переглядываются, пожимают плечами и, старательно избегая его взгляда, уставляются в пол, явно не имея ответов.
Вдруг раздаётся звонок телефона. Луций вскидывается, стиснув зубы, и берёт трубку. На линии — легат Жаворонков, и его голос звучит холодно и безапелляционно:
— Префект, Цезарь приказывает вернуть Ланг любой ценой. Не дело, чтобы один из лучших аппелласьонов Рима оказался под властью иностранца. Исправьте это.
Раздаются частые гудки. Луций раздражённо опускает трубку и, обведя подчинённых тяжёлым взглядом, отрывисто приказывает:
— Свяжитесь с Филиновым. Узнайте, какой выкуп он хочет за этот чёртов завод. И выясните, сколько у него людей.
Еду с жёнами, Настей, Ледзором и Змейкой в сторону Ланга. Темнота сгущается, прорезаемая лишь светом фар. В сопровождении идут четыре бронемобиля, а позади нас исчезает Рим — яркие столичные огни постепенно растворяются в зеркале заднего вида.
Мой род продолжает крестовой поход по Риму. Мы закончили в священном Капитолии, теперь очередь за элитным Лангом.
Тавры уже захватили винзавод и перекрыли единственную дорогу, ведущую из этого небольшого городка, так что все сотрудники, включая топ-менеджеров, остались внутри — никто не сбежит. Теперь весь город Ланг, все его двадцать тысяч жителей, у меня в заложниках. Это вынужденная мера, чтобы винзавод не опустел. Пока они пленники, но лишь временно — до тех пор, пока мы не введём их в курс дела. А там уж пусть сами решают, стоит ли покидать насиженные места. Ведь ничего по сути не меняется, только владелец предприятия.
Из багажника доносятся хрипы, приглушённые стоны и обрывки проклятий — голова Юпитерского, уложенная среди прочего груза, никак не желает смириться с происходящим. Временами до нас долетают бормотания, полные угроз и проклятий:
— Мразь да грязь! Только дайте мне испить крови десяти девственниц, чтобы отрастить себе руки и ноги… Нечестивцы! Порву вас всех! — раздается из багажника вместе со странными, едва слышными шипящими звуками. — О! Чую, здесь есть девственница! — добавляет он с хриплым торжеством.
Настя мгновенно краснеет, и тут же раздаются звуки, будто голова принюхивается.
— Ням-ням, какая аппетитная… Рыженькая, но не совсем. А волосы-то… не везде такие рыжие…
Не дожидаясь, пока тот договорит, я напрягаю мысли и ментальным усилием заставляю эту наглую голову замолчать. Настя, розовая как малина, опускает глаза и старается сосредоточиться на пейзаже за окном, избегая встречаться взглядами с остальными. Но через ее кольцо до меня доносится тихое по мыслеречи:
«Спасибо, Данечка».
Светка же морщится:
— Лучше бы радио играло. Почему она вообще живая?
Я поясняю:
— В голове Юпитерского обосновался Демон. — Поворачиваюсь к Ледзору: — Откуда вообще взялся этот «Мразь да грязь»?
Ледзор, как всегда грубовато, хохочет:
— Хо-хо, этот дерьмоед додумался сожрать таракана — здоровенного и толстого, как мой одиннадцатый палец. Хрусть да треск!
Настя и Камила переглядываются ошарашенно, а Светка лишь фыркает.
— Понятно, — киваю. — Сосуд с демоном.
— А ты смекаешь, граф, — усмехается в бороду Одиннадцатипалый, с интересом косясь на меня. — Уже сталкивался с такой дрянью?
— Именно с тараканами — не доводилось, это скорее специфика геномантов. Но понимаю, что такое ментальная ёмкость.
— Тогда в следующий раз передам такую астральную тварь тебе, — хмыкает Ледзор. — Мне больше по душе рубить того, кто способен чувствовать боль, а не просто отправляется в Астрал, чтобы переродиться.
Я окидываю Одиннадцатипалого новым взглядом. Морхал оказался совсем не прост. Он понимает, что его топор не может окончательно уничтожить Демонов, но при этом догадывается, что я обладаю силой, позволяющей убивать их навсегда — способностью, которую мне дали демонские когти. Выходит, Ледзор хорошо понимает природу моих резаков.
— Заметано, — лениво киваю. — Взамен увеличу тебе норму живых врагов.
— Только мне оставь кого-то, Даня, — тут же встревает Светка. Ну, без бывшей Соколовой ни одна пьянка…то есть бойня не обходится.
Камила тем временем достаёт салфетки и протягивает их Ледзору, чтобы тот вытер окровавленную бороду. Одиннадцатипалый благодарно кивает:
— Спасибо, внучка.
Кстати, самое время задать морхалу любопытный вопрос.
— Ледзор, давай колись: как ты умудрился стать Юпитером? Ну, тем самым истуканом, который восседает на троне в храме.
Ледзор морщится, вглядываясь в даль, словно выискивая в памяти давние события. Нехотя отвечает:
— Да это было сотню лет назад… Выпивал я тогда с одним макаронником, скульптором Фидием. Тот, видать, решил, что такая рожа, как у меня, — самое то для величественной статуи.
Светка фыркает:
— Сотню? Ну ты и дед, дед.
— И не говори, внучка, — ухмыляется Ледзор.
Я лишь киваю, делая вид, что поверил ему на слово. Морхал явно что-то недоговаривает, но пока оставим это. Статуе Юпитера точно больше пяти веков — это позволяет мне определить Дар Жоры, старые энергоузлы так просто не спутать. Конечно, облик Юпитера могли придать голему позже его создания, но… пусть эта деталь останется у меня на заметке.
Настя сидит тихо, взгляд её устремлён в окно, и явно что-то переваривает. Я мысленно обращаюсь к ней:
— Всё ли в порядке?
Она отвечает с каким-то растерянным смехом:
— Да, просто немного в шоке, Даня. Папа ведь никогда не возил меня за границу. Я была только в Москве. И вот никогда бы не подумала, что окажусь за пределами Русского Царства… и не просто погуляю по достопримечательностям, а захвачу Капитолий — на целых пару часов.
Я ухмыляюсь: ну конечно, обычная прогулка по историческим местам.
Тем временем Камила просматривает на экране телефона сообщение и внезапно вскидывает брови:
— Нас показывали по «Новостному Льву»… Представляете? Не успели выехать из города, а уже сенсация.
Для меня это вовсе не новость. Я сам позаботился о нужном освещении событий — через Лакомку. Ну а княжна Ольга откликнулась на предложение с явным энтузиазмом.