— Думайте быстрее, Лебовский! — он постучал по лбу согнутым пальцем. — Включите мозги, ну! От вашего доппельгангера пострадала его девочка, потом умер Федор Кузьмич со всеми этими… явлениями… Потом он свозил вас к гадалке, которая… Честно говоря, я не совсем уверен, что верно понял все, что она сказала. Зато более чем уверен, что он-то как раз отлично понял! Возможно, мы с вами как раз и не уловили, что именно важного было сказано в этом разговоре… А потом он торопливо сбежал. Вам это не кажется подозрительным?
Вообще-то, до этого момента не казалось. Я мысленно поставил себя на место Кащеева. Вот появился новый студент, возможно перспективный, но пока непонятно. И вот у него обнаруживается проблема. Потенциально смертельно опасная. И избавиться от этой проблемы можно очень простым способом. Как же я поступлю?
— Возможно, вы правы… — проговорил я.
— Нам с вами не в бумажках нужно ковыряться! — воскликнул Ларошев, взмахнув зажатым в руке личным делом. — А немедленно бежать к Гезехусу! Если еще не слишком поздно…
Ларошев бросил личное дело и книгу на коробки и бросился к двери. Помимо воли мне передалось его волнение, и я поспешил за ним. Не забыв, правда, прихватить с собой папку того бедняги. Я не очень пока представлял, что именно мне угрожает, но в одном Ларошев был прав — рановато мне считать Кащеева своим однозначным другом и доброжелателем. Кроме того, я про него ничего не знаю. В общем, незачет, Лебовский, по сбору информации!
Ларошев почти бежал, я едва за ним успевал. На повороте к лестнице он замер, повернулся ко мне и приложил палец к губам. Я прислушался. Никаких подозрительных звуков. В холле явно было довольно много народу. Было слышно, как кто-то ходит, разговаривает вполголоса, стараясь не нарушать тишину альма-матер, кто-то тихонько захихикал. Что-то круглое и стеклянное упало и покатилось.
— Не самое лучшее место для засады, — сказал я. — Владимир Гаевич, если мы будем шарахаться от каждой тени и выглядывать из-за каждого угла, мы привлечем к себе гораздо больше внимания, чем нужно. Внутри университета меня никто убивать не будет, как мне кажется. Так что просто пойдемте к ректору кратчайшим путем.
— Вы плохо знаете Кащеева, — прошептал Ларошев. — Вот как мы поступим. Сейчас я выйду в холл, и если все в порядке, то вернусь за вами.
— Договорились, — я кивнул. И подумал, что если гипотетический убийца прячется среди болтающихся в холле студентов, то вряд ли у Ларошева глаз настолько наметан, чтобы его отличить от других-прочих. А потом мне пришло в голову, что я опять тороплюсь с выводами. Потому что про Ларошева я тоже ни черта не знаю. Увидел кучерявого пьющего парня по прозвищу Бабка-Ёжка, наклеил на лоб ярлык «не опасен» и расслабился. Я усмехнулся. Кажется, у Ларошева есть сверхспособность — заражать всех вокруг своей паранойей. Выпучил глаза, сделал значительное лицо, вытянул палец вверх — и вот я уже прячусь за углом подвала, опасаясь убийц, которых может подослать Кащеев. Смешно.
Да уж, смешно.
В этот момент я вдруг понял, что жду Ларошева уже довольно долго. Чтобы выйти в холл и оглядеться многовато пятнадцати минут, которые уже прошли с момента, как он меня оставил. Хотя, может он просто отвлекся на какой-нибудь необычайно важный спор о роли министра финансов в становлении личности государыни Елены, а про меня забыл.
По затылку пробежал холодок, словно сквозняком волосы пошевелило. «Так, Лебовский, — сказал я себе. — Лучше быть живым параноиком, чем мертвым оптимистом…»
В этот момент по лестнице раздался дробный топот. Кто-то бежал вниз, не особенно скрываясь. Я замер.
— Эй, Лебовский, ты тут? — громким шепотом проговорил кто-то. — Меня Бабка-Ёжка послал.
Это была девушка. Волосы аккуратно заплетены в косу, юбка длинная, блузка застегнута до самой шеи. Типичная отличница из хорошей семьи. Никакого оружия в руках, сумки, где его можно спрятать, или еще чего-то подобного. Лицо незнакомое, что, впрочем, неудивительно. Все-таки в универе учится немало людей, запомнить их всех… Ну, такое.
— Лебовский? — повторила она беспомощно.
— А где сам Ларошев? — спросил я, выступая из тени.
— Тссс! — она сделала шаг ко мне и прижала палец к губам. — Он встретил Кащеева и не может прямо сейчас идти за тобой. Прислал меня сказать, что тебе туда нельзя. И чтобы я тебя вывела из универа через подвал. Не ходи в холл, идем за мной!
Я отступил на шаг, не подпуская на всякий случай незнакомку вплотную. Какая-нибудь Феодора запросто может вырубить одним касанием, где гарантия, что эта отличница не способна на что-то похожее?
— Идем скорее! — сказала она нетерпеливо. — Тебе нельзя выходить в холл!
«Не бросай меня в терновый куст», — невольно подумал я, уже всей кожей ощущая сгущающуюся вокруг опасность. Я представил, как эта девушка с неподдельными слезами на фиалковых глазах рассказывает, как я споткнулся и неудачно упал в пролом. Сломал шею, какой ужас! Она ничего не смогла сделать, хоть и пыталась… «Что мы делали в подвале? О боже, не спрашивайте, мне ужасно стыдно…»
Я отступил еще на шаг, не позволяя девушке взять себя за руку и потащить за собой куда-то в глубину университетских катакомб.
