– Не ругайте Лену, – пискнул Диник. – Её уже тётя Руза поругала. Сказала, что выгонит нас.
– Диник, иди к Марине, – попросила Лена.
– Нет, я тебя подожду.
– Иди!
– Я с тобой!
– А хочешь булочку? – вдруг спросила старушка.
– Ведьмы в сказках тоже булочки предлагают, – заявил Диник, и Лена подумала, что теперь нового скандала точно не избежать. Но старушка не обиделась, а очень серьёзно ответила:
– Ничего подобного. Ведьмы заманивают детей пряниками. Пряничными домиками. А этот, как видишь, самый обыкновенный. Так что можешь не волноваться.
– Спасибо, но нам пора, – сказала Лена самым твёрдым своим голосом. Зря старалась. Старушка отказ не приняла, потому что Лена и так её оскорбила, а теперь снова расстраивает. Это уже слишком, знаете ли. Никакого уважения. И вообще, она приглашает не Лену, хотя так и быть, проявит великодушие и позволит ей тоже войти. А вы что же, молодой человек? Боитесь?
Кто? Диник? Да никогда!
Александра Антоновна (Лена несколько раз мысленно повторила её отчество, чтобы больше не забывать) оказалась гораздо щедрее тёти Рузы и разрешила Динику осматривать и трогать всё что угодно. Хоть квартирка у неё однокомнатная, Динику было где разгуляться. Он постучал пальцем по клавишам пианино, понюхал искусственные цветы в вазе, ощупал бесчисленное множество фарфоровых девушек и глиняных зверей, лизнул ароматную толстую свечу с восковыми ангелами. Лена не пыталась его приструнить – старушка сама напросилась. А та только радовалась Диниковой любознательности и охотно рассказывала о каких-то людях, которые дарили ей эти безделушки сто лет назад. Потом Диник заметил часы с кукушкой и попросил показать ему птичку. Легко! Поставили к стене два стула и минут десять вертели стрелки, снова и снова выманивая кукушку из-за маленькой дверцы. При этом Александра Антоновна веселилась не меньше Диника. Лена не участвовала, чинно сидела в кресле и ждала удобного момента, чтобы уйти. А Диник ждал обещанных булочек.
За чаем он сказал, что здесь лучше, чем у тёти Рузы. Руза сердитая и в свою комнату не пускает. Каких-то тётенек иногда пускает, сидит там с ними по часу, шепчется, а Динику нельзя. Александра Антоновна ответила, что это пройдёт, Рузе надо привыкнуть, а сердится она больше для вида.
– Ой, у вас тоже трещинки и пятна на стене, – заметил Диник. – А вон там обои висят.
Александра Антоновна покосилась на Лену, рассказала про сырость и старый ремонт.
– Наш папа лучше всех ремонты делает, он так работает, – сказал Диник. – Вот бы он и вам сделал.
– Это было бы замечательно! – обрадовалась Александра Антоновна.
– Но он сейчас не может, потому что заболел. А мы уехали…
Лена с силой поставила чашку на блюдце. Так, что по комнате раскатился высокий предостерегающий звон.
– А мама тоже работает? – невозмутимо поинтересовалась Александра Антоновна.
– Угу, – Диник бросил опасливый взгляд на Лену, но решил рассказать: – Мама Марина – учительница, по интернету.
– Вот как? Я тоже учительница! – обрадовалась Александра Антоновна.
«Почему я не удивляюсь?» – подумала Лена.
Кот появился словно из воздуха. Лена совершенно точно знала, что секунду назад его не было, а теперь пожалуйста – сидит на подоконнике и посверкивает жёлтыми глазами.
– Смотрите, котик пришёл! – обрадовался Диник.
Только это был никакой не котик, а именно кот. Кот. Тощий серый хищник с порванным ухом и недружелюбной наглой мордой.
– А вы не говорили, что у вас котик есть, – Диник посмотрел на Александру Антоновну с укором, потому что она утаила от него главную драгоценность.
– У меня нет, – ответила она. – Этот красавец ничей, то есть – свой собственный. Очень независимое животное. Он ходит где хочет, вот сейчас захотел побыть у меня.
– А можно погладить?
– Сомневаюсь, что ему понравится.
– Я чуть-чуть.
– Ну попробуй.
Диник осторожно сполз с дивана и крадучись пошёл к окну. Кот сидел за тюлевой занавеской между двумя горшками с фиалками и спокойно наблюдал за его манёврами. Треугольная морда выражала скуку. Диник легонько отвёл занавеску в сторону и вежливо сказал:
– Здравствуй, котик. Можно тебя погладить?
Кот не шелохнулся. Молчание – знак согласия, Диник часто слышал от взрослых это странное утверждение, в котором нет никакой логики. Но взрослые на то и взрослые, чтобы понимать больше, чем он. Значит, кот не против. Диник медленно протянул руку, провёл по серой шерсти от головы по шее и спине. Ничего. Значит, можно гладить ещё.
– Ты глянь, подпустил, – удивилась Александра Антоновна. – Но не увлекайся, он с характером.
– Он хороший, – уверенно сказал Диник. Погладил ещё раз и вдруг воскликнул: – Там девочка!
– Где? – не поняла Лена.
– В окне. Улыбается. Привет!
Кот фыркнул и отвернулся, а Диник замахал кому-то рукой.
– Какая девочка? – заволновалась Александра Антоновна.
– Обыкновенная. Вроде Лены. Голодная, наверное.
– Почему голодная? – Лена увидела, как побледнело лицо Александры Антоновны, и тоже встревожилась.
– Если она живёт в вампирском замке, то должна быть голодная, – веско сказал Диник, который считал себя знатоком после мультсериала про маленького Дракулу.
С резким металлическим звуком скользнули кольца по карнизу – Александра Антоновна отдёрнула тюль в сторону. Лена выбралась из кресла и тоже подошла к окну.
– Там никого нет, – сказала Александра Антоновна.
– Нет, – согласился Диник. – Может, она только со мной хотела познакомиться? А от вас спряталась.
– Тебе показалось. Какое-нибудь отражение, или свет преломился, мало ли что.
– Ничего и не показалось. Я её видел! В замке!
– Ты не мог никого видеть, в том доме никто не живёт, он давно заколочен.
– А что это за дом? – спросила Лена. – Он и правда жуткий.
Дом из бордово-коричневого кирпича нависал над улицей, накрывал её густой тенью, забирал свет и воздух. Широкий, тяжёлый, подавляющий. Но при этом будто стремящийся к небу. Из-за башенок по краям, стрельчатых окон, многогранной остроконечной крыши с резным флажком флюгера. Действительно готический замок. Мрачный, но прекрасный.
– Это пасторат лютеранской церкви, – сказала Александра Антоновна, не отводя глаз от окна. – Саму церковь переделали в жильё для рабочих. Давно, в начале прошлого века. Большевики тогда боролись с любой религией, повезло, что вообще не снесли. А пасторат, в котором ещё школа была, оставили как есть. Хотя нет, кое-что изменили. Видите надпись под крышей?
– Нет, – сказал Диник.
– Да, – сказала Лена. – Только разобрать не могу, набор букв какой-то.
– Там написано «Детприёмник НКВД». Вот что они устроили.
– А что такое «детприёмник»?
– Это… как объяснить? Такое место, куда привозили детей, у которых нет родителей. Совсем нет, или когда родители в тюрьме.
– А-а-а, – протянул Диник.
А Лену передёрнуло.
Лена велела Динику идти к тёте Рузе и Марине, сказала, что кое-что проверит и тоже придёт. Но Диник упёрся: я с тобой, и всё тут. Они попрощались с Александрой Антоновной и теперь стояли у крыльца. Лена не собиралась уступать, Диник тоже. Встал в позу, надулся из вредности. Почему это она его отсылает? И куда собралась? За ворота? Нельзя! Они ведь пообещали Марине, что не пойдут со двора.
– Вот и не ходи, – сказала Лена. – Я сама.
– Нет!
– Подожди здесь.
– Нет, пойдём домой вместе.
Лене надоело спорить:
– Короче. Я иду, а ты сам решай. Мне всё равно.
Она быстро развернулась и направилась к воротам. Вышла на улицу. Оглядела пустую дорогу, неприметные здания за ней и повернула за угол. Диник плёлся позади и бормотал, что обещания нарушают только вруны, а он, Диник, не врун, но из-за Лены – врун, но он не хотел, это она виновата, во всём виновата, потому что считает себя слишком умной, а сама не умная.
– Стой, – сказала Лена. – Что ты видишь?
– Ничего, – буркнул Диник.
Они обошли часть дома и оказались в тупике – несколько сараев, мусорные контейнеры, деревья и заросли высоченного камыша с жёсткими сухими стеблями и пушистыми метёлками наверху.
– И я – ничего.
Лена внимательно осмотрела стену их дома. Так и есть, вот окно Александры Антоновны. Её горшки с фиалками, тюль, серый кот на подоконнике. Щурит жёлтые глаза по ту сторону стекла. Её окно, никаких сомнений. А напротив…
– Диник, здесь должен быть пасторат. Вампирский замок.
– С чего ты взяла?
– С того. Но его здесь нет.
Да, его там не было. Диник подтвердил. И сказал ещё: нету и нету, что такого.
Действительно – что?
Марина редко злилась, чаще бывала расстроенной или напуганной, как сейчас. Хотя сейчас и злилась немножко.
– Вы же обещали! Обещали! – повторяла она. – Как вам теперь доверять?
– Мы недалеко, только за угол и обратно, – оправдывалась Лена.
– Я же просила, объясняла! Ну зачем?
– Так получилось…
А Диник подошёл, обнял Марину за ноги и сказал:
– Доверяй нам, пожалуйста. Мы больше не будем, – знал, что это работает безотказно.
Марина закусила губу, прерывисто вздохнула и тоже обняла Диника. И с такой безысходностью посмотрела на Лену, что та ссутулилась, стараясь стать меньше. Лучше бы ударила. Но Марина никогда не ударит, даже не накричит. Ей это не нужно: один взгляд – и у Лены внутри всё сжимается от чувства вины. Только у самых дорогих людей бывает подобная сила взгляда.
Конечно, Марина испугалась. Когда пришла к Александре Антоновне и не нашла там детей. Когда обошла двор, заглядывая в тёмные закоулки и подвальные окошки. Когда стояла у ворот, гадая, в какую сторону бежать и надо ли при этом выкрикивать их имена. Когда подумала, что больше их не увидит, осознала, насколько близко непоправимое – оно всегда стоит за плечом и не щадит даже хороших людей. А она, Марина, была хорошей? С точки зрения других – вряд ли.
А для Лены?