— Ты меня боишься? — она сделала большие глаза. — Не думала, что ты такой трусишка…
Предчувствие угрозы и встроенный детектор лжи заорали в моей голове в два голоса. Я секунду прислушивался, чтобы убедиться, что в холле все еще есть люди, прянул в сторону, чтобы обойти отличницу, не коснувшись, и в несколько скачков преодолел лестницу наверх.
Выскочил в холл. Бросил два быстрых взгляда направо-налево. Троица парней, рядом с ними сумка на полу. Две девушки на кожаном диванчике. Седой препод сидит на банкетке, а вокруг — стайка парней и девчонок. Одиноко подпирающий стену здоровяк со скучающим видом. Ларошева не видно, Кащеева тоже.
Обычным шагом я направился к главному входу. Ну как, обычным… Стараясь двигаться так, чтобы рядом со мной все время находились другие люди. Этот долбаный холл был устроен таким образом, что посадить убийцу здесь можно сразу в нескольких местах. Уследить за которыми…
Что-то свистнуло совсем рядом с моей щекой, опалив кожу. Звука выстрела я не услышал. Завизжала одна из девушек на диване. Я нырнул в сторону, попытался по-быстрому сориентироваться, откуда стреляли, но какое там…
Скучающий здоровяк неожиданно быстро переместился поближе к двери. Ага, понятно. Кто еще?
Снова свистнула пуля. На этот раз еще более мимо, чем в прошлый.
До входной двери осталось каких-то пять шагов.
К раненой девушке начал сползаться народ. Я двинулся в том же направлении, здоровяк дернулся, сделал шаг от двери, но передумал и встал, перекрывая собой проход.
Вжжжиууу! Теперь завизжали сразу несколько девушек — пуля попала в окно, осколки посыпались на диван.
— Только без паники! — поставленным голосом провозгласил седовласый.
Ну да, лучше слов в такой ситуации просто не подберешь, молодец какой!
Троица парней бросилась к двери. Они попытались оттереть здоровяка в сторону, но тот уперся.
Рассуждать было особо некогда. Окна, конечно, были слегка высоковато, но так будет однозначно быстрее, чем пытаться пролезть в дверь сейчас.
Я быстрым прыжком переместился к дивану, наступил одной ногой на спинку, оттолкнулся и отправил тело в длинный прыжок через выбитое окно.
Удар об землю. Перекат.
Бежать вперед, к дороге, нельзя — пустое пространство простреливается все целиком. Вдоль стены, вбок.
Потом в парк. Сначала перебежать дорожку, потом пригнуться и проскочить через центр вдоль аккуратно подстриженной живой изгороди. Потом забираем еще правее, почти по дороге к мызе. Но не сворачиваем.
А дальше, дальше.
В ту часть парка, за которой никто сейчас особо не ухаживает.
Мимо заросшей беседки Ларошева.
Я замер рядом с прибрежными кустами. Прислушался. Прямо над головой изо всех сил голосила какая-то птица. Течение реки приносило из города собачий лай, смутное бормотание, звук гудящих клаксонов.
Возможно, за мной никто и не гнался…
Но стоило мне об этом подумать, как хрустнула ветка в том месте, где вообще-то была не должна. Не раздумывая, я нырнул в темную воду Томи.
Вынырнул у самой кромки берега. Осторожно, выглянул из-за кустов, стараясь рассмотреть своих преследователей. Но через листья мне было видно только то, что их двое. Во всяком случае, видел я двоих. Переместиться и рассмотреть получше у меня возможности не было. Слишком близко. Если начну плескаться и шевелить ветвями ивняка в безветренный день, привлеку к себе внимание и получу пулю в башку.
Я снова ушел под воду и поплыл по направлению к городу. В принципе, если напрячься, можно попробовать этих двоих… «Что, Лебовский?» — спросил я сам себя и понял, что не хочу никого убивать. Что бы я там ни чувствовал, как бы не ерепенился, но я был для Кащеева проблемой. Решить которую он попытался в меру сил и возможностей. Проламывать черепа и сворачивать шеи его исполнителям — такая себе идея. Ребята точно ни в чем не провинились… «Так что, Лебовский, реши проблему, а потом придешь», — сказала я себе. Поднялся на поверхность, сделал вдох и снова ушел под воду.
Я выбрался на берег, не доплыв до устья Ушайки, между двумя доходящим до воды заборами. Свидетелями моего «триумфального» прибытия на берег стали белая коза, которая даже ради такого случая перестала обжевывать куст у одного из заборов, и ребенок лет, наверное, трех, который, кажется, вообще не обратил на меня никакого внимания, потому что охотился на что-то под листьями капусты.
Я вылил воду из ботинок, слегка отжал пиджак, печально посмотрел на две промокшие папки… Ладно, попробую что-нибудь с этим сделать. Но потом. Позже. Надо добраться до дома своих. Рассказать им уже, в какую историю я влип, и подумать, как бы из этого выбраться. Можно было сходить, например, к бабке, которая…
Я замер от неожиданной мысли. К бабке меня привез Кащеев. Если Гезехус в теме, то Кащеев знает, где живут Натаха, Гиена и Бюрократ. То есть, убежища у меня нет по большому счету. Ну, то есть, возможно, что Кащеев не интересовался, с кем я там прибыл и куда их поселил в городе. Но лучше на всякий случай считать, что засада может быть в каждой известной мне точке